Мнѣ очень пріятно, что въ настоящее время г. Рудановскій не живетъ у меня. Обѣдъ и чай мы продолжали держать общіе, но, конечно, и это я послѣ уничтожу, если нашу, что полезнѣе будетъ совершенно прекратить между нами частныя отношенія, могущія быть причиною или неумѣстныхъ разсужденій, или фамильярности.
Свою квартиру я привелъ въ нѣкоторый порядокъ. Поставивъ досчатыя перегородки, я раздѣлилъ избу на переднюю, лакейскую и собственно мою комнату. Послѣднюю обилъ японскими циновками, прикрывъ швы полосами синей дабы. Эти импровизованныя обои дали чистый и порядочный видъ хомнатѣ. Диванъ, письменный столъ и. табуреты, обитые синею матеріею, представляютъ, если не изящность, то, по крайней мѣрѣ, удобство. Казакъ Дьячковъ составляетъ единственную прислугу мою, потому что Кожинъ постоянно боленъ. Бухня моя очень хороша для Сахалина. Свѣжее мясо, рыба и кое-какіе продукты, съ усерднымъ приготовленіемъ Дьячкова, составляли почти всега довольно вкусный обѣдъ. Жаль только, что я раздѣляю его о человѣкомъ, общество котораго, даже и на безлюдномъ Сахалинѣ, для меня непріятно.
29-го января. — Какъ я предвидѣлъ, такъ и случилось. Г. Рудановскій, наконецъ, совершенно вывелъ меня изъ терпѣнія. Вотъ какъ это случилось: Рудановскій, по своему обыкновенію будучи всѣмъ недоволенъ, потому что ему не позволяютъ распоряжаться такъ, какъ бы ему хотѣлось, безпрестанно намекали мнѣ своимъ рѣзкимъ тономъ, что ему худо служатъ наши люди, что дурно и медленно дѣлаютъ для него мебель и проч. Я мало обращалъ вниманія на эти намеки, потому что зналъ, что причина ихъ есть неугомонность и нетерпѣливость характера Рудановскаго. Наконецъ, онъ объявилъ мнѣ, что казакъ Березкинъ, данный ему въ вѣстовые, очень лѣнивъ и что онъ проситъ, чтобы я не бралъ отъ него матроса Максимова, даннаго ему на время, для приведенія въ порядокъ квартиры. Я отвѣчалъ, что согласенъ дать ему въ вѣстовые, вмѣсто Березкина, Максимова, но что обоихъ оставить не могу, потому-что въ посту и безъ того недостаетъ рукъ для необходимыхъ работъ. Выслушавъ отказъ съ обыкновеннымъ своимъ выраженіемъ неудовольствія, онъ высказалъ желаніе оставить при сей Максимова, бывшаго уже у него на вѣстяхъ въ Камчаткѣ. Разговоръ этотъ былъ 26-го вечеромъ. На другое утро Максимовъ пришелъ къ Рудаковскому съ окровавленными деснами и просилъ, чтобы онъ его удалилъ, потому что онъ боленъ цынгою. Рудановскій позвалъ Теленова и сказавъ ему, что Максимовъ боленъ цынгою, спросилъ у него, кто есть изъ здоровыхъ матросовъ. Теленовъ отвѣчалъ, что почти всѣ немного больны и что Максимовъ притворяется и нарочно натеръ десны, и при этомъ онъ раскрылъ ему ротъ. Рудановскій ударилъ Теленова въ лицо и выгналъ его прочь. Тотъ тотчасъ пришелъ ко мнѣ и передалъ то, что случилось, прибавивъ, что ему извѣстно, что Максимовъ уже прежде говорилъ, что онъ нарочно не пойдетъ служить къ Рудановскому. Погрозивъ Теленову, что я накажу его другой разъ, если онъ позволитъ себѣ дѣлать подобную невѣжливость передъ офицеромъ, какъ открыть ротъ солдату, но будучи самъ увѣренъ, что Максимовъ притворяется, я послалъ Теленова сказать Рудановскому, что, мнѣ извѣстно, Максимовъ здоровъ и что я накажу его розгами за то, что онъ отговаривается отъ службы. Призвавъ къ себѣ Максимова, я ясно увидѣлъ, что кровь потому такъ сильно текла у него изъ десенъ, что онъ ихъ растеръ. Объявивъ ему, что я его высѣку, я приказалъ ему явиться къ лейтенанту на службу. Скоро и самъ Рудановскій пришелъ во мнѣ съ наморщеннымъ лицомъ. Я его спросилъ, что ему нужно. Онъ началъ жаловаться на то, что Теленовъ нагрубилъ ему. Зная изъ обращенія Рудановскаго съ людьми, что значитъ у него слово нагрубить, я, признаюсь, не далъ вѣры его жалобѣ и потому отвѣтилъ ему, что если Теленовъ дѣйствительно былъ невѣжливъ, то за это слѣдуетъ наказать его, но что, въ сожалѣнію, онъ самъ, Рудановскій, уже исполнилъ это, ударивъ Теленова вопреки запрещенію моему. Онъ извинился, что что сдѣлалъ, говоря, что онъ оттолкнулъ Теленова изъ чувства самохраненія, потому что тотъ полѣзъ на него….
2-го февраля, я поѣхалъ съ Дьячковымъ на двухъ нартахъ, по 5-ти собакъ, осматривать заливъ Буссе. Погода стояла прекрасная. До селенія Хукуй-Когнонъ мы ѣхали довольно быстро. Въ этомъ селеніи мы остановились пить чай. Я уже осенью былъ въ этихъ мѣстахъ съ Невельскимъ, но не зналъ названія ихъ. Выѣхавъ изъ Хукуй-Когнона я скоро обогнулъ мысъ, закрывающій бухту Втосомъ. Близъ этой бухты есть небольшое озеро и рѣчка, которыя мы осматривали съ Невельскимъ, предполагая занять мѣсто это для поселенія, но сильный прибой заставилъ насъ отказаться отъ этого намѣренія. Скоро пріѣхали мы къ бухтѣ Иноскамоной, гдѣ и остановились обѣдать. Въ селеніи Хукуй-Когнонъ я взялъ у аина Жаске собаку, а на дорогѣ въ Иноскамоною перемѣнилъ у встрѣтившагося знакомаго аина нашу больную собаку на здоровую; но не долго служила намъ она — въ Иноскамоноѣ она сбѣжала, сорвавшись съ алька. Обѣдъ нашъ, состоявшій изъ куска оленины и чаю, мы раздѣлили съ семействомъ хозяина юрты, въ которой остановились. Семейство это состоитъ изъ одного старика, жены его, безобразной старухи, какъ и всѣ аинки, перешедшія на вторую половину жизни, двухъ дочерей и одного мальчика лѣтъ 8-ми. Мальчишка этотъ замѣчательный ребенокъ. Живые черные глаза исполвены умомъ, движенія ловки и живы. Волосы у него были подстрижены ровно, по всей головѣ довольно коротко. Казакъ Дьячковъ разсказалъ при мальчишкѣ этомъ его отцу, что онъ видѣлъ какъ тотъ вынулъ ножъ и замахнулся на большого аина за то, что тотъ хотѣлъ его заставить что-то сдѣлать. При этомъ разсказѣ мальчишка лукаво улыбался, посматривая на всѣхъ. Когда я вышелъ изъ юрты, чтобы ѣхать далѣе, аины окружили мою нарту, и между ними я увидѣлъ одну молодую, довольно красивую женщину, которая держала за плечами годовалаго ребенка совершенно голаго, а морозу было градуса четыре. Я началъ уговаривать ее пойти въ юрту и одѣть ребенка. Она смѣясь показывала, что ребенку не холодно, но видя, что я не вѣрю этому, она сняла съ плечъ шубу свою и обнаживъ себя совершенно, посадила ребенка къ себѣ на спину и уже сверхъ его снова надѣла шубу. Неудивительно, что аины легко переносятъ стужу въ своей одеждѣ, которая прикрываетъ только нѣкоторыя части тѣла. Физическое воспитаніе, даваемое имъ своимъ дѣтямъ, можетъ завалить натуру на всевозможныя непогоды, но вѣроятно многіе изъ дѣтей ихъ умираютъ, будучи не въ состояніи переносить слишкомъ нечеловѣческое воспитаніе. Изъ Иноскамоноя я выѣхалъ въ 3-мъ часу; дорога шла все по берегу моря, или по льду. Берегь этотъ, на всемъ разстояніи, которое я проѣхалъ, гористъ. Горы — частью изъ плитняка, частью изъ толстыхъ слоевъ гранита, покрыты лѣсомъ по верхней окраинѣ; къ морю онѣ спускаются круглыми обвалами, оставляя между подошвою своею и моремъ узкую въ сажени 2 и 3 полосу песку, наз. вообще по Охотскому морю — лайдою. Отъ Иноскамоноя берегъ принимаетъ еще болѣе суровый характеръ, но въ верстахъ пяти отъ этого селенія онъ вдругъ понижается и идетъ довольно правильною, невысокою стѣною, покрытою на верху лѣсомъ. Когда я ѣхалъ вдоль этой стѣны, два большихъ орла плавали надъ головою моею. Одинъ изъ нихъ спустился въ стѣнѣ и сѣлъ на дерево. Онъ былъ отъ меня на близкій ружейный выстрѣлъ, но къ сожалѣнію, у меня не было съ собою ружья. Вдругъ собаки мои понесли меня съ такою быстротою, что я едва успѣвалъ отталкиваться отъ глыбъ льда, между которыми вьется дорога. Скоро я увидѣлъ на берегу лисицу, возбудившую такую горячность въ собакахъ. Она вбѣжала на отлогость берега и спокойно смотрѣла на бѣгъ собакъ. я насилу удержалъ послѣднихъ. Онѣ хотѣли броситься на гору за лисою.
Начинало смеркаться, когда я пріѣхалъ въ селенію Читсани. Узнавъ, что въ селеніи этомъ нѣтъ землянокъ (той-тисе), я рѣшился ѣхать въ селеніе Хорахпуни, находящееся въ верстахъ 4-хъ отъ Читсани. Когда мы отъѣхали съ версту отъ Читсани, уже совершенно стемнѣло. Дорога шла по низменному берегу. Параллельно ему и недалѣе 1/4 версты течетъ рѣка, по ней-то и ѣздятъ аины въ Хорахпуни. Не зная этого, мы съ трудомъ пробирались по неумятому снѣгу. Наконецъ увидѣли мы строенія — это было нѣсколько японскихъ рыбныхъ сараевъ. Селеніе Хорахпуни было еще далѣе. Подъѣзжая къ нему, я, былъ удивленъ, что не слышно лая собакъ, но скоро узналъ причину этому: лѣтнія юрты, стоящія на берегу моря, были оставлены аинами, перебравшимися въ лѣсъ въ землянки. Но гдѣ эти землянки — вотъ что нужно было намъ узнать. Тропинки расходились во всѣ стороны. Вдругъ послышался съ правой стороны отъ насъ лай собакъ; мы тотчасъ повернули въ ту сторону. Собаки наши живо нашли дорогу, и почуя жилье, понеслись во вскачь. На самой дорогѣ стоялъ столбъ. Я счастливо пронесся мимо его, но казака моего, Дьячкова, нарта ударилась объ него и разлетѣлась; сорвавшіяся собаки начали меня догонять и я вмѣстѣ съ ними подъѣхалъ къ землянкамъ. Оторвавшихся собакъ переловили, а скоро и Дьячковъ пришелъ. Онъ не ушибся и потому я, оставивъ ему озаботиться починкою разбитой нарты, самъ вошелъ въ ближайшую землянку. Послѣ скажу нѣсколько словъ о томъ, какъ устроиваются аинскія землянки.