Маленькие актрисы
Я знаю этих маленьких актрис,
Настойчивых, лукавых и упорных,
Фальшивых в жизни, ласковых в уборных,
Где каждый вечер чей-то бенефис.
Они грустят, влюбленные напрасно
В самих себя- Офелий и Джульетт.
Они давно и глубоко несчастны,
В такой взаимности, увы, успеха нет.
А рядом жизнь. Они не замечают,
Что где-то есть и солнце, и любовь,
Они в чужом успехе умирают
И, умирая, воскресают вновь.
От ревности, от этой жгучей боли
Они стареют раз и навсегда
И по ночам оплакивают роли,
Которых не играли никогда.
Я узнаю их по заметной дрожи
Горячих рук, по блеску жадных глаз,
Их разговор напоминает тоже
Каких-то пьес знакомый пересказ.
Трагически бесплодны их усилия,
Но, твердо веря, что дождутся дня,
Как бабочки, они сжигают крылья
На холоде бенгальского огня.
И, вынося привычные подносы,
Глубоко затаив тоску и гнев,
Они уже не задают вопросов
И только в горничных играют королев.
1945
Маленький креольчик
Вере Холодной
Ах, где же Вы, мой маленький креольчик,
Мой смуглый принц с Антильских островов,
Мой маленький китайский колокольчик,
Капризный, как дитя, как песенка без слов?
Такой беспомощный, как дикий одуванчик,
Такой изысканный, изящный и простой,
Как пуст без Вас мой старый балаганчик,
Как бледен Ваш Пьеро, как плачет он порой!
Куда же Вы ушли, мой маленький креольчик,
Мой смуглый принц с Антильских островов,
Мой маленький китайский колокольчик,
Капризный, как дитя, как песенка без слов?..
1916
Москва
Малиновка
Малиновка моя, не улетай!
Зачем тебе Алжир, зачем Китай?
Каких ты хочешь мук? Какой ты ищешь рай?
Малиновка моя, не улетай!
Не покидай меня и не зови с собой,
Не оставляй меня наедине с судьбой,
Чтоб вечно петь и петь, кричать в сердца людей
И укрощать зверей!
Твоя судьба — звенеть и вить свое гнездо.
Я ж обречен лететь упавшею звездой,
Полнеба озарив, погаснуть без следа,
Как луч на дне пруда.
И как сказать тебе, мой светлый Май,
Что ты последний сон, последний рай,
Что мне не пережить холодного «прощай»…
Малиновка моя, не улетай!
1935
Марлен
Вас не трудно полюбить,
Нужно только храбрым быть,
Все сносить, не рваться в бой
И не плакать над судьбой,
Ой-ой-ой-ю!
Надо розы приносить
И всегда влюбленным быть,
Не грустить, не ревновать,
Улыбаться и вздыхать.
Надо Вас боготворить,
Ваши фильмы вслух хвалить
И смотреть по двадцать раз,
Как актер целует Вас,
Прижимая невзначай…
Гуд-бай!
Все журналы покупать,
Все портреты вырезать,
Все, что пишется о Вас,
Наизусть учить тотчас.
Попугая не дразнить,
С камеристкой в дружбе жить
(«Здрасьте, Марья Семеновна!»),
Чистить щеточкой «бижу»
И водить гулять Жужу
(«Пойдем, собачечка!»).
На ночь надо Вам попеть,
С поцелуями раздеть,
Притушить кругом огни -
Завтра съемка… ни-ни-ни
(«Что вы, с ума сошли?»).
И сказать, сваривши чай: -
Гуд-бай!
Ожидая Вас — не спать,
В телефон — не проверять,
Не совать свой нос в «дела»,
Приставая: «Где была?»
(«А вам какое дело?»)
И когда под утро злой
Вы являетесь домой -
Не вылазить на крыльцо,
Сделать милое лицо. -
Замолчи, Жужу, не лай!..
Гуд-бай!
Так проживши года три,
Потерять свое «эспри»,
Постареть на десять лет
И остаться другом?.. Нет!
Чтоб какой-нибудь прохвост,
Наступивши мне на хвост,
Начал роль мою играть
И ко мне Вас ревновать?
Нет. Уж лучше в нужный срок
Медленно взвести курок
И сказать любви: «Прощай!..»
Гуд-бай…
1935
Минуточка
Ах, солнечным, солнечным маем,
На пляже встречаясь тайком,
С Люлю мы, как дети, играем,
Мы солнцем пьяны, как вином.
У моря за старенькой будкой
Люлю с обезьянкой шалит,
Меня называет «Минуткой»
И мне постоянно твердит:
«Ну погоди, ну погоди, Минуточка,
Ну погоди, мой мальчик-пай,
Ведь любовь— это только шуточка,
Это выдумал глупый май».
Мы в августе горе скрываем
И, в парке прощаясь тайком,
С Люлю, точно дети, рыдаем
Осенним и пасмурным днем.
Я плачу, как глупый ребенок,
И, голосом милым звеня,
Ласкаясь ко мне, как котенок,
Люлю утешает меня:
«Ну погоди, ну не плачь, Минуточка,
Ну не плачь, мой мальчик-пай,
Ведь любовь наша — только шуточка,
Ее выдумал глупый май».
1914–1915
Музыканты лета
Провожают умершее лето.
Служат панихиду тишины.
На могилах-клумбах астр букеты
Осенью-вдовой возложены.
Отзвенели в чаще золотистой
Божьих птиц высокие концерты.
И уже спешат в турне артисты —
Вечные певцы любви и смерти.
Ласточки летят на Гонолулу,
Журавли — в Египет на гастроли,
А малиновки еще в июле
Обещали выступать в Тироле.
Соловьи мечтают о Сорренто,
Чтоб развить свои фиоритуры,
Починить больные инструменты
И пройти с маэстро партитуры.
Сам Господь дает ангажементы
Беззаботным музыкантам лета,
И всегда в тяжелые моменты
Их пути Он озаряет светом.
Только я останусь на вокзале.
Чтоб махать им бледною рукою.
Почему вы раньше не сказали?
Я бы с вами… Я бы всей душою.
Мне теперь совсем не нужно тело
В этой мертвой солнечной глуши.
Никому нет никакого дела
До моей пустеющей души.
1939–1940
Циндао
Мыши
Мыши съели Ваши письма и записки.
Как забвенны «незабвенные» слова!
Как Вы были мне когда-то близки!
Как от Вас кружилась голова!
Я Вас помню юною актрисой.
Внешность… Ноздри, полные огня…
То Вы были Норой, то Ларисой,
То печальною сестрою Беатрисой…
Но играли, в общем, для меня.
А со мной Вы гневно объяснялись,
Голос Ваш мог «потрясать миры»!
