– Кто же они?
– Тутъ и бабы, тутъ и д
ѣ
вки, тутъ ужъ я и не помню.
– Зач
ѣ
мъ-же такъ бабы били?
– Богъ ихъ в
ѣ
даетъ, – отв
ѣ
чалъ онъ, махая рукой, какъ будто желая прекратить этотъ непріятный для него разговоръ. – С
ѣ
но мое пораскидано, стога разломаны…
– Зач
ѣ
мъ-же они с
ѣ
но разломали?
– По злоб
ѣ
, Ваше Сіятельство. Я еще сказалъ Афеньк
ѣ
Болхиной: «вы с
ѣ
но, бабочки, не ломайте», какъ она схватитъ жердь, – продолжалъ онъ, представляя ея жестъ и выраженіе лица, – а тутъ Игнатка съ поля какъ кинется… Истиранили, Ваше Сіятельство, на в
ѣ
къ нечелов
ѣ
комъ исд
ѣ
лали, – продолжалъ онъ, опять приводя свое лицо и фигуру въ положеніе прежняго разстройства. – 20 л
ѣ
тъ живу, такого со мной не бывало. Меня зд
ѣ
сь вс
ѣ
знаютъ, я никому обиды не д
ѣ
лалъ, ну ужъ и меня разсудите, Ваше Сіятельство, по Божьему, ч
ѣ
мъ намъ кляузы им
ѣ
ть…
– Странно, – говорилъ Князь, пожимая плечами, – такъ безъ причины бросились бить. Хорошо, я все д
ѣ
ло нынче вечеромъ разузнаю, а ты прі
ѣ
зжай завтра рано утромъ, и, ежели твоя правда, строго взъищу, будь покоенъ.
– Коли имъ острастки не дать, Ваше Сіятельство, они убить рады – это такой народъ.
– Будь покоенъ, прощай.
Князь воротился въ комнату. Несчастный Шкаликъ въ виду лакея насилу вл
ѣ
зъ на лошадь, но вы
ѣ
хавъ на большую дорогу, началъ выд
ѣ
лывать туловищемъ, плетью и головой престранныя эволюціи и вдругъ пустилъ лошадь во весь скокъ до самаго кабака.
Въ тотъ же день вечеромъ призванный Игнатка Болхинъ объяснилъ д
ѣ
ло это совс
ѣ
мъ иначе. Онъ просилъ у Князя милости и защиты отъ Шкалика, который будто-бы, подъ
ѣ
хавъ къ стогу, у котораго отдыхали бабы, почалъ ихъ безщадно бранить за расхищеніе какихъ-то веревокъ и с
ѣ
на. На слова ихъ что он
ѣ
ни его, ни с
ѣ
на не трогаютъ, онъ отв
ѣ
чалъ т
ѣ
мъ, что, схвативъ съ стога жердь, погнался за ними.
И бабы уб
ѣ
жали, но А
ѳ
енька Болхина была на снос
ѣ
, поэтому не могла уйдти, спотыкнулась, упала и была избита имъ такъ, что, едва-едва дотащившись домой, тотчасъ-же выкинула. Онъ-же (Игнатка), находясь на бугр
ѣ
, что за березникомъ (на который сваливалъ навозъ) услыхалъ крикъ и кинулся туда. Увидавъ, что хозяйка его ужъ хрипитъ, а Шкаликъ ее все таскаетъ, онъ отнялъ у него хозяйку и жердь. Онъ готовъ былъ идти къ присяг
ѣ
, что все это была истинная правда, и опирался при этомъ на свид
ѣ
тельство объ
ѣ
здчика. Допрошенный объ
ѣ
здчикъ изъ гвардейцовъ д
ѣ
йствительно подтвердилъ слова Игната, съ одобрительной улыбкой прибавилъ, что Игнатка-таки похолилъ Шкалика, и что Шкаликъ в
ѣ
рно не сд
ѣ
лалъ бы такого, не будь онъ въ Бахус
ѣ
. Д
ѣ
ло уяснилось.
Глава
[4]. Примиренье
.7 Шкаликъ не являлся. Но когда посланный отъ Князя конторщикъ объявилъ ему, что А
ѳ
енька выкинула, что Князь изволятъ кр
ѣ
пко гн
ѣ
ваться и об
ѣ
щаются взыскать съ него по законамъ, – а они у насъ до всего сами доходятъ, – прибавилъ конторщикъ, – Шкаликъ трухнулъ. Ему смутно представились острогъ, кобыла, плети, и все это такъ непріятно под
ѣ
йствовало на него, что онъ по
ѣ
халъ къ Князю, молча упалъ ему въ ноги, и только посл
ѣ
неоднократныхъ требованій встать и объясниться, всхлипывая сказалъ: «виноватъ, Ваше Сіятельство, не погубите!» Трогательное выраженіе раскаянія Шкалика под
ѣ
йствовало на неопытнаго Князя.
– Я вижу, ты не злой челов
ѣ
къ, – сказалъ онъ, поднимая его за плечи. – Ежели ты искренно раскаиваешься, то Богъ проститъ тебя, мн
ѣ
же на тебя сердиться нечего; д
ѣ
ло въ томъ, проститъ ли теб
ѣ
Болха и его жена, которымъ ты сд
ѣ
лалъ зло? Я позову къ себ
ѣ
Болху, поговорю съ нимъ. Можетъ быть все и уладится».
При этомъ юный Князь сказалъ еще н
ѣ
сколько благородныхъ, но не доступныхъ для Шкалика словъ о томъ, что прощать обиды лучшая и пріятн
ѣ
йшая доброд
ѣ
тель, но что въ настоящемъ случа
ѣ
онъ не можетъ доставить себ
ѣ
этаго наслажденія, потому что обида нанесена не ему, а людямъ, ввереннымъ Богомъ его попеченію, что онъ можетъ только внушать имъ добро, но управлять чувствами этихъ людей онъ не можетъ. Шкаликъ на все изъявилъ совершенное согласіе. Игнатка былъ позванъ въ другую комнату, и юный Князь, очень довольный своей ролью посредника, сталъ внушать Игнатк
ѣ
, очень удивленному т
ѣ
мъ, что все д
ѣ
ло еще не прекратилось таской, которую онъ далъ Шкалику, – чувства любви и примиренія.
– Потеря твоя ужъ невозвратима, – говорилъ Николинька, и, разум
ѣ
ется, нич
ѣ
мъ нельзя заплатить за сына, котораго ты лишился, но такъ какъ этотъ челов
ѣ
къ искренно раскаивается и проситъ простить его, то не лучше-ли теб
ѣ
кончить съ нимъ мировой? Онъ, я ув
ѣ
ренъ, не откажется заплатить теб
ѣ
50 р. съ т
ѣ
мъ только, чтобы ты оставилъ это д
ѣ
ло и забылъ все прошлое. Такъ что-ли?
– Слушаю, Ваше Сіятельство!
– Н
ѣ
тъ, ты говори по своимъ чувствамъ, я тебя принуждать не нам
ѣ
ренъ. Какъ ты хочешь?
– На то воля Вашего Сіятельства.
Больше этого Князь ничего не могъ добиться отъ непонимающаго хорошенько, въ чемъ д
ѣ
ло, Игната, но, принявъ и эти слова за согласіе, онъ съ радостнымъ чувствомъ перешелъ къ Шкалику. Шкаликъ опять на все былъ совершенно согласенъ. Князь, очень довольный приведеннымъ къ окончанію примиреніемъ, перешелъ опять къ Игнату и, слегка приготовивъ его, привелъ къ Шкалику въ переднюю, гд
ѣ
и заставилъ ихъ, къ обоюдному удивленію и къ своему большому удовольствію поцеловаться. Шкаликъ хладнокровно отеръ усы и, не взглядывая на Игната, простился, зам
ѣ
тивъ, что съ нимъ денегъ только ц
ѣ
лковый, а что онъ привезетъ остальныя завтра. «Вотъ, – думалъ Николинька, какъ легко сд
ѣ
лать доброе д
ѣ
ло. Вм
ѣ
сто вражды, которая могла довести ихъ, Богъ знаетъ, до чего и лишить ихъ душевнаго спокойствія, они теперь искренно помирились.
Глава
[5]. Умный человѣкъ
.8 Шкаликъ, не за
ѣ
зжая домой, отправился въ городъ, – прямо въ нижнюю слободу, и остановился у разваленнаго домика чинов[ницы] Кошановой. Исхудалая, бол
ѣ
зненная и оборванная женщина въ чепц
ѣ
стояла въ углу сорнаго, вонючаго двора и мыла б
ѣ
лье. 10-л
ѣ
тній мальчикъ въ одной рубашёнк
ѣ
, одномъ башмак
ѣ
съ ленточкой, но въ соломенномъ картузик
ѣ
сид
ѣ
лъ около нея и д
ѣ
лалъ изъ грязи плотину на мыльномъ ручь
ѣ
, текшемъ изъ подъ корыта, 6-л
ѣ
тняя д
ѣ
вочка въ чепчик
ѣ
съ засаленными, розовыми лентами лежала на живот
ѣ
посереди двора и надрывалась отъ крика и плача, но не обращала на себя ничьяго вниманія.
– Здраствуйте, Марья Григорьевна, – сказалъ Шкаликъ, въ
ѣ
зжая на дворъ и обращаясь къ женщин
ѣ
въ чепц
ѣ
, какъ бы вашего Василья Федорыча увидать?
– И, батюшка, Алекс
ѣ
й Тарасычь, – отв
ѣ
чала женщина, счищая мыло съ своихъ костлявыхъ рукъ, – 4-ую нед
ѣ
лю не вижу.
– Что такъ?
– Пьетъ! – грустно отв
ѣ
чала женщина.
Въ одномъ слов
ѣ
этомъ и голос
ѣ
, которымъ оно было сказано, заключалось выраженіе продолжительнаго и тяжелаго горя.
– В
ѣ
рите-ли, до чего дошли: ни хл
ѣ
ба, ни дровъ, ни денегъ, ничего н
ѣ
тъ, такъ приходилось, что съ д
ѣ
тьми хоть съ сумой иди. Спасибо, добрые люди нашлись, дали работу, да и то мое здоровье какое? Куда мн
ѣ
стиркой заниматься? – продолжала женщина, какъ будто вспоминая лучшія времена. Вотъ только т
ѣ
мъ и кормлюсь: куплю въ день дв
ѣ
булочки, да и д
ѣ
лю между ними, – прибавила она, какъ видно съ удовольствіемъ распространяясь о своемъ несчастіи и указывая на д
ѣ
тей. А печки мы, кажется, съ Пасхи не топили. Вотъ жизнь моя какая, и до чего онъ довелъ меня безчувственный, а кажется, могъ бы семью прокормить. Ума палата, кажется, по его уму министромъ только-бы быть, могъ бы въ свое удовольствіе жить и семейство… все водочка погубила. —
