– Оставить мужа и соединить нашу жизнь. Она соединена и такъ.
– Но какъ?[878] Въ этомъ то и трудность, – сказала она съ той же насмѣшкой надъ самой собою и безвыходностью своего положенія.
– Надо придумать какъ, – сказалъ онъ строго. – Все лучше, чѣмъ то унизительное положеніе, въ которомъ мы оба. Знать, что мужъ все знаетъ, и обманывать…
– Ахъ, онъ ничего не знаетъ и не понимаетъ, – заговорила Анна быстро, едва поспѣвая выговаривать одно слово за другимъ. – Онъ ничего, ничего никогда не понималъ и теперь не понимаетъ. Если бы онъ понималъ что-нибудь, развѣ бы онъ[879] оставилъ меня?[880] Онъ дальше своего министерства не понимаетъ и не признаетъ жизни. И все, что мѣшаетъ его успѣху, для него вредно. И жена, которая оставитъ его, испортитъ ему карьеру. И потому онъ не пуститъ меня. А ему все равно.
«Ахъ, если бы это было такъ, – думалъ Вронскій, слушая ея неестественно быструю рѣчь, какъ будто подсказываемую ей кѣмъ то. – Ахъ, если бы это было такъ, но онъ, мужъ, понимаетъ многое, и онъ любитъ и ее и сына, и она себя обманываетъ и заглушаетъ свое раскаяніе, говоря это».
* № 46 (рук. № 29).
II.
Алексѣй Александровичъ Каренинъ со времени перваго объясненія съ женою послѣ вечера у… болѣе не пытался объясняться съ нею, хотя онъ видѣлъ, что причинъ для тѣхже объясненій становится больше и больше. Какъ будто нарочно случилось то, что постоянная дача Алексѣя Александровича была въ П[арголовѣ], и постоянно его жена одна живала лѣтомъ на дачѣ, а онъ оставался въ Петербургѣ, и это какъ будто нарочно сложилось для того, чтобы содѣйствовать сближенію Анны съ Вронскимъ, который стоялъ съ полкомъ въ Красномъ. Послѣднее время Алексѣй Александровичъ видѣлъ, что подозрѣнія его болѣе и болѣе подтверждаются. Онъ видѣлъ, что въ свѣтѣ уже иначе смотрятъ на его жену. И сестра его Мери нанесла ему послѣдній ударъ: она, жившая лѣтомъ всегда вмѣстѣ съ Анной на дачѣ, нынѣшній годъ, подъ предлогомъ приглашенія отъ друзей провести лѣто съ ними, переѣхала въ Сергіевское и оставила Анну одну. Алексѣй Александровичъ зналъ, что Мери такъ чиста и нравственна, что она уже считала для себя невозможнымъ оставаться съ его женою. Все это зналъ Алексѣй Александровичъ, все это болѣе и болѣе мучало его, но онъ, связанный своимъ положеніемъ человѣкъ и имѣющій всетаки только подозрѣнія, не могъ предпринять ничего рѣшительнаго. Сколько разъ во время своей 8-ми лѣтней счастливой жизни съ женою, глядя на чужихъ невѣрныхъ женъ и обманутыхъ мужей, говорилъ себѣ Алексѣй Александровичъ: «Какъ допустить до этаго? Какъ не остановить и не развязать этаго безобразнаго положения?» Но теперь, когда онъ самъ сталъ или почти сталъ въ это положеніе, онъ не могъ придумать, что сдѣлать. Изъ всѣхъ возможныхъ выходовъ молчаніе и соблюденiе внѣшнихъ приличій казалось ему всетаки самымъ благоразумнымъ. Съ цѣлью соблюденія этихъ приличій онъ и поѣхалъ нынче на скачки. Онъ въ весну былъ нѣсколько разъ на дачѣ; но послѣднее время не былъ болѣе 2-хъ недѣль. Въ день скачекъ, когда весь дворъ бывалъ въ Красномъ, Алексѣй Александровичъ рѣшилъ, что ему надо быть тоже, и кромѣ того[881] его тянуло постоянно туда, къ женѣ. Сестра его[882] Мери была въ Петербургѣ, и онъ вмѣстѣ съ нею поѣхалъ на дачу.[883] Мери ненавидѣла скачки и потому сказала, что она подождетъ ихъ и приготовитъ чай.
Когда Алексѣй Александровичъ пріѣхалъ въ 6-мъ часу на дачу, жены его уже не было, она вслѣдъ за Вронскимъ выѣхала къ Бетси Кириковой, чтобы везти[884] ее съ собой на скачки. Дружба послѣднее время Анны съ Бетси Кириковой и всякое упоминаніе о ней было мучительно для Алексѣя Александровича. Бетси была красавица, жена урода Князя Кирикова и въ давнишней извѣстной всему свѣту связи съ извѣстнымъ чиновникомъ Петербурга. Ее принимали ко двору и потому принимали въ извѣстномъ кругу, но elle était mal vue.[885] Алексѣй Александровичъ пріѣхалъ на скачки одинъ и уже въ бесѣдкѣ нашелъ свою жену.
* № 47 (рук. № 29).
– Но я бы не хотѣла видѣть этихъ ужасовъ. И не поѣду другой разъ. Это меня слишкомъ волнуетъ. Неправда ли, Анна?
– Волнуетъ, но нельзя оторваться, – сказала Анна, глядя въ бинокль. – Если бы я была Римлянка, я бы не пропускала ни одного цирка.
– Ну, въ этомъ я не согласенъ съ тобой, мой другъ, – сказалъ Алексѣй Александровичъ. – Именно въ этихъ спортахъ есть стороны…
Прервавъ рѣчь, Алексѣй Александровичъ поспѣшно, но достойно всталъ и низко поклонился Великому Князю.
– Ты не скачешь, – пошутилъ Великій Князь.
– Моя скачка труднѣе, Ваше Величество.
И хотя отвѣтъ былъ глупъ и ничего не значилъ, Великій Князь сдѣлалъ видъ, что получилъ умное слово отъ умнаго человѣка и вполнѣ понимаетъ.
– Есть двѣ стороны, – продолжалъ снова Алексѣй Александровичъ, – исполнителей и зрителей. И любовь къ этимъ зрѣлищамъ есть вѣрнѣйшій признакъ низкаго развитія.
– Во мнѣ есть этотъ признакъ, – сказала Анна и обратилась внизъ къ Корсунскому, отвѣчая на его вопросъ.
– Анна Аркадьевна, пари. За кого вы держите?
– Если бы я была мущина, я бы прожилась на пари.
– Ну, держите со мной. Я за Кузовцева. Васъ совсѣмъ не видно. Какое прелестное зрѣлище.
Но въ это время пускали ѣздоковъ, и всѣ разговоры прекратились. Алексѣй Александровичъ замолкъ, и всѣ поднялись и обратились къ рѣкѣ. Говорить уже нельзя было, но за то удобно было смотрѣть на Анну, такъ какъ всѣ глаза направлены были на скачущихъ, и Алексѣй Александровичъ внимательно наблюдалъ свою жену и читалъ, какъ по книгѣ, на ея лицѣ подтвержденіе своего несчастія.
* № 48 (рук. № 29).
Алексѣй Александровичъ учтиво подалъ ей руку, но она остановилась, прислушиваясь къ тому, что говорилъ генералъ о паденіи Вронскаго. Генералъ говорилъ, что онъ убился, какъ ему сказывали.
– Это ужасно! Лошадь сломала ногу, говорятъ.
Анна слушала, не спрашивая и не трогаясь съ мѣста, и смотрѣла въ бинокль. Препятствіе, на которомъ упалъ Вронскій, было такъ далеко, что ничего нельзя было разобрать. Въ это время подскакалъ Махотинъ, выигравшій призъ. Государь поднялся, въ толпѣ зашевелились, и все тронулись выходить.
– Хотите идти? – сказалъ Алексѣй Александровичъ женѣ. Она не двигалась съ мѣста. – Анна, поѣдемъ, если ты хочешь.
– Нѣтъ, я останусь, – сказала она.
Она видѣла, что отъ мѣста паденія Вронскаго черезъ кругъ бѣжалъ офицеръ къ[886] бесѣдкѣ. Она догадывалась, что онъ бѣжитъ сказать.
– Не убился, цѣлъ и невредимъ, но лошадь сломала спину.
[887]Анна быстро сѣла и закрыла лицо вѣеромъ. Алексѣй Александровичъ видѣлъ, что она нервно рыдала и не могла удержать слезъ радости. Алексѣй Александровичъ загородилъ ее собою, давая ей время оправиться, и заговорилъ со стоявшими внизу. Когда онъ оглянулся на нее, она уже оправилась, и онъ надѣялся, что никто этаго не замѣтилъ.
– Чтожъ, поѣдемъ, – сказалъ онъ тихо, нагибаясь къ ней, и съ выраженіемъ кротости, всегда раздражавшей ее. – Кити ждетъ насъ съ чаемъ.
– Нѣтъ, Алексѣй Александровичъ, Анна увезла и Анна обѣщалась привезти меня, – вмѣшалась Бетси.
«Да, это довѣренная и сообщница», подумалъ Алексѣй Александровичъ, глядя на Бетси и учтиво улыбаясь ей.
– О, разумѣется, но, надѣюсь, ты скоро пріѣдешь. Я не могу долго оставаться.
– Только время забросить Бетси, – отвѣчала Анна.