Город оказался в лучшем состоянии, чем любые другие виденные Дальгардом. Но у него не было никакого желания заходить в зияющие двери. Город словно отвергал его и весь его род, как будто для сохранившегося здесь прошлого он все равно что прыгун или короткоживущая порхающая птица-бабочка.

— Все древнее, древнее…, и во всем знания… — уловил Дальгард мысль Сссури. Он был уверен, что водяной испытывает то же тревожное ощущение, что и он сам.

Улица привела их на площадь, окруженную грандиозными зданиями. И тут они сделали еще одно открытие, которое заставило забыть о запретных знаниях и разбудило ощущение нормальной, ежедневной опасности.

В центре площади находился фонтан. Больше в нем не играла вода, но из него вытекал небольшой ручей. И на берегу этого ручья в грязи глубоко отпечатался след ящера-дьявола. Почти взрослый, решил Дальгард, измерив след пальцами. Сссури быстро повернулся, изучая окружающие здания.

— Час…, может, два… — дал Дальгард охотничье заключение возраста отпечатка. Он тоже смотрел на эти здания. Встреча с ящером-дьяволом на открытом месте — одно дело, но играть с ним в прятки в таком муравейнике — совсем другое. Он надеялся, что рептилия ушла отсюда в открытую местность, но все же испытывал сомнения. Эти здания представляют собой прекрасное убежище, ящер-дьявол вполне может устроить в них свое логово. А ящеры-дьяволы не живут в одиночку!

— Попробуем у реки, — посоветовал Сссури. Как и Дальгард, он сразу согласился с необходимостью преследования. Ни одно разумное существо не упустит возможности убить змееящера, если такой случай подвернется. А водяной и разведчик много раз шли по такому следу вместе. И они сразу принялись исполнять свои роли, с привычкой, выработанной долгой практикой.

Они выбрали направление к реке и через несколько ярдов увидели доказательство, что водяной догадался верно: на слое наносной почвы глубоко отпечатался еще один след.

Здания здесь были другого типа, без окон, возможно, склады Но Дальгарду больше всего понравилось, что у всех них плохо запертые двери. Зверю здесь негде затаиться и подкарауливать их.

— Мы заранее услышим его запах. — Сссури уловил тревогу разведчика и дал свой ответ.

Конечно, они уловят запах издалека: ничто не может скрыть зловоние логова ящера-дьявола. По пути Дальгард усиленно принюхивался. Незнакомые запахи задерживались у этих зданий, но среди них нет отвратительных — пока.

— Река…

Да, впереди река; путь их закончился у верфи, построенной над маслянистым потоком. По обе стороны глухие стены. Если ящер-дьявол прошел этим путем, укрыться ему негде.

— За рекой…

Дальгард покорно хмыкнул. Почему-то ему не хотелось переплывать реку, не хотелось, чтобы медлительная вода с ее коричневым оттенком касалась его кожи.

— Вплавь не придется.

Дальгард посмотрел, куда указывал палец Сссури. Но то, что он увидел, не очень его успокоило. На волнах подпрыгивала лодка, по форме такая же чужая, как окруживший их город.

Раф смотрел на широкую равнину; рассветный сумрак придавал всему серый оттенок, смягчал расстояния и позволял увидеть, как вечно колышется на ветру трава. Пилот пытался поить, что делает эту картину такой нетронутой, свежей и новой. На Земле тоже есть обширные районы, покинутые после Большого Пожара атомной войны или позже, после восстания, уничтожившего империю Мира, который отбросил человечество назад по дороге цивилизации. Но даже бывая в этих диких местностях, Раф никогда не испытывал такого ощущения. Он готов был поверить, что записи, которые показал ему Хобарт, неверны, что этот мир никогда не знал разумной жизни, сосредоточенной в городах.

Он медленно спустился по рампе, глубоко вдыхая свежий воздух. Когда взойдет солнце, станет теплее. Но сейчас именно такое утро, которое заставляет радоваться тому, что ты жив — и молод! Может, отчасти действовало и то, что он свободен от корабля, что он больше не просто дополнительный груз, а человек с определенными обязанностями.

Космонавты обычно молоды. Но до сих пор Раф никогда не испытывал беззаботности молодости. Сейчас же ему хотелось нарушить приказ, поднять флиттер в небо, направиться в начинающее голубеть небо не просто для испытательного полета, не лететь к городу Хобарта, а просто кружить над обширным морем травы, самому увидеть все чудеса планеты.

Но дисциплина, к которой он приучал себя почти с самого рождения, заставила проверить флаер и ждать, внутренне кипя от нетерпения, ждать, пока к нему не присоединятся Хобарт, Лабле и Сорики, связист.

Ждать пришлось недолго. Вскоре эти трое, увешанные оборудованием, тоже спустились по рампе, и Раф сел за приборы управления флаером. Он включил поле, которое будет служить ветровым щитом, и поднял флиттер в набирающее цвета утреннее небо. Рядом Хобарт нажал кнопку автоматической записи, а на заднем сиденье Сорики надел на голову наушники. Они не только делали запись всего увиденного, они непрерывно связывались с кораблем, который уже превратился в серебряный карандаш далеко сзади.

Спустя два часа они установили по крайней мере одну причину изоляции района, в котором совершил посадку РК-10. Под ними поднялись пологие холмы, а впереди, за многие мили, стали видны неровные вершины горного хребта на бирюзовом фоне неба. Это почти непреодолимая преграда для любого путника: в узких долинах и разорванных хребтах нет легкого пути. А небольшой ручей, вдоль которого они летели, спускался в долину целой серией великолепных водопадов. Дважды пролетали они над густыми зарослями деревьев, настолько тесными, что сверху они напоминали сплошной сине-зеленый ковер. Пробиться сквозь такой лес — задача невозможная.

Четверо во флиттере разговаривали редко. Раф все внимание сосредоточил на управлении. Часто встречались неожиданные воздушные потоки, и приходилось быть постоянно настороже, чтобы удерживать маленький флиттер в ровном положении. И потому пилот лишь урывками видел местность внизу.

Наконец пришлось высоко подняться над растительностью нижних склонов, чтобы перевалить через вершины. Запас воздуха за защитным полем оставался постоянным, можно было не опасаться отсутствия кислорода. Раф про себя подумал, что этот хребет по высоте вполне может поспорить с самыми высокими азиатскими горами на его родной планете.

Когда они поднялись над самыми высокими вершинами, чуть не произошла катастрофа. Порыв ветра, как гигантской рукой, подхватил флиттер, и Раф отчаянно боролся с управлением. Флиттер быстро терял высоту. Если бы пилот не ожидал заранее чего-нибудь подобного, они разбились бы об одну из вершин, рядом с которыми пролетали. Раф, с пересохшим ртом, с вспотевшими руками, снова поднял флиттер, поднял выше, чем необходимо, перевалил через последний хребет и увидел впереди спуск к равнине, которую горы разрезали пополам.

— Совсем чуть-чуть. — Четкий лекторский голос Лабле перекрыл гул мотора.

— Да, — подхватил Сорики, — могли бы стать мясом для шашлыка. Парень свое дело знает.

Раф чуть криво улыбнулся, но ничего не ответил. Он обязан знать свое дело. Иначе зачем он здесь? Все они специалисты в одной или нескольких областях. Но у него хватило здравого смысла промолчать.

Местность с юга от гор оказалась не такой, как дикая северная равнина.

— Поля!

Не требовалось указания Лабле, чтобы их увидеть. Местность внизу была искусственно разделена на длинные узкие полосы. Но растительность на этих полосах не отличалась от травы, которую они видели вокруг корабля.

— Поля не обрабатываются, — отменил ученый свое первое заключение. — Заросли травой.

Раф уменьшил высоту полета, и поэтому когда в зарослях кустов и деревьев показался купол, они пролетели над ним всего в пятидесяти футах. В округе дома не было никаких признаков жизни, а густые заросли свидетельствовали, что дом покинут не один год. Лабле хотел сесть и осмотреть строение, но капитан намерен был добраться до города. Одинокое здание мало что знает по сравнению с тем, что они могут узнать в метрополисе. И, к облегчению Рафа, он получил приказ продолжать полет.