На пороге в кабинет доктора Нейпера темнело широкое коричневое пятно какой-то жидкости. И вонь кроков была так сильна, что его чуть не стошнило. Здесь же валялся один из нападавших. В последние секунды своей жизни доктор Нейпер сумел достойно встретить одного из своих убийц. Тем не менее оставшиеся пришпилили дротиками обезглавленное тело терранца к письменному столу. Череп доктора, возможно, сохранят как череп вражеского воина, погибшего в сражении. Бросив в ту сторону только один едва не вызвавший тошноту взгляд, Риз обратил все свое внимание на цель его появления здесь. Мензурка уцелела, сияющая изумрудная жидкость посверкивала в шкафу. Он вставил указательный палец в щель под этой полкой и повертел им вправо-влево, чтобы чувствительная пластинка совместилась с его плотью.

Вспыхнул призрачный свет, защитное поле исчезло. Риз схватил пробирку, а следом стоявшую рядом коробку с записями. От дядюшки Мило и остальных жителей этого поселка, наверное, не останется никакого другого воспоминания, кроме сделанного ими открытия, и, взяв с собой эту пробирку, он отдает последнюю дань проекту, в который был вовлечен помимо своей воли.

И снова вниз, в туннель; для безопасности Риз взял пробирку в рот и, сунув коробку с лентами под рубашку, стал пробираться назад. Похоже, удача пока была на его стороне, и тут его кольнуло сомнение, а не слишком ли все удачно складывается у него. Снова появилось предчувствие, та странная форма чувствительности, которую он не мог выразить словами, но с которой он родился и которую развивал во время учебы. И оно предупреждало его. Это ощущение еще больше усилилось, когда он выбрался из туннеля в зал с резервуарами. Здесь стояла полная темнота, и снова его охватил страх. Что если ему не удастся снова поднять дверь туннеля и это место станет для него смертельной ловушкой? Хотя, конечно, он всегда может вернуться в лабораторию. И все же внутреннее чувство тревоги твердило, что что-то идет не так, что теперь он в опасности. Риз не знал, какая это опасность, и мучительно размышлял, возвращаться ли ему назад или идти вперед? Пытаться выбраться из лаборатории через двор или же попробовать вновь поднять эту дверь... чтобы, быть может, оказаться перед лицом дожидающихся его кроков.

Риз начал подниматься по лестнице, прижался к двери, положил ладонь на нее и надавил. Затем, давя изо всех сил, начал приподнимать люк. Тот со стуком грохнулся на землю, взметая песок и камешки гравия. Рука сжимала бластер наготове, но перед ним никого не было —- только медленно ползущие тени.

Вверх, наружу, подтянуться, перевернуться — и вот он уже выбрался из колодца резервуаров и спрятался под кустами, пытаясь восстановить участившееся дыхание, прислушиваясь и принюхиваясь.

Но ни слух, ни обоняние ничего не добавили к его внутреннему тревожному чувству. Если кроки и вышли на охоту, они еще не подошли настолько близко, чтобы выдать свое присутствие, как это обычно происходило. Риз встал на колени, потом на ноги. И осторожно уложил пробирку под рубашку рядом с лентами, чтобы их прикосновение к мышцам живота не позволило ему позабыть о ноше.

Слишком уж легко все получалось, слишком! Он все еще думал об этом, когда споткнулся, и уже в падении понял, что споткнулся он о чью-то умело подставленную палку. Больно изогнув спину, он перевернулся, прежде чем удариться о землю, и тут же выхватил бластер.

И у него было всего одно мгновение, чтобы отвести в сторону луч своего оружия. Потому что существо, бросившееся на него с коротким топориком во вскинутой вверх руке, было покрыто не чешуйками, а мягким, пушистым, серебристым мехом. Он еще успел почувствовать аромат душистого запаха саларикийки, когда она, прыгнув на него, начала опускать вниз свой топор.

Боль, темнота, чьи-то шептания. Все тело Риза свело в мучительной боли, и не осталось ничего, кроме этой боли...

— Давай, давай... — его тело снова и снова сотрясалось от боли. Перед глазами стояла белая пелена, и мир безумно вращался, но потом ему удалось увидеть эти прищуренные зелено-голубые глаза, вглядывавшиеся в него, словно одна лишь огромная требовательность ее взгляда могла заставить его прийти в себя.

В плечи терранца вонзились ногти, больше похожие на когти, когда руки саларикийки помогли ему усесться. Ему был знаком этот запах существа чуждой расы. Риз снова заморгал. Нет, это вовсе не тот ребенок, которого он оставил больным и страдающим от боли в роллере. У этой саларикийки был серебристоголубой мех, не чисто серебристый. Незнакомка была взрослой особью, с таким же, как и у него, весом, даже схожим телосложением. И она была изящной женщиной. Однако со стальной хваткой, и она, похоже, легко смогла приподнять его бессильное тело.

На своем великолепном одеянии она также носила украшенный драгоценными камнями пояс, с которого свисали лоскутки, но лишь к трем ленточкам прикреплялись пахучие мешочки.

— Занна, где Занна? — тихо промурлыкала она, и звуки эти исходили из самых глубин ее души, а прищуренные глаза пылали холодом.

Риз попытался собраться с мыслями, несмотря на боль в голове.

— Занна! — снова резко повторила женщина-саларикийка, прошипев на основном.

— Маленькая... маленькая девочка? — спросил, почти ничего не соображая, Риз.

— Да, — в словах появилось еще больше шипения. — Где ж-же она-а?

— Роллер... она в роллере, — с трудом произнес терранец.

Саларикийка уже поднялась на ноги, раздувая ноздри и медленно поворачивая голову, фыркая, пока не стала лицом туда, откуда Риз совсем недавно пришел. Затем, сделав два-три пружинистых шага, снова обернулась, и каждую клеточку ее тела снедало нетерпение. Риз попытался встать, но только сразу покачнулся. Она бросилась назад и успела подхватить его. Возможно, в саларикийке и не ощущалось особой нежности, но именно такая сила, не уступающая силе мужчины-терранца, и требовалась сейчас для поддержки его тела.

Каким образом они добрались до роллера, Риз не имел ни малейшего понятия. Его спутница отыскала тропу, по которой он пришел, и весь путь протащила его за собой. Терранец был уверен, что дорогу она находила при помощи своего обоняния. Первым отчетливо сохранившемся воспоминанием стало для него падение на сиденье машины, в то время как его спутница, торопливо перебравшись через него, устремилась к детям в багажном отделении. Он схватил ее мягкую пушистую руку.

— Шипы Ка... — Риз никак не мог подобрать нужные слова. — Возьми немного этой жидкости, смочи какую-нибудь тряпочку и приложи к ране, скорее!

Когтистые пальцы забрали пробирку, и он, наклонившись вперед, обхватил руками голову, положив локти на руль. Прошло несколько минут, прежде чем качающийся вокруг него мир снова обрел стабильность и он смог открыть аптечку. Бросив в рот несколько таблеток, терранец заставил себя проглотить их, не запивая, только судорожно дернувшись. Головная боль вскоре слегка утихла, и он уже мог терпеть ее пульсирующие удары; взгляд прояснился. Мягко коснувшись кончиком пальца над левым ухом, он понял, что в этом месте у него рана, но кровь уже остановилась. Может, его действия, а может, то, что саларикийка узнала человека, спасло его от проламывания черепа.

— Риз, ты ранен! — над его плечом склонился Горди, глядя на рану округлившимися от удивления глазами.

— Не очень серьезно. Посмотри, там, среди вещей, должны быть упаковки саморазогревающейся пищи, возьми четыре штуки и распечатай их.

Сам Риз не двигался, чтобы таблетки продолжили свое благотворное действие, пока мальчик ходил за маленькими баночками. Одну Риз оставил в руках Горди, вторую положил на сиденье рядом с собой. Оставшиеся две он отдал женщине-саларикийке. Девочка покоилась на ее руках. Одежда с яркими зелеными пятнами вокруг раны была разорвана. Риз показал на отметку давления на упаковке.

— Нужно надавить, произойдет нагрев, и упаковка сама собой раскроется, — пояснил он.

Саларикийка кивнула.

— Куда вы направляетесь? — спросила она, поднося одну банку к губам Занны.