Человек? Да, пожалуй. Во всяком случае, гуманоид. Две руки, две ноги. Голова немного странной, конической формы с закруглённой макушкой. Но уши, нос, рот - всё имеется. Глаза несколько навыкате, широко разведены от переносицы. Зубы крупные, клыки чуть выступают вперёд, отчего улыбка выглядит не очень дружелюбной. А чтобы я не усомнился в значении этого оскала, незнакомец выставил перед собой некий хитрый предмет, напоминающий одновременно косу и алебарду. И лезвие по какой-то досадной случайности направлено в мою сторону.

Нет, дорогой, я не собираюсь с тобой драться. У меня совершенно другие планы. Правда, в одной моей руке зажата отвёртка, а в другой я всё ещё держу катушку. И этот парень имеет полное право принять их за страшное оружие. Что ж, эту ошибку я быстро исправлю.

Подозрительные предметы сами собой выскальзывают из моих пальцев и с глухим стуком падают на зелёную площадку под ногами. Всё так же медленно поднимаю руки и поворачиваю ладонями к чужаку. Негромко, но отчётливо произношу:

- Я - друг. У меня нет оружия. Я пришёл с миром.

И неважно, понимает ли он английский. Главное - интонация. Доброжелательная, успокаивающая, напрочь лишённая агрессии.

Кажется, он понял. Осклабился ещё шире, отбросил косу в сторону и тоже поднял руки. Потом шагнул мне навстречу, ещё раз шагнул, наконец, побежал. Прежде чем я успел хоть как-то отреагировать, туземец оказался рядом со мной и, не останавливаясь, с разбегу врезался макушкой мне в подбородок.

И тут я сказал: "Ой!" Или какое-то другое слово. Трудно припомнить точно, если по два раза в день теряешь сознание.

На этот раз я очнулся оттого, что моя голова ударилась обо что-то твёрдое. Вернее, не так. Я почувствовал, что моя голова ударилась обо что-то твёрдое, потому что очнулся. А бился я, по-видимому, уже давно. И пока думал эту мысль, успел шандарахнуться ещё несколько раз. Слава богу, не подбородком, который и так болел неимоверно. И я даже помнил, почему он болит.

Труднее было разобраться, где я сейчас нахожусь. Все мои волосы почему-то решили перебраться поближе к глазам, и из-под них ничего не было видно. Поразмыслив немного, я понял, что вишу вниз головой. Но кто же меня так неудобно повесил?

Виновник нашёлся в непосредственной близости от меня. Да и где ж ему было ещё находиться, если он меня нёс, перекинув через плечо, словно какой-нибудь мешок. И там же, за плечом, он пристроил свою косу с длинным суковатым древком. Об него-то я бился на каждом шагу. Неудивительно, что это занятие мне вскоре надоело.

- Эй, приятель, а нельзя ли поосторожнее? - вежливо поинтересовался я, с трудом шевеля пострадавшей нижней челюстью. - Не дрова ведь несёшь!

Носильщик на мгновение приостановился, сдвинул меня чуть дальше на спину - так, видимо, ему было удобней - и зашагал дальше. Может, он меня и слышал, но ничем не выдал наличия у себя органов слуха и речи.

- Э-эй! - повторил я. - Ты понимаешь, что я говорю? Ты говоришь по-английски? Ты вообще говорить умеешь?

Вот теперь он точно услышал. Остановился и со вздохом облегчения сбросил меня в грязь.

- Вот спасибо, родной! - проворчал я, держась за многострадальный подбородок. - Век твоей доброты не забуду!

Туземец внимательно, склонив голову набок, выслушал меня и снова оскалился. Припоминая, чем это не так давно закончилось, я опасливо отодвинулся в заросли подорожника. Он с весьма деловым видом дёрнул меня за ногу и вернул в первоначальное положение.

- Я... говорить... да, - прохрипел он с жуткими паузами между словами. - Ты... говорить... нет.

Похоже, английский язык он знал весьма поверхностно. Но лучше уж так, чем объясняться знаками.

- Молчать, что ли? - на всякий случай уточнил я.

Он радостно закивал головой. Если, конечно, этот жест не означал что-нибудь иное. Но предположим, он действительно обрадовался тому, что я подсказал нужное слово.

- Ты... молчать... да.

Что ж, молчать - так молчать. Так бы сразу и сказал, Квазимодо!

Мой новый знакомый походил на героя древней книги не только разговорчивостью, но и внешним обликом. И без того невысокого роста, он ещё и сильно сутулился, даже теперь, когда я не обременял его лишней нагрузкой на позвоночник. При этом туземец был необычайно широк в плечах и, по-видимому, силён. Одеждой ему служила бесформенная накидка, сшитая из нескольких кусков не то очень грубой кожи, не то, наоборот, повышенной эластичности чешуи какого-то животного. Голые ноги до самых колен сами переливались рыбьей чешуёй. То ли какая-то болезнь, то ли здесь так принято.

Приглядевшись, я заметил подозрительные проблески также на плечах и руках аборигена. А уж голова его вообще представляла собой изысканное зрелище. Сначала я даже решил, что он носит защитный шлем. Потому что там, где у нормальных людей растут волосы, его череп покрывала гладкая, блестящая корка. И мне сразу стало понятно, почему его нападение увенчалось столь триумфальным успехом. В такой броне можно и об стену биться. Ну, или об дерево, за неимением поблизости стен.

Верхнюю губу, подбородок и даже надбровные дуги туземца тоже покрывал защитный слой. Опять же, именно там, где положено расти усам, бороде и бровям. Сопоставив эти факты, я пришёл к выводу, что чешуя представляет собой видоизмененный, мутировавший волосяной покров. Очень практично, между прочим. Во всяком случае, за ноги никто не кусает.

Тем временем туземец тоже был увлечён мыслительным процессом. Скорее всего, подбирал слова для нового выступления. И насобирал их немало.

- Я ты победить. Я ты хозяин. Я говорить, ты делать всегда.

По всей видимости, это должно означать следующее: Я тебя победил, и теперь буду твоим хозяином. Я буду приказывать, а ты обязан мне подчиняться.

Не то чтобы мне понравилась его идея, но я решил пока ни в чём его не разубеждать. Во-первых, не уверен, что его так уж интересует моё мнение. Во-вторых, сомневаюсь, что мне удастся прямо сейчас убежать. И, в-третьих, разве не этого я добивался? То есть, не совсем этого, но всё-таки. Я ведь хотел найти людей? Хотел. И нашёл. Осталось только убедиться, что ни о каких книгах они в жизни не слышали, и тогда можно с чистой совестью возвращаться на корабль. Правда, для этого ещё придётся: попрощаться с гостеприимными туземцами - раз; разыскать Эллен с Марвином - два; и отремонтировать флайер - три. Но это уже задачи отдалённого будущего. Подумаю о них завтра.

Тем временем мой хозяин заготовил новую речь.

- Я идти. Ты идти, где я идти.

Уточнять, куда я идти, было бесполезно. Если мой крепкоголовый друг и захочет ответить, то сначала будет очень долго думать, как это сказать. А я ещё дольше буду разгадывать, что он сказал. Уж лучше пойти и самому посмотреть. Очень даже возможно, что получится быстрее.

Насколько я мог судить, мы двигались в прямо противоположном от моего флайера направлении. Что само по себе уже не радовало. Но ещё хуже было то, что я даже приблизительно не мог определить пройденное расстояние. Навигатор по-прежнему не подавал признаков жизни, а в подсчёте шагов я очень быстро начал сбиваться. Да и не помогло бы всё равно. Пробираться по лесной чаще - совсем не то же самое, что идти по ровной дороге. Шаги получаются короче, да ещё и разной длины. По ощущениям мы никак не могли пройти меньше десяти миль, но не исключено, что я, не имея должной сноровки, просто уставал больше обычного. И голове моей за этот день изрядно досталось. Так что можно смело делить десятку пополам, и получится более или менее близкое к реальности расстояние.

Лес на протяжении всего пути почти не менялся, а вот подлесок проявлял больше разнообразия. Сначала папоротники сменились весёленькими фиолетовыми ёлочками, которые на самом деле были какой-то разновидностью хвоща. Потом появились мясистые стебли алоэ, с такими же, как у настоящих, колючками, но растущие не от общего ствола, а каждый поодиночке. Затем мы двигались под сенью гигантских нежно-голубых лопухов, издававших резкий неприятный запах рыбного отсека продуктового склада при неисправном кондиционере. И я успел вдоволь им надышаться, прежде чем лопухи уступили место уже знакомым мне подорожникам с высокими зернистыми стеблями и длинными стелющимися низко над землёй листьями.