— Нет, шучу, — с прорывающимся в голосе рычанием зло бросил Слав. — Нам не уйти, эти твари целенаправленно движутся от тракта в горы, нам наперерез.

— В бездну… — в сердцах выругался Борис.

— А наши улиточки не осnbsp;С первыми лучами солнца встал Борис. Он неодобрительно взглянул на Дениса, но промолчал, побежал охотиться. Велислав сторожил последние часы перед восходом и теперь отправился за водой, а Денису следовало начать разжигать костер. К завтраку они всегда относились серьезно и никогда не пренебрегали, впрочем, как и обедом и ужином. тавляют возможности успеть добраться до заставы Колина.

— Сколько?

— По следам не меньше десятка.

Денис с силой пнул валяющийся рядом камень, тот не полетел далеко — далеко, остался лежать на месте. А бер зашипел от боли, чертыхаясь запрыгал на одной ноге. Булыжник оказался выступающей частью скалы, а не отдельным камешком.

— Ден, ты точно того, этого… — Слав наградил друга жалостливым взглядом. — Не будем произносить вслух. Тупеешь на глазах, главный признак.

Велислав прав, Ден слишком много думает об Аде, ее губах, глазах, ногах… И слишком мало о смолгах, их ядовитой слюне и чересчур частом и открытом появлении на землях оборотней в последние дни. И вот, дождался, превращается в ходячее недоразумение. Как все невовремя.

— Что‑то не так? — насторожилась подоспевшая Ханна.

Этот же вопрос написан на лицах остальных девушек, стоящих немного позади. Они уже привыкли к спокойным и уравновешенным проводникам и искренне считали, что все слышанные когда‑либо рассказни и сказки сильно преувеличивают степень кровожадности берсерков. Эти трое, во всяком случае, выдержаннее многих.

На вопрос ответили не сразу, беры обменялись непонятными для девушек взглядами.

— Уводите их, я догоню, — наконец произнес Денис.

— Один? Ты спятил? — Борис надвинулся на друга, он крупнее и выглядел сильнее Дениса, в его груди зарождалось глухое рычание. Но Ден не отступил, стоял не отводя взгляда.

— Уводите их, — еще раз, твердо, подчеркивая каждое слово, приказал.

Посверлив друг друга взглядами еще какое‑то время, Борис все‑таки отступил, он шумно и тяжело дышал. Велислав не вмешивался, внимательно наблюдал за противостоянием со стороны. Перечить Денису, какими бы сумасбродными его решения ни казались, друзья не могли.

Ден ничего больше не сказал и не объяснил. Вместо разговоров уверенно подошел к Аде, заслонил ее своим телом от всех, и не обращая ни на кого внимания, притянул опешившую девушку к себе. Наклонился, поймал испуганный взгляд и мягкие, приоткрытые в удивлении губы. Глаза в глаза, дыхания смешались в торопливом поцелуе. Ден провел языком и втянул ее нижнюю губу, яснее ясного давая понять о своих желаниях. В открытую, с дерзкой короткой улыбкой заявляя о своем к ней отношении. Все просто, — смелость, напор, и полная уверенность в правильности своих действий.

— Чертов идиот, — поделился выводом Велислав.

Слова раздались Денису в спину, он очень быстро удалялся, ловко спускаясь по скалам и не оглядываясь.

— Если не смолги, то его прибъет Дмитрий. А заодно и нас.

— Смолги? — переспросила Марья. Девушки потрясенно застыли, мало что понимая в происходящем и из‑за неизвестности пугаясь еще больше. У всех у них богатое воображение, и слово «смолг» запустило его работу на всю катушку.

Ада непроизвольно метнула взгляд вслед Денису, но он уже скрылся из виду. Растерянность и злость сменил сильнейший страх. И испугалась она, как ни странно, не за свою жизнь и не за подруг, а за Дениса. Догадка поразила, от мысли, что Денис может уже не вернуться, все внутри Ады будто заледенело.

— Быстрее, девушки. Вы можете быстрее? — игнорируя вопрос Марьи, нетипично для себя раздражаясь, поторопил Слав.

— Почему вы отпустили его одного? — еле слышно спросила Ада, не надеясь на ответ. Тихий шепот вопреки ее желанию вырвался из ледяных глубин пораженного страхом сознания.

— Если кто и справится, то только Ден, — последовал краткий, но исчерпывающий ответ.

В последующие часы оказалось не до разговоров. Они бежали, так быстро, как только позволяла горная тропа и собственные, заплетающиеся от усталости, ноги.

С наступлением сумерек внутреннее напряжение и боль в мышцах стали невыносимыми. Но никто не жаловался и громко не стонал, не очень‑то приятно для самок быть обузой, слабой и медлительной, из‑за которой все подвергаются смертельной угрозе. Беры молчали, никаких известий о Денисе не было.

В горах неторопливо, но неотвратимо наступала ночь. Вечерний гомон птиц утих, изредко раздававшиеся резкие вскрики встревоженных чем‑то птах заставляли Аду вздрагивать. Это не волнение, не плохое предчувствие, нет, она ощущала панический ужас.

Когда темнота сгустилась настолько, что не видно куда ступает нога, Велислав объявил привал. Девушки попадали где стояли. Им стало уже все равно где ночевать, в пещере, в лесу или под открытым небом. Даже если бы шел дождь, предпочли бы остаться лежать, чем идти искать укрытие.

В гнетущей тишине развели маленький костер, споро приготовили ужин. Аде кусок в горло не лез, ждать не было никакой мочи. Она не стала копаться в себе и обдумывать собственные ощущения, искать объяснения и причины. Вряд ли поняла бы что‑то определенное. Да и сил не оказалось, ни физических, ни душевных. Просто приняла как данность то, что до болезненных спазмов в животе боится не увидеть больше Дениса.

Странный, опасный, упрямо докучающий нежеланным вниманием, постоянно лезущий к ней с прикосновениями… поцеловавший ее бер. Поцеловал… ее.

В клане Ханнеса Аде очень часто преграждали путь в узких темных коридорах и приставали, грубо и пошло предлагая уединиться в укромном местечке. От этих воспоминаний начинало тошнить, появлялось ощущение грязи, собственной уязвимости.

И сейчас поступки Дениса выбивали из колеи. В них чувствовалась забота, что‑то… совсем Аде непонятное и никогда неизведанное. Он не похож на Матиса, на Ханнеса и всех его воинов. Девушка лежала на спине уставившись в темное звездное небо. Поднесла пальцы к губам, легко провела по ним, вспоминая влажную и горячую ласку. Она простит Денису этот поступок. Пускай только вернется.

Из‑за камней метнулась темная тень. Клык шмыгнул к огню, деловито принюхиваясь подбежал к жарящему мясо Борису. Мужчина без промедления взял зверя на руки и подняв за загривок до уровня лица, пристально заглянул в черные блестящие глаза.

Тишина и ожидание стали еще более напряженными. Нетерпение и страх перед плохими новостями подобно искрам костра, казалось, потрескивали в прохладном ночном воздухе.

Первой не выдержала Лисичка, всего на миг опередив Аду с вопросом.

— Что там? Что он говорит?

— Похоже, с обозом и его охранниками мы распрощались навсегда, — задумчиво произнес Борис.

Почему‑то все одновременно посмотрели на Марью. Та сидела на земле скрестив ноги, отсветы пламени высвечивали правильные, породистые черты лица. Очень выразительно оранжевые блики подчеркнули черноту широко раскрытых глаз и пустой взгляд в никуда. Волчица не шевелилась, застыло тело, лицо и взгляд. Как каменное изваяние, прекрасное, но полное невыраженного горя. Такого сильного, что вырвись наружу, каменная статуя рассыпалась бы на мелкие куски.

— Все погибли? — осторожно, страшась ответа, спросила Ханна.

— Это смолги. Раненные ими умрут в течении пары дней, оторвана нога или царапина на пальце, не имеет значения.

Марья молча встала, спина прямая, руки по швам. Как всегда гордая осанка сейчас выглядела почти жалко, вся фигура волчицы смотрелась донельзя хрупкой и слабой. Деревянной походкой отошла к краю утеса и опустилась, почти упала на землю. Отвернулась, отгородилась от всех, ни словом ни жестом не выказала обжигающей внутренности боли.

Беры внимательно проследили за ней взглядами, впрочем, не обделяя вниманием и остальных девушек и сгущавшуюся вокруг темноту. Неопределенность предпочтительнее плохих вестей. И в эту ночь всем им придется терпеливо выносить муки неизвестности. Сон? Вряд ли. Можно только надеяться, что девочкам поможет забыться усталость.