- И как долго я буду вспоминать все? - вздохнула я, внутренне надеясь, что не все воспоминания такие болезненные и, к тому же, связанные со смертью.

Он наклонил голову, поглядывая на меня исподлобья.

- Не знаю, бывает по-разному, постепенно все свяжется воедино как большая мозаика в твоей голове, соберется в различимую и понятную картинку.

- И сколько же разрозненных частей у мозаики? - затаив дыхание, задала я очередной вопрос.

Он понял, что я говорю о количестве прошлых, прожитых мной жизней.

- Четыре, не считая этой. Так что тебе предстоит вспомнить еще три.

- Мы, что во всех в них встречались?

- Нет, находились близко только в двух, и в этот момент пробуждался один из тех, кто все еще спал, и только в одной мы были знакомы.

- Ну, тогда откуда ты знаешь про мои четыре жизни? А вдруг я попросту не родилась в одной из тех, что ты прожил, или например, родилась уже после твоей смерти? - недоумевала я.

- Хорошо бы, но с нами так не получается, - усмехнувшись, ответил он. - Мы энергетические носители одного целого, две равнозначные половины. Мы обычно рождаемся очень далеко друг от друга, в разных странах, но в одном и том же временном промежутке, случается, что ты опаздываешь на несколько лет, бывает я отстаю, но большую часть проживаемой нами любой из жизней, существуем мы оба, обе половины. Кстати основную часть сведений о нас, рассказала мне ты, в той жизни, где единственный раз, кроме этой, мы были знакомы.

Англичанин повернул голову, и его глаза привычно погрузили меня в приступ леденящего страха, я неосознанно отодвинулась на самый краешек софы.

- Что, так страшно? - поинтересовался он, с любопытством рассматривая мое лицо.

- Твои глаза... - проговорила я, - они так похожи на мои, почти такого же редкого неестественного цвета, только темнее. Это оттого, что мы...?

- Ах, это. Кто знает?! - не дав мне договорить, почему-то жестко и отрывисто рассмеялся он. - Это как раз относится к той части, которую ты сама должна вспомнить. Могу только сказать, что в одной из жизней ты пробудилась очень рано, почти с рождения, и знала о нас гораздо больше, чем я даже сейчас, и сила в тебе превышала все разумные границы. Возможно ты сама найдешь ответ в воспоминаниях.

За окном яркий искрящийся на листве день постепенно вырождался в пасмурный унылый вечер, а мы все сидели и тихо переговаривались в медленно темнеющей прихожей. Я больше не пыталась что-либо сопоставлять или подвергать его слова изощренному смысловому разбору. И дело даже не в том, что окончательно поверила в это сумасшествие и психоз двоих почти незнакомых людей, просто теперь точно знала, что все так и есть, не нужно примеров, демонстраций и доказательств. Я точно знала, что меня с этим чужим человеком связывает что-то невидимое, сильное. Я по-прежнему съеживалась от его присутствия, но то, чего мне недоставало все эти последние месяцы, заняло свое законное место, словно поиск смысла жизни увенчался успехом. Стало комфортно, цельно, потому, что я теперь знала, что именно со мной происходит, что именно не так.

Параллельно возникло море вопросов, и они продолжали прибывать, но некоторые особенно терзали меня.

- Почему мы такие? Кому и зачем все это нужно?

- Этого я не знаю. Поразительно, ты так спокойно восприняла доказательство теории переселения душ. Твоя религия что, не мешает этому? - отозвался он, указывая рукой на мой нательный крестик, зацепившийся за молнию расстегнутой куртки, которую я так и не успела снять. - А как же рай, ад и тому подобное?

- Никогда всерьез не верила в них, и религиозностью никогда не страдала, в отличие от прошлой жизни, - почти давясь сочетанием 'прошлая жизнь', пробормотала я.

- Это хорошо, не закостенелость мышления поможет тебе пройти пробуждение легче.

- Чем конкретно я теперь отличаюсь от себя же, но месяц назад, к примеру?

- Ходить по воде и творить чудеса ты точно не умеешь. Ты способна путешествовать через память души по своим прошлым жизням, менять ничего не сможешь, но наблюдать за происходящим и проживать эти жизни вновь и вновь сколько захочешь. Поверь мне - это очень интересно, изучение истории человечества в подлиннике. Но все омрачает существенный минус - у тебя есть теперь как бы еще одна часть тела, я. Ты будешь чувствовать переполняющие меня сильные эмоции, боль и страдания. Но это мелочь по сравнению с тем, что у тебя появился ограничитель, части энергии в нас обоих пробуждены, и теперь мы не можем далеко удаляться друг от друга. Чем больше ты будешь вспоминать прошлые жизни, тем больше будет сужаться допустимое расстояние между нами. Это как раз относится к правилам, о которых я упоминал. Под это придется подстраивать наши жизни, - он издал вымученный вздох, прежде чем продолжить.

- Англия далеко от России по меркам связей между нами, следовательно, кому-то придется переехать и сократить это расстояние до позволительного.

- Что значит 'не можем удаляться друг от друга'? Ты сядешь в свой поезд, а я в свой или самолеты, например, - взбудораженная негативными перспективами предположила я. Сомнительно, что пузырьки могут так сильно сдерживать меня от возможности рвануть подальше от этого человека, что я и намеревалась сделать, получив всю важную информацию.

Реакция на мои слова - безудержный хохот Даниэля, не заставила себя долго ждать.

- Да ты еще совсем не понимаешь, насколько все это сильно держит нас, - запинаясь от утихающего смеха, выдавил он. - Поезда, просто встанут как вкопанные, когда расстояние между нами сравняется с максимально допустимым, и с места не сдвинутся, пока мы будем в них находиться. С самолетами все обстоит еще хуже, они остановятся и рухнут вниз. Если решим покончить жизнь самоубийством одновременно, то воспользуемся этой твоей идеей.

- Теперь ты понимаешь, - удовлетворенно кивнул он, очевидно, заметив, как вытянулось мое лицо. - Вот поэтому я и ненавижу, что ты существуешь, хотя дело даже не в тебе, а в этой чертовой связи между нами. Теперь мы как заключенные, и всю жизнь придется с этим считаться, о полной свободе можно забыть. - Мужчина приходил в тихую ярость, говоря все это.

- Полгода назад я почувствовал тебя, очень размыто, нечетко, едва - едва, ты иногда звала меня, но еле слышно, я понимал, что ты еще очень далеко, но твоя энергия уже пытается проснуться. Кстати, если принять в расчет разницу во времени, скорее всего, в эти моменты ты спала. Затем сильнее, когда приехал в Швейцарию, но я еще питал надежду, что мы не встретимся, сама судьба обычно сопротивляется и не дает частям энергии соединиться. Почему, опять же, не знаю, даже не спрашивай, и хотя это всего лишь очередная из моих теорий, мы обошлись друг без друга в двух из четырех прошлых жизней, которые я помню. Нас разводит в разные стороны довольно часто, и я так рассчитывал на передышку в этой жизни после Америки восемнадцатого века. Поэтому и удивился там, в музее, когда увидел твои глаза и почувствовал, что скрывается за ними. Правда, надежда, что ты не проснешься, еще имела право на существование, и я первым же поездом помчался сюда, думая, что удаляюсь, а на самом деле приблизился.

- И что теперь делать? - перспектива навечно быть привязанной к англичанину взбесила меня, и пусть возможное расстояние между нами измеряется даже километрами, но мне же теперь придется согласовывать с посторонним человеком передвижения по планете. А еще, как я поняла, если кто-нибудь пырнет его ножом в темной подворотне, я буду мучиться от боли, пока он не истечет кровью и не умрет. 'Да, милая перспективка, ничего не скажешь'.

- Дальше... - на миг задумался он, что-то в уме просчитывая. - Сколько ты собираешься еще отдыхать?

- Какой теперь, к черту, отдых, пробыть собиралась еще три недели, - угрюмо ответила я.

Господина Вильсона позабавила моя реакция, и он косо улыбнулся. Лучше бы ему этого не делать, поскольку в такие моменты его лицо преображалось из просто остро холодного в демонически неприятное, словно вот-вот из-за спины покажутся крылья падшего ангела, или откроется дверь в ад.