14-го января, я отправился на лыжахъ съ Дьячковымъ осматривать наши окрестности. Спустившись отъ моего дома на ю.-в., я увидѣлъ, что недалеко отъ нашихъ строеній возвышенность, на которой они стоятъ, круто спускается параллельно берегу. У подошвы этого спуска бѣжитъ ручеекъ, впадающій въ нашу рѣчку. По другую сторону ручейка опять крутой всходъ на параллельную берегу вѣтвь горы, но которая выше нашей площадки. По другую сторону этой вѣтви находится еще другая, такая же лощина съ ручьемъ и горы противоположнаго берега его еще выше описанной вѣтви.

На югѣ лощины эти ограничиваются хребтомъ, идущимъ перпендикулярно берегу. Глубина лощинъ этихъ, отъ рѣчки омывающей нашу нижнюю баттарею и принимающую ручьи ихъ, менѣе версты. Всѣ горы покрыты густымъ мелкимъ лѣсомъ, начинающимся отъ строеній нашихъ въ саженяхъ 15-ти. Надо будетъ вырубить лѣсъ этотъ до половины спуска; а уже началъ вырубку по направленію въ югу, но теперь нѣтъ рабочихъ рукъ на эту работу.

15-го числа, а уходилъ далеко на лыжахъ съ Дьячковымъ, по направленію къ востоку. Предполагая еще разъ посѣтить тѣ окрестности, чтобы открыть выходъ во внутреннія долины, а оставилъ описаніе этого до будущаго времени.

17-го числа. Сегодня пришелъ во мнѣ, въ 1-мъ часу утра, японецъ Асануа и аинъ Испонку приглашать на праздникъ, къ которому японцы уже давно готовились, часто повторяя мнѣ:- «Сизамъ анъ поро-итзине» (у японцевъ будетъ большой праздникъ). Не надѣясь на японскую кухню и не желая сидѣть у нихъ голоднымъ, а предложилъ Асануѣ, чтобы онъ пошелъ сказать Мару-Ямѣ, что черезъ часъ и приду въ нему; Асануа, бывшій уже не много навеселѣ, никакъ не хотѣлъ вернуться на праздникъ безъ меня. Я приказалъ подавать обѣдъ и угостивъ своихъ гостей, отправился съ ними къ японскій домъ, взявъ съ собою Теленова и Дьячкова. Входъ въ него былъ обсаженъ елками. Войдя во внутренность, а увидѣлъ, что и тамъ все было убрано по праздничному. Посрединѣ пріемной залы поставлено было большое дерево, обвѣшанное продолговатыми бумажками съ надписями. Ширмы угловой комнаты, принадлежащей Мару-Ямѣ, были сняты, такъ что она была открыта во всю ширину свою. У задней стѣны сидѣлъ Мару-Яма. Я вошелъ къ нему въ комнату. Поздоровавшись съ нимъ и усѣвшись на полъ подлѣ очага а съ любопытствомъ и удовольствіемъ разсматривалъ украшенія комнаты. Удивительная чистота ея поразительна. Стѣны покрыты обоями съ золотистымъ отблескомъ. У задней стѣны поставлены бумажныя ширмы съ рисунками, правда, неискусными, но за то чисто отдѣланными. Свѣтъ проходитъ въ комнату черезъ бумажныя окна, задвигающіяся снизу вверхъ. Бумага наклеена на тонкомъ и частомъ переплетѣ изъ дерева. Полъ устланъ соломенными циновками удивительной бѣлизны и чистоты. Каждая циновка обшита по краямъ синею матеріею. По стѣнамъ на полкахъ, на высотѣ аршинъ 4-хъ отъ полу, разложены были куличи изъ рисоваго тѣста. Куличи эти круглые, составлены изъ нѣсколькихъ слоевъ, правильно уменьшающіяся въ вершинѣ. Надъ каждымъ куличемъ прибита была бумажка съ надписью. Я спросилъ, что именно написано на этихъ бумажкахъ, и узналъ отъ Мару-Ямы, что всѣ куличи эти назначены патронамъ всѣхъ селеній, занимаемыхъ японцами на Сахалинѣ, и что на бумажкахъ надписаны названія селеній. Въ правомъ углу сдѣлано углубленіе въ стѣнѣ, въ которомъ помѣщенъ жертвенникъ изъ кипариснаго дерева, на подобіе вашихъ кіотовъ. Передъ жертвенникомъ стояло множество куличей и на большомъ блюдѣ двѣ рыбы съ выгнутыми вверхъ головами и хвостами.

Мару-Яма сидѣлъ въ лѣвомъ углу, по обыкновенію на полу, поджавъ подъ себя ноги колѣнями впередъ. Передъ нимъ стоялъ четвероугольный деревянный ящикъ, вышиною около аршина, насыпанный до полна мелкимъ пескомъ. На немъ наложены были горячіе угли. У входа въ комнату поставленъ былъ такой же ящикъ для пришедшихъ со мною Теленова и Дьячкова. Всѣ японцы были одѣты по праздничному, т.-е. имѣли на себѣ отъ 5-ти до 7-ми халатовъ изъ темныхъ бумажныхъ матерій на шелковой подкладкѣ. Эта роскошь, въ простыхъ рыбакахъ, можетъ объясниться только особенными выгодами, которыя они могутъ извлекать отъ сношеній съ аинами, и, можетъ быть, хорошею платою за промыслы въ отдаленномъ краѣ отъ любимаго ихъ главнаго острова Нипона. Нижняго платья, кромѣ чулковъ, а иногда узкихъ нанковыхъ панталоновъ, японцы не носятъ, такъ что развязавъ поясъ, опоясывающій халаты, японецъ въ одну минуту представится въ одеждѣ праотца Адама. Поясы у нѣкоторыхъ изъ шелковой матеріи, у другихъ изъ бумажной. Одинъ японецъ имѣлъ поясъ изъ чернаго сукна, который мы ему подарили. Сверхъ халатовъ надѣвается кофточка съ широкими рукавами, сшитыми напередъ до поло^вины, такъ что отъ мѣста, гдѣ выходитъ рука, рукавъ виситъ на подобіе мѣшка. Японцы, выходя изъ дому, всовываютъ руки въ эти мѣшки, подавая локти назадъ, и это даетъ имъ довольно смѣшной видъ. Вообще одежда ихъ не мужественна и очень неудобна для холодной сахалинской зимы. Шея и часть груди совершенно ничѣмъ не прикрыты. Бритыя головы свои они тоже рѣдко прикрываютъ.

Когда я усѣлся у очага, началось угощеніе. При приходѣ моемъ, толстый Мару-Яма уже сидѣлъ посереди множества чашекъ, бутылокъ, подносовъ и проч., наполненныхъ различными кушаньями и напитками. Чтобы достойно угостить меня, нанесли еще различныхъ сластей и конфектъ. Красивая лаковая посуда и необыкновенная чистота и порядокъ можетъ возбудить аппетитъ и въ ситомъ человѣкѣ. Мнѣ подали на деревянномъ подносикѣ, покрытомъ краснымъ лакомъ, блестящимъ какъ зеркало, пять такихъ чашекъ, имѣющихъ видъ полоскательныхъ чайныхъ чашекъ, только меньшей формы, вмѣщающихъ въ себя не болѣе полутора стакана. Чашечки эти были прикрыты крышками. Они наполнены были различными кушаньями, приготовленными съ большимъ вкусомъ изъ рыбы, раковинъ, китовины, зелени и рису. Еслибы я не былъ ситъ, то конечно я охотно бы все съѣлъ, что мнѣ подали. Теленову и Дьячкову подали такіе же подносы, но только чернаго цвѣта. Вино теплое и холодное подавая въ таковыхъ же чашечкахъ съ золотыми рисунками деревьевъ и цвѣтовъ. Чашечки эти вкладываются одна въ другую и потомъ вставляются въ четырехугольную подставку съ углубленіемъ на верхней сторонѣ для помѣщенія ихъ. Подставка эта то же покрыта блестящимъ лакомъ. Подаютъ вино въ фарфоровыхъ маленькихъ чашечкахъ. Сладости и конфекты подаются въ неглубокихъ четырехугольныхъ лаковыхъ ящикахъ, вставляющихся одинъ въ другой. Вся эта посуда отличной работы. Японцы очень любятъ угощать. Я, чтобы не обидѣть ихъ, попробовалъ всѣ кушанья и выпилъ нѣсколько чашекъ вина рисоваго и одну чашку чаю безъ сахару. Японскій чай хуже китайскаго; но впрочемъ, можетъ быть, здѣшніе японцы пьютъ дурной сортъ его. Во время обѣда нашего произошла въ передней комнатѣ драка между аиномъ Испонку и японскимъ поваромъ Ичую. Мару-Яма, казалось, былъ очень пристыженъ этимъ и просилъ меня, чтобы я не смотрѣлъ на эту драку. Я ему объяснилъ, что я нахожу очень обыкновеннымъ, что простые люди, выпивъ вина, дерутся, и что это вездѣ случается. Просидѣвъ часа два, я воротился домой. Бесѣда моя съ японцами была очень дружественна. Они сказали мнѣ, что хотятъ ѣхать «ору-торо», т.-е. на другой: берегъ, чтобы сзывать аиновъ къ весеннимъ работамъ, и просили меня, чтобы въ отсутствіе ихъ я приказалъ русскимъ присматривать чтобы аины не воровали изъ магазиновъ, говоря, что аигы уже много украли у нихъ. Я обѣщалъ имъ, это и изъявилъ желаніе, чтобы аины охотно и скоро собирались на ихъ работы. Я подарилъ Мару-Ямѣ двѣ утки, которыя служатъ лучшимъ кушаньемъ для японцевъ. При этомъ подаркѣ я замѣтилъ, что японцамъ очень хотѣлось, чтобы я самъ отдалъ утокъ Мару-Ямѣ. Когда я сѣлъ подлѣ очага, они положили принесенныя Дьячковымъ утки на подносѣ подлѣ меня и нѣсколько разъ обращались къ Мару-Ямѣ съ словами, что я дарю ему утку, онъ кланялся и утки оставались на подносѣ подлѣ меня. Понявъ въ чемъ дѣло, я взялъ подносъ и передалъ его Мару-Ямѣ; онъ съ большою радостью принялъ его и поставилъ подлѣ себя, видя въ этомъ, вѣроятно, знакъ особаго уваженія къ нему.

Возвратясь домой, я надѣлъ лыжи и отправился съ Дьячковымъ осматривать окрестности. Уже совсѣмъ стемнѣло, когда я вернулся домой, гдѣ и узналъ, что Рудановскій пріѣхалъ изъ экспедиціи. Я очень былъ радъ этому извѣстію, потому что съ нетерпѣніемъ ожидалъ извѣстій о заливахъ Татарскаго берега, да и прибавка 16-ти собакъ для возки лѣса меня тоже радовала. Скоро пришелъ и Рудановскій во мнѣ, изъ новой квартиры своей. Мы сѣли пить чай и я сталъ разспрашивать его объ экспедиціи. Онъ выѣхалъ въ Сирараро на берегъ Татарсхаго пролива, спустился съ большимъ трудомъ на югъ и смотрѣлъ къ 8-му числу 22 залива, изъ которыхъ заливы Тохмака и Маука — хорошія гавани для зимовки небольшого числа судовъ. Гавань Тохмака наиболѣе выгодна для насъ, потому что она занята только тремя магазинами японцевъ и послѣдніе не такъ дорожатъ ею, потому что она не богата рыбою. Мѣстность Тохмака для поселенія удобна. Лѣсъ находится въ изобиліи на горахъ, окаймляющихъ берегъ. Тохмака находится въ 10-ти верстахъ отъ Мауки. Сѣвернѣе ея хотя и находятся нѣсколько японскихъ сараевъ, но по безрыбію бухтъ, у которыхъ они поставлены, дѣлаютъ ихъ малоцѣнными для японцевъ, такъ что можно считать селеніе Мауку граничнымъ пунктомъ ихъ рыбныхъ промысловъ. Нойоро находится въ суточномъ переходѣ отъ Тохмака. Итакъ, по всѣмъ этимъ причинамъ, выгоднѣйшій пунктъ для нашего заселенія на Сахалинѣ есть селеніе Тохмака, находящееся въ краѣ, пользу занятія котораго я старался доказать выше. Близость «Императорской гавани» еще болѣе увеличиваетъ значеніе гавани Тохмака. Опись ея и вообще юг.-з. береговъ, до селенія Сирануси, доставлена въ селеніе Нойоро, куда по предписанію моему Самаринъ долженъ наѣхать для того, чтобы взять описи и доставить ихъ вмѣстѣ съ другими бумагами въ Петровское зимовье. Рудановскій по отсылкѣ описанія бухтъ продолжалъ путь свой къ селенію Сирануси. Селеніе это самое богатое между японскими заселеніями. Въ немъ находится главный домъ начальника японцевъ. Домъ этотъ, по описанію Рудановскаго, очень обширный и хорошо выстроенный. Полы покрыты лакомъ во всѣхъ комнатахъ, которыхъ очень много. Военной защиты въ селеніи нѣтъ, и слѣдовательно можно уже увѣренно сказать, что на Сахалинѣ японцы не имѣютъ совершенно никакихъ укрѣпленій. Изъ всѣхъ селеній Сахалина, Малка есть наиболѣе населенное. Рудановскій предполагаетъ въ немъ около 300 однихъ взрослыхъ мужчинъ. Изъ Сирануси онъ спустился еще въ югу до перевала черезъ горы въ заливу Авива. Перевалъ этотъ находится вблизи отъ мыса Крильона. Пріѣхавъ въ берегу Анива, онъ продолжалъ свой путь вокругъ него, въ нашему посту. Аины принимали его на всемъ пути съ большимъ гостепріимствомъ, исключая селенія Сирануси, гдѣ онъ едва могъ достать проводника.