© Ершов С., состав., комментарии, 2009

© Витковская М., Витковский В., Мещерская Е., перевод, 2001

© Рохмистров В., предисловие, 2009

© Оформление. ЗАО ТИД «Амфора», 2009

Как известно, сохранилось лишь одно документальное свидетельство о трагических событиях, легших впоследствии в основу евангельского текста, – коротенькая запись в «Анналах» Тацита: «Христа… казнил при Тиберии прокуратор Понтий Пилат». Еще очень долгое время рассказы о Спасителе передавались из уст в уста, пополняясь все новыми и новыми подробностями.

Длительное господство устной традиции объясняется не только тем, что первые последователи Христа меньше всего думали о записи своих рассказов и поучений, но еще и тем, что сами апостолы оставались по-преимуществу иудеями и не видели необходимости в создании новых текстов. Не было у них особой потребности в записях еще и потому, что пришествие Царства Божия не относилось ими к какому-то отдаленному будущему. Да и роль устного слова была в те времена очень значима. Даже первые христианские тексты в большей степени предназначались для чтения вслух.

Затем в христианских общинах появились люди, которые стали обрабатывать эти устные проповеди и создавать различные произведения повествовательного и нравоучительного характера. Они объединяли в одном рассказе различные притчи, речения Иисуса, цитаты из ветхозаветных текстов, особенно те, что свидетельствовали о пришествии Мессии. Так сложился новый жанр – развернутое повествование об Иисусе Христе, его пришествии, учении, мученической смерти и воскресении – евангелие (благая весть). Обычно такому благовествованию присваивалось имя, которое свидетельствовало не столько о том, что текст написан именно этим апостолом, учеником Христа, сколько о том, что запись сделана с его слов. Имя как бы освящало повествование, делая его подлинным свидетельством непосредственного участника событий.

Со временем возник естественный интерес и к самим апостолам. Истории об этих самоотверженных и преданных Христу людях стали объединяться под названием «деяния». Деяния среди новозаветных текстов наиболее многочисленны и, по-видимому, особенно популярны. И это не удивительно, потому что они представляют собой настоящие повести о чудесах и людях божественных. Деяния строились во многом по образу и подобию евангелий; особенно ясно это видно по апокрифическим «Деяниям Иуды Фомы». В них есть откровенная попытка представить Фому двойником Христа. Еще одной характерной особенностью деяний является смешение повествовательных частей с молитвами, проповедями и гимнами. Это свидетельствует о сильном иудейском влиянии, поскольку античная литература, в отличие от восточной, как правило, стремилась к сохранению чистоты жанра. В нашем издании апокрифические деяния апостолов даются в переводе с сирийского.

Тексты, связанные с христианской идеологией, занимают в сирийской литературе немаловажное место. Очагом сирийской цивилизации было небольшое государство Осроэна, возникшее в северо-западной части Месопотамии, в конце II в. до н. э. Согласно легенде, Осроэна была основана арабским кочевым племенем осрои после распада Селевкидского государства. Ученые считают, что на сирийском языке зачастую сохранились наиболее древние и надежные в текстологическом отношении памятники. Например, «Деяния Иуды Фомы» дошли до нас на нескольких языках, но только два варианта претендуют на несомненный авторитет: греческий, на котором этот памятник стал известен впервые, и сирийский, сохранивший его наиболее полную версию. Что же касается «Истории Иоханнана…» (Иоанна), то этот апокриф во многом оригинален.

Сирийская словесность представляет исключение в ряду восточно-христианских литератур еще и потому, что целый ряд апокрифических сюжетов свое первоначальное оформление получил именно на сирийском языке; таковым памятником считается апокриф «Деяния Филиппа». Это объясняется тем, что в Осроэне христианство было объявлено государственной религией уже в конце II в. В связи с чем, например, «Учение двенадцати апостолов», произведение еврейского происхождения, особое распространение получило именно в Сирии и дает весьма ясное представление о характере христианского движения тех лет.

Деятельность апостолов была неутомима. Они не только рассказывали о своем учителе, но и проповедовали Царство Божие, обращаясь ко всем с многочисленными посланиями. Особенным же интересом у слушателей пользовались апокалипсисы со всеми их страшными и порой мистическими описаниями. Слово «апокалипсис» (откровение) большинство привыкло относить к своеобразному рассказу Иоанна Богослова, в котором повествуется о странном видении, предшествующем концу мира. Сменяющие друг друга картины этого видения – сам Господь в окружении старейшин, снятие семи печатей, трубящие ангелы, бьющийся с драконом архангел Михаил и др. – буквально поражают воображение. В результате со словом «апокалипсис» сегодня ассоциируется понятие полной мировой катастрофы. На самом же деле откровения относятся к разряду пророческой литературы. Они лишь рассказывают о том, что́ из картин будущего открыл Господь своим наиболее верным ученикам.

Распространение христианства в разной этнической и социальной среде, подверженной влияниям прочих верований, а также различных философских школ и учений, во множестве расплодившихся в те времена, неизбежно усиливало расхождения между отдельными группами христиан и их писаниями. Множество вариантов одних только евангелий и постоянные споры среди проповедников относительно тех или иных деталей поставили, наконец, перед всеми христианами задачу раз и навсегда разобраться с источниками их вероучения. Первая попытка, предпринятая в этом направлении, связана с именем богатого судовладельца Маркиона. Он специально прибыл около 140 г. из Малой Азии в Рим с целью сплотить всех христиан и добиться их окончательного разрыва с иудаизмом. Из всех евангелий Маркион отобрал только «Евангелие от Луки», предварительно убрав оттуда ветхозаветные цитаты; он считал, что они вставлены иудеями. Отредактировал он и «Послания апостола Павла», из которых отобрал лишь десять. Однако деятельность его не увенчалась успехом. Во второй половине II в. попытался решить эту проблему ученик христианского писателя Иустина Татиан. Он создал Диатессарон – единый рассказ, составленный на основе четырех евангелий с добавлениями из «Евангелия евреев». Татиан написал свое сочинение на греческом. Однако затем оно было переведено на сирийский, и сирийские христиане долгое время почитали Диатессарон как основную священную книгу.

В самом конце II в. вопрос о подлинных и подложных писаниях в своем сочинении «Против ересей» поставил епископ Ириней Лионский. Слово «ересь» (особое, иное учение) поначалу не имело негативного смысла. Лишь с развитием христианской теологии оно все больше приобретало негативный оттенок, воспринимаясь как всякое учение, отличное от единственно истинного. Главным объектом критики Иринея были многочисленные гностические учения. Гностики (знатоки) претендовали на знание особого таинственного смысла божественных писаний, часто противоречившего общепринятому. В противовес истинным четырем евангелиям Ириней упоминает «несказанное множество апокрифических и подложных». Употребленное им, а также христианским философом конца II – начала III вв. Тертуллианом слово «апокрифический» (тайный, скрытый) быстро распространилось на все непризнанные Церковью книги религиозного содержания.

В конце III в. в сочинениях Евсевия Кесарийского по отношению к новым текстам были употреблены слова «Новый Завет». Под этим понимался новый союз с Богом, о котором говорилось еще в Септуагинте (Септуагинта – сделанный в III–II вв. до н. э. в Египте и дошедший до нас в списке IV в. н. э. греческий «перевод семидесяти толковников» – основа Ветхого Завета). Там слово «союз» было передано греческим «диатеке» – завет. Так складывались предпосылки к окончательному закреплению новозаветного кодекса.