Андрей Васильевич поинтересовался у своего приятеля, что это за человек. Оказывается дядя Гриша появился в послевоенные годы из госпиталя, инвалид. Требовался сторож в РЖУ на склад и дядю Гришу взяли, дали ему каморку в здании бывшей богодельни, и он здесь прижился, потом появилась баба Махоня, сожительница его. У дяди Гриши есть хобби, собирает пустые бутылки на кладбище, а бабка ему помогает. Старичок он тихий, непьющий. Разузнав все это, Андрей Васильевич решил, что он ему подойдет. Так дядя Гриша стал сторожем его гаража. Деньги он получал в конторе Андрея Васильевича, куда была и оформлена бабка Махоня уборщицей.

В городе часто совершались кражи машин, и Андрей Васильевич, имея личного сторожа, изобрел охранное устройство.

К дверям гаража провел электричество. В определенное время в своей комнате дядя Гриша включал рубильник. Кто пытался проникнуть в гараж — рисковал жизнью. Дверь гаража была видна из комнаты дяди Гриши. Все это успокаивающе действовало на Андрея Васильевича и вселяло надежду, что его машину никто не угонит.

Однажды утром, проведя небольшой техосмотр своей машины, Андрей Васильевич выехал на работу. Обычно свою машину оставлял недалеко от помещения, где находилась его контора, и без пяти девять входил в кабинет.

Ровно в девять садился за стол и открывал бутылку нарзана. Первый посетитель — начальник отдела кадров майор-отставник с плутоватыми глазами, докладывал о состоянии штата: кого приняли, кого уволили, какие поступили заявления.

— Кадры решают все! — любил повторять сталинское изречение, Александр Ерофеевич.

Вот и сейчас он доложил о том, что уже несколько дней на должность директора вагона-ресторана просится Бломов Феликс Иванович.

— А кто он, еврей? — поинтересовался Андрей Васильевич, недолюбливал он эту нацию.

— Нет, по паспорту русский, приехал из Бердичева, там работал на турбазе. В Ленинграде прописан у жены. Образование высшее, закончил Смоленский педагогический институт. Ну, вроде, мужик деловой, он мне нравится. Что будем делать? — Александр Ерофеевич вопросительно взглянул на Андрея Васильевича.

— Ну, а как с отстежкой,— спросил Андрей Васильевич скороговоркой.

— Пусть погуляет. Может сам догадается.

В коридоре, возле двери отдела кадров, толкалось много людей, среди них выделялся мужчина лет сорока, в коричневом кримпленовом костюме. Лицо смуглое, загорелое. Это и был Бломов Феликс Иванович. Он задержал выходящего из кабинета Александра Ерофеевича:

— Как мои дела?

— Шеф сказал, надо ждать,— сказал Александр Ерофеевич и быстро удалился.

Феликс Иванович задумался. К нему подошел пьяный официант в джинсовом костюме.

— Что будущий директор? Ведь ясно сказал Ерофеевич. Надо ждать, значит надо дать. На должность идешь крутую, так что и дать надо круто. Штуки две, а то и больше.

Через полчаса после планерки Бломов зашел в кабинет Андрея Васильевича и сказал, что ждать больше не может. Он приблизился к столу и положил на него карманные золотые часы с серебряной цепочкой.

— Это осталось от отца.

Андрей Васильевич приоткрыл ящик стола и быстро сунул их туда.

— Это что, взятка? — спросил он мрачно.

— Нет, подарок.

Бломов ушел с верой, что вопрос для него решен.

Андрей Васильевич закрыл за ним дверь на замок и стал рассматривать часы. На крышке прочитал надпись: «Барону Модесту Андреевичу Корфу от сослуживцев. Декабрь 1830 г.»

Андрей Васильевич с Феликсом Ивановичем подружились.

Закончив курсы директоров вагона-ресторана, стал штатным работником.

Так скромный еврейский мальчик, Феликс Израйлович Бломберг после окончания института и удачной женитьбы на III курсе, превратился в Бломова Феликса Ивановича.

— Бригада — ваша опора,— сказал Андрей Васильевич. В этом я вам помогу. Надо подобрать надежных верных работников.

Перед первым рейсом, зайдя к Андрею Васильевичу, Феликс Иванович получил следующий совет: «И так, вы теперь настоящий хозяин вагона-ресторана. Вам и карты в руки. Все ваши операции-комбинации останутся строго в секрете, если вы сами о них не разболтаете. Держите язык в трезвом состоянии, помните, за пределами железной дороги моя компетенция кончается. Надеюсь вы не будете забывать меня.»

Выйдя в рейс Бломов в курс дела вошел быстро, в этом ему помогли два опытных официанта и один повар. Деньги пошли и не плохие. Рейс повторялся за рейсом, и Бломов чувствовал себя все увереннее. После каждого рейса Андрею Васильевичу выделялась определенная сумма.

В одной из поездок на юг, Бломов заимел знакомство с экспедитором мясокомбината, тот стал поставлять дешевые мясные обрезки в брикетах, из них готовились шашлыки и продавались по ресторанной цене. Правда, длилось недолго, он был задержан городским ОБХСС прямо на территории мясокомбината. Ниточка потянулась в вагон-ресторан. Кроме того в вагоне кое-что нашли. Пришлось кое-что рассказать. Его отпустили.

Андрей Васильевич, узнав о происшествии решил от Бломова скорей избавиться. Но как? Находясь в дружеских отношениях с Андреем Васильевичем, Бломов иногда брал его машину для своих нужд. Андрей Васильевич решил с помощью взрывного устройства уничтожить Бломова (черт с ней, с машиной). Для этого приготовил два резиновых шарика, которые при взаимодействии с бензином растворялись, через определенное время следовал взрыв бензобака. Шарики Андрей Васильевич отдал дяде Грише, чтоб он эти «нипеля» положил в бензобак перед выездом Феликса из гаража. Но один из «нипелей» дядя Гриша потерял и его подобрала баба Махоня. А Бломов все же погиб вместе с машиной. И на какое-то время Андрей Васильевич успокоился.

Андрей Васильевич после олимпиады отдыхал в пансионате Восток-6, недалеко от Ленинграда. Здесь и произошла интересная встреча. Наш старый знакомый Евгений Викторович Сорокин, лейтенант в 1945 году, а теперь уже полковник, решил свой отпуск провести на Карельском перешейке и взял путевку в пансионат. Здесь он назвался работником ГАИ. Соседом по номеру оказался Андрей Васильевич, и Андрею Васильевичу Евгений Викторович очень даже понравился: еще бы: знаток машин, смелый человек, хороший теннисист. Несмотря на возраст, Сорокин был подвижен, с быстрой реакцией. Однажды после игры в спортивном зале Андрей Васильевич взглянул на свои карманные часы. Сорокин заинтересовался часами, попросил посмотреть, прочитал надпись и, возвращая часы, сказал:

— Хорошие часики, Андрей Васильевич,— помолчал и вдруг спросил.— Как они к вам попали?

— Подарок родственника,— ответил Андрей Васильевич.

— Отличная ювелирная работа, только жаль, цепочка серебряная. Но вещь все равно очень ценная.

— Будем играть еще? — спросил Андрей Васильевич.

— Конечно, будем,— весело ответил Сорокин.— Наша игра еще впереди!

Полковник Сорокин, вернувшись в Ленинград, поделился своими впечатлениями о соседе по пансионату, о его красивых часах и сделал запрос: не сохранилось ли в архиве уголовное дело 1945 года об ограблении гражданина Бломберга. Оказалось, есть... Полковник прочитал его в один присест. Те дни далекой молодости как бы вернулись к нему. Он пошел к своему приятелю в следственный отдел, поделился с ним своими соображениями о часах, о перстне. Майор ввел его в курс событий: оказывается, Андрей Васильевич уже давно под колпаком. Осталось только потянуть ниточку. Андрей Васильевич живет на Васильевском острове, где-то в районе Смоленского кладбища,— сказал майор.— Не один он в поле стервятник, надо немного подождать...

Андрей Васильевич: первый вызов в прокуратуру!— спрашивали сначала о пустяках, а потом пошли более серьезные вопросы. Об обслуживании олимпийских игр, о питании туристов и многое другое. Беседа продолжалась 2 часа. Через неделю вызов повторился: на этот раз интересовались его отношением с начальником ОБХСС, с директорами вагонов-ресторанов, распределением рейсов.

Вечером Андрей Васильевич зашел в каморку к дяде Грише (он терпеть не мог эту вонючую берлогу своего сторожа), но его дома не застал. За столом сидела пьяная Махоня, подперев рукой голову, и пела старинную блатную песню.