Но когда они пришли въ школу, гд
ѣ
собрались мальчики и д
ѣ
вочки для полученія наградъ, и Николинька, хотя съ заст
ѣ
нчивостью, но съ благороднымъ достоинствомъ сталъ н
ѣ
которыхъ ув
ѣ
щевать, а другихъ благодарить за хорошее ученье и дарить приготовленными школьнымъ учителемъ, старымъ длинноносымъ музыкантомъ, волторнистомъ Данилой, пряниками, платками, шляпами и рубахами, онъ увидалъ его совс
ѣ
мъ въ другомъ св
ѣ
т
ѣ
. Одинъ изъ старшихъ учениковъ поднесъ Князю не въ счетъ ученья написанную имъ пропись въ вид
ѣ
подарка. Отличнымъ почеркомъ было написано: «Героевъ могли призвести счастье и отважностей, но великихъ людей!».
Николинька поц
ѣ
ловалъ мальчика, но, выходя, подозвалъ Данилу и кротко выговаривалъ ему за непослушаніе. Николинька самъ сочинялъ прописи, который могли понимать ученики (и изъ которыхъ н
ѣ
которыя вошли даже въ поговорку между мальчиками, какъ-то: «за грамотнаго 2-хъ неграмотныхъ даютъ» и т. д.), но Данила отв
ѣ
чалъ:
– Я, Ваше Сіятельство, больше далъ переписать насчетъ курсива руки прикащичьяго сына».
– Да в
ѣ
дь смысла н
ѣ
тъ, Данила, этакъ онъ привыкнетъ не понимать, что читаетъ, и тогда все ученье пропало.
– Помилуйте-съ.
Ужъ не разъ бывали такія стычки съ Данилой. Князь противъ т
ѣ
леснаго наказанія, даже мальчикамъ, и одинъ разъ, разговаривая съ Данилой, увлекся такъ, объясняя ему планъ школы и посл
ѣ
дствія, которыя онъ отъ нея ожидаетъ, что слёзы выступили у него на глазахъ, и Данило, отвернувшись почтительно, обтеръ глаза обшлагомъ.
– А, все, Ваше Сіятельство, шпанскую мушку не м
ѣ
шаетъ поставить, коли л
ѣ
нится, – сказалъ онъ, подмигивая съ выразительнымъ жестомъ.
Выходя изъ школы, Ламинскій сд
ѣ
лалъ Николиньк
ѣ
н
ѣ
сколько вопросовъ, которые навели этаго на любимую тему, и онъ, наконецъ, сказалъ ему то же, что нынче утромъ сказалъ Чурису, т. е. что онъ посвятилъ свою жизнь для счастья мужиковъ. Ламинскій понялъ эти слова иначе, ч
ѣ
мъ Чурисъ – они тронули его. Онъ зналъ откровенность, настойчивость и сердце Николиньки, и передъ нимъ мгновенно открылась блестящая будущность Николиньки, посвященная на добро, и добро, для котораго только нужно желать его д
ѣ
лать. – По крайней м
ѣ
р
ѣ
такъ ему казалось, и поэтому-то онъ такъ сильно завидовалъ Николиньк
ѣ
, несмотря на то, что однаго нын
ѣ
шняго утра достаточно бы было, чтобы нав
ѣ
ки разочаровать его отъ такого легкаго и пріятнаго способа д
ѣ
лать добро.
– Ты р
ѣ
шительно великій челов
ѣ
къ, Николинька, – сказалъ он – ты такъ хорошо ум
ѣ
лъ понять свое назначеніе и истинное счастіе.
Николинька молчалъ и красн
ѣ
лъ.
– Зайдемъ въ больницу? – спросилъ онъ.
– Пожалуйста, все мн
ѣ
покажи, – говорилъ Ламинскій съ открытой веселой улыбкой Николиньк
ѣ
, который большими шагами шелъ впереди его.
– Я понимаю теперь твое направленіе, и не можешь себ
ѣ
представить, какъ завидую теб
ѣ
! Ахъ, ежели бы я могъ быть такъ же какъ ты, совершенно свободенъ, в
ѣ
рно, я не избралъ бы другой жизни. Что можетъ быть лучше твоего положенія: ты молодъ, уменъ, свободенъ, обезпеченъ, и, главное, – добръ и благороденъ, – не такъ, какъ обыкновенно понимаютъ это слово, а какъ мы съ тобой его понимаемъ – и ты посвятилъ свою жизнь на то, чтобы завести такое хозяйство, какое должно быть, а не такое, какое завела рутина и нев
ѣ
жество между нашими пом
ѣ
щиками; и я ув
ѣ
ренъ, что ты усп
ѣ
ешь совершенно, что хозяйство твое будетъ прим
ѣ
рное, что ты образуешь своихъ крестьянъ, что ты пріобр
ѣ
тешь этимъ славу и счастіе, которыхъ ты такъ достоинъ. Я ужасно теб
ѣ
завидую. Ежели бы я былъ свободенъ…
– Да разв
ѣ
ты не свободенъ? – перебилъ Николинька, съ участіемъ вглядываясь въ одушевленное и грустное выраженіе лица своего друга. —
– А отецъ? – отв
ѣ
чалъ онъ скороговоркой, – в
ѣ
дь я еще ребенокъ, я ничего не им
ѣ
ю. Мое назначеніе шляться по баламъ, д
ѣ
лать визиты и числиться въ какомъ-то Министерств
ѣ
, въ которомъ я не ум
ѣ
ю, не хочу и не могу быть на что-нибудь полезенъ. Отецъ никакъ не хочетъ понять, что мы живемъ ужъ не въ его время, что меня не можетъ удовлетворить то, что удовлетворяло его, когда онъ былъ молодъ, что я не могу жить безъ ц
ѣ
ли ц
ѣ
лый в
ѣ
къ. Положимъ, что меня никто не принуждаетъ увлекаться т
ѣ
мъ, ч
ѣ
мъ я увлекаюсь, но это д
ѣ
лается невольно; дайте мн
ѣ
свободу и самостоятельность, а не держите, какъ ребенка, и я бы, можетъ быть, могъ быть такимъ-же хорошимъ и полезнымъ челов
ѣ
комъ, какъ и ты.
Николинька молчалъ: ему пріятно было вид
ѣ
ть въ своемъ друг
ѣ
это жаркое сочувствіе къ избранной ц
ѣ
ли его жизни, но, вм
ѣ
ст
ѣ
съ т
ѣ
мъ, онъ зналъ, что это сочувствіе только минутное; онъ зналъ, что Ламинскій былъ одинъ изъ т
ѣ
хъ людей, которые влюбляются въ мысли такъ же, какъ другіе влюбляются въ женщинъ. Въ первую минуту увлеченія они не только не сомневаются въ ея безусловной истин
ѣ
, но и не воображаютъ возможности противор
ѣ
чія въ приложеніи ея. Они любятъ ее, какъ женщину, со слезами и полною в
ѣ
рою въ ея непогр
ѣ
шительность и такъ же, какъ женщин
ѣ
, изм
ѣ
няютъ ей для другой и отъ восторга вдругъ переходятъ къ равнодушію. Увлеченіе ихъ бываетъ такъ сильно, что не можетъ быть продолжительно, и такъ отвлеченно, что никогда оно не заставляетъ ч
ѣ
мъ-нибудь положительнымъ жертвовать для него. – Такъ Ламинскій приходилъ въ искренній энтузіазмъ отъ каждой новой благородной мысли, которая съ д
ѣ
тства приходила въ его голову, а продолжалъ съ большимъ порядкомъ и усп
ѣ
хомъ вести самую св
ѣ
тскую жизнь, противуположную вс
ѣ
мъ т
ѣ
мъ мыслямъ, которыя приходили ему. Было ли это сомн
ѣ
ніе въ своихъ силахъ, привычка къ разладиц
ѣ
между мыслями и поступками? Богъ знаетъ. В
ѣ
рно только то, что это не было притворство, и Николинька зналъ это.
II. ПРЕДИСЛОВІЕ НЕ ДЛЯ ЧИТАТЕЛЯ, А ДЛЯ АВТОРА.
Главное основное чувство, которое будетъ руководить меня во всемъ этомъ романе, – любовь къ деревенской помещичьей жизни. – Сцены столичныя, губернскія и кавказскія вс
ѣ
должны быть проникнуты этимъ чувствомъ – тоской по этой жизни. Но прелесть деревенской жизни, которую я хочу описать, состоитъ не въ спокойствіи, не въ идилическихъ красотахъ, но въ прямой ц
ѣ
ли, которую она представляетъ, – посвятить жизнь свою
добру, – и въ простоте,
ясности ея.
Главная мысль сочиненія: счастіе есть доброд
ѣ
тель.
Юность чувствуетъ это безсознательно, но различныя страсти останавливаютъ ее въ стремленіи къ этой ц
ѣ
ли. И только опытъ, ошибки и несчастія заставляютъ, постигнувъ ц
ѣ
ль эту сознательно, единственно стремиться къ ней и быть счастливу, презирая зло и спокойно перенося его. На этомъ основаніи и романъ долженъ д
ѣ
литься на 3 части. – Благородное, но неопытное увлеченіе юности, ошибки и увлеченіе страстями. Исправленіе и счастье. Побочный мысли: главныя пружины человеческой д
ѣ
ятельности 1) добрыя: а) добродетель, б) дружба, с) любовь къ искуствамъ; 2) злыя: а) тщеславіе, б) корысть, с) страсти: а') женщины, б') карты, с') вино.
(Отрицательная мысль: любовь, въ романахъ составляющая главную пружину жизни, въ действительности – посл
ѣ
дняя).
П[обочная] м[ысль]: какъ трудно – делать добро и какъ его нужно делать.
Главныя лица.
1) Герой. Человекъ добрый, благородный и восприимчивый, увлекающійся всемъ и до того пылкой, что даже добрыя начала приносятъ вредъ ему.
2) Представит[ельница] добродетели и дружбы (ея прошедшее) старая дева, тетка его невесты (представительницы любви ко всему изящному и первая любовь его).
3) Его невеста.
4) Представитель тщеславія пом
ѣ
щикъ
(неразобр.).18