Голубое небо, нежно зеленая листва. Под деревом расстелено покрывало, на нем вальяжно разлегся еще совсем молодой Сеня. Кот лениво умывался, то и дело кидая взгляд на маленького страшного лысого человечка, который сидел немного поодаль на том же покрывале.

Ребенок одет в розовое платьице, розовое же круглое лицо лучится довольством и сознанием собственной важности. Загребущие ручонки тянутся к разным предметам, что разбросаны вокруг. Иногда эта малявка открывает беззубый рот и издает пронзительные, громкие звуки. Пары таких восклицаний достаточно, чтобы заставить всех окружающих суетиться, сюсюкать, спрашивать, чего пожелает маленький человечек и предлагать всевозможные варианты.

Вот и теперь раздался жизнерадостный приказ:

— Ууу, а — а!

— Маленькая, что? — тут же отозвался молодой женский голос.

— У — у, а! — снова потребовала малявка и неуклюже помахала руками по сторонам от себя, будто собираясь взлететь.

— Оборотень — курочка, — со смехом произнес другой голос, мужской.

Пара лежала на траве. Светловолосый загорелый мужчина, облокотившись на локоть и хитро улыбаясь, все ниже склонялся к лицу лежащей рядом женщины.

— Как тебе не стыдно. Наша доченька самая красивая, самая грациозная…

— Как и ее мама…

Они все время смеялись и все никак не могли оторваться друг от друга. Целовались, прижимались, обнимались, забыв об окружающем мире.

Семен слишком поздно понял, что маленький лысый монстр, не получив желаемого, решила сама взять то, что ей надо. И этим чем‑то оказался кот. Неожиданно быстро и ловко для своей комплекции, — пухлые короткие конечности, круглый животик, непропорционально большая голова, — добралась до беззащитного Семы и захватила его хвост в кулак. Мертвой хваткой, чтобы никто не отобрал добычу и чтобы сама добыча не смогла вырваться.

Возмущенный до глубины души, Семен громко зашипел и ударил по наглой ручке лапой. Правда, без когтей. Как же, за самую малюсенькую царапинку на драгоценном монстре, бедному коту потом бы голову оторвали.

Малявка не растерялась и дала сдачи, постучав свободной рукой по полосатому боку. Кот сменил шипение на жалобные 'мяв'.

Наконец‑то родители отвлеклись друг от друга. Мама взяла дочку на руки, папа осторожно, не без усилий, освободил пострадавший хвост.

— Не обижай котика, забияка.

— Забияка, забияка… Никакая ты не забияка, ты мамино чудо. Знаешь Ада, что ты чудо? Моя хорошая девочка. За тобой глаз да глаз нужен.

— Как и за твоей мамой, — весело добавил мужчина.

Он неотрывно смотрел на жену и дочку. Казалось, вечность мог бы любоваться. Но все‑таки решил, что только смотреть мало и заключил обеих в объятия.

— Люблю вас.

На этом видение прервалось. Семен, все также сидя на столе перед Адой, обиженно отвернулся.

— Спасибо, — тихо поблагодарила. — Это самый лучший подарок, Шнурс.

— Не за что, малышка, — ответил карлик.

— Семен? Семен, прости меня, пожалуйста, — Ада нагнулась ниже, заглядывая в прищуренные глаза напротив. — Что я могу для тебя сделать? Как извиниться?

Отклик поступил незамедлительно, в виде нового мыслеобраза, — широкое и глубокое блюдце сливок, копченая рыбка, крынка сметаны.

— Все тебе будет, все самое лучшее… — пообещала, смеясь сквозь слезы.

Увиденные картинки еще больше разбередили душу, чем недавний рассказ. Ада ясно увидела, каким могло быть ее детство, — полным любви, заботы, тепла. И все это у нее отобрали.

Вытерла протянутым Шнурсом платком слезы и сопли. Она потом все обдумает, не сейчас. Сейчас слишком много всего. Если позволить себе окунуться в этот водоворот сильных, противоречивых чувств и мыслей, она в нем утонет. Захлебнется болью и бессилием что‑либо исправить.

— Как я смогла принять образы? У меня же нет дара говорящей, — спросила, пытаясь отвлечься.

— Сема самый сильный из моих питомцев, самый искусный и опытный. Он с кем угодно может общаться.

— А Клык?

— Нее, ему до Семена еще далеко. Он хоть и способный, но недостаточно развился. Да и учиться у него особо времени не было. Я сразу как смог, отправил его в клан рысей.

— Так он там с заданием был?!

Шнурс кивнул.

Вот же проныра хорек! И ведь никто и не догадывался что 'крыса', она и на самом деле крыса, только в переносном смысле.

— Тринадцать лет назад, когда в клане рысей начали твориться все эти нехорошие дела, многие предпочли уйти. Пока не поздно, пока их еще отпускали, а не вынуждали подстраиваться и молчать в тряпочку. Там не осталось никого из друзей твоего отца, да и просто сколь‑либо сильных, в чем‑то выдающихся оборотней.

Это понятно, Ада заметила и на своей шкуре прочувствовала, — действительно не осталось.

На колени Шнурсу забрался ревнивый Клык. Карлик и его не обделил лаской, одной рукой гладил по голове замолчавшую Аду, второй стал поглаживать хорька. И не прервал монотонного движения ладоней даже тогда, когда двое у него под боком заснули.

Сам Шнурс почти не спал, с возрастом сна становилось все меньше и меньше. А нерадостных дум и забот наоборот, все больше. В данную минуту он пытался не мучаться прошлым, забыть на мгновение о своей вине, и посмотреть в будущее. В то, что ждет малышку в клане беров. Подарок этого хулиганистого мальчишки Дениса он, конечно же, заметил. Да и Клык поведал достаточно много о том, что происходило по дороге в Йонви.

Карлик добродушно усмехнулся, — похоже, в сказке наконец‑то появился принц, который всенепременно спасет малышку принцессу.

Ада проснулась одна, ни Шнурса, ни Семена, ни Клыка поблизости не видно. Лежала свернувшись клубочком в кресле, заботливо укрытая пледом. В прорехи между задернутыми зелеными шторами проникал яркий солнечный свет. Как ни странно, чувствовала себя хорошо отдохнувшей, как‑то непривычно спокойно и умиротворенно. Может, конечно, ей вчера что‑то подмешали в какао и именно поэтому она спокойно проспала до позднего утра, но голова была ясной и светлой. Как проясняется погода за окном, так и в настроении грозовые тучи разошлись, показалось голубое небо.

Не успела как следует оглядеться, как открылась входная дверь и в комнату, согнувшись под тяжестью огромного, заставленного едой подноса, вошел Шнурс.

— Позавтракаешь со мной, красавица? — спросил, пристраивая ношу на стол перед Адой.

— Давай, — согласилась та, зевая и разглядывая обилие вкусностей.

Шнурс бодро расставил полные тарелки с пышущей жаром кашей, блюдо пирожков, баночку брусничного варенья, кружки и чайник. Одернул шторы с окон и в комнату ворвался яркий свет. Зачем‑то прихватил с подоконника горшок с цветущими фиалками и водрузил на середину и так полностью заставленного маленького стола.

— Жизнью надо наслаждаться! — подняв указательный палец, назидательно произнес и протянул Аде большую ложку.

Уплетая кашу так, что даже уши шевелились, как бы между прочим, с набитым ртом, обронил:

— Смотрю, носишь медальон Дениса.

Девушка подавилась кашей и промолчала. Как он понял, что украшение от Дена? Самое смешное, что она как раз думала, где искать бера. В том, что будет искать, ничуточки не сомневалась. И даже намеревалась как‑нибудь невзначай выведать у прыткого карлика возможные места, где мог быть Денис. Только вот не знала как обойти ненужные сейчас объяснения, не хотелось вдаваться в подробности, рассказывать что, как и почему.

Ада ни с кем не желала обсуждать чувство, которое испытывает к Денису, такое радостное, искрящееся и одновременно мягкое, робкое и томительное. Этим хотелось поделиться только с одним мужчиной, с тем, кто его вызывал.

— Имя приняла? — осведомился об этапе развития связи карлик.

— Какое имя?

То, что он звал ее Идой и что она отзывалась на новое имя, пришло в голову не сразу.

— Ну медальон же носишь? — не понял Шнурс.

— Это просто так… — попыталась увильнуть от ответа Ада.

— Та — ак… Да похоже, ты ничего не знаешь, малышка! Как же это?! — Шнурс даже ложку отложил, так был возмущен.