Нет, в самом деле, не знай я, какая она искусная притворщица и интриганка, растаял бы от одних застенчиво полуопущенных ресниц. Но ведь и она понимает, что второй раз я на этот крючок не клюну. Зачем же комедию ломать? А может, ей тоже необходима поддержка в борьбе за лидерство с нашим бравым адмиралом? Что ж, тогда можно и подыграть немного.

- Поступайте так, как считаете нужным, - ответил я, стараясь, чтобы мои слова не прозвучали слишком грубо. А для надёжности ещё и прибавил, - Эллен.

- Ах, как я рада, что вы не сердитесь, - подала реплику она. - Так я дочитаю книгу?

Я кивнул, но решил, что этого недостаточно для завязывания разговора.

- А что вы читаете?

Вместо ответа она показала мне обложку. Правильно, Саймак. "Город".

- Ну и как, нравится?

Эллен забавно поморщилась, но тут же вернула лицу серьёзное выражение. Словно ребёнок, только что проглотивший ужасно горькое, но крайне полезное лекарство.

- Трудно сказать, - медленно и как-то нерешительно произнесла она. - Наверное, оценки "понравилось - не понравилось" здесь не подходят. Необычная книга. Сама по себе не слишком увлекательная, но зато заставляет задуматься.

- Интересно, о чём же?

- Не разочаровывайте меня, капитан! - лукаво улыбнулась Эллен. - Надеюсь, на самом деле вы не думаете, будто бы возникшие при чтении мысли возможно вот так запросто, в двух словах пересказать?

- Ну, попробуйте в четырёх, - вернул улыбку я.

- Что ж, уговорили. Но остановите меня, когда вам надоест слушать мои великие идеи, - не удержалась она от кокетства, но я и здесь не остался в долгу.

- Не дождётесь!

Эллен переместилась в дальний угол дивана, взглядом пригласила меня занять освободившееся место и начала излагать.

- Я подумала о том, насколько нелепо со стороны должны выглядеть мы, люди, со всеми нашими традициями, ритуалами и прочими условностями. Как наивна и смешна наша гордость так называемыми достижениями человеческой цивилизации. Причём гордости день ото дня становится всё больше, а самих достижений упорно не прибавляется.

- Прошу прощения, Эллен, но и ваши мысли не блещут новизной, - не удержался от комментариев я. - Сколько себя помню, всегда раздавались недовольные голоса.

- Хорошо, пускай мысли не новые, но ведь верные, - она, похоже, тоже завелась. - И уж вы-то не могли не заметить, что развитие человеческой цивилизации замедлилось. Взять хотя бы литературу. Много ли за последнюю тысячу лет появилось книг, подобной этой? Про Шекспира, Гёте или Достоевского я даже не заикаюсь. Но часто ли вам попадаются просто умные книги?

- Я бы поставил вопрос иначе - а многим ли нужны умные книги?

- Не многим, но нужны.

- А немногие могут и дальше наслаждаться Достоевским и Гёте. Для рождения новых мыслей совсем не обязательно читать что-то новое.

- Вот видите! - оживилась она. - Вы же в сущности со мной согласны, а спорите только из чувства противоречия.

А вот тут ты ошибаешься, девочка! Я действительно не соглашаюсь с тобой специально, но совсем по другой причине, о которой тебе лучше и не догадываться.

- Нет, отчего же? У нас с вами принципиально разный подход к литературе. На мой взгляд, главное в книге - не идеи, а эмоции, сопереживание читателя, которые в свою очередь могут привести и к интересным мыслям. А просто попытаться ошарашить читателя оригинальной теорией - это тупиковый путь. Возьмём для примера ту же фантастику. Уже много тысячелетий ничего интересного в этом жанре не появлялось. Пока оставалась надежда, что все эти выдумки могут оказаться правдой, фантастику читали взахлёб. Но ни иных цивилизаций, ни машины времени, ни искусственного разума мы так и не дождались, а космические путешествия быстро перекочевали в боевики, детективы и любовную литературу. Которые процветают и по сей день, в то время как фантастика зачахла и умерла.

- Но ведь и в этих, выживших жанрах происходит в основном перепев старых мелодий, - не унималась Эллен. - А копия не может превзойти оригинал, или хотя бы сравниться с ним.

- И опять я вынужден вас поправить, - я невольно вошёл во вкус спора. - Новые произведения и в самом деле не идут ни в какое сравнение с классикой. Но отнюдь не из-за своей вторичности. Великие тоже не брезговали пользоваться чужими сюжетами. Да-да, - добавил я, заметив удивлённый взгляд Эллен, - если копнуть поглубже, то и Шекспир нередко оказывался всего лишь приёмным отцом своих шедевров. Но добивался при этом такого запредельного накала страстей, что у потрясённых читателей даже мысли не возникало его в чём-то обвинить.

- Ох, и откуда же вы всё это знаете, капитан Брингдаун? - съязвила моя собеседница.

- А как же иначе? Необходимо разбираться в товаре, которым торгуешь. И потом, я ведь иногда чувствую себя скорее современником Шекспира, чем вашим современником, мисс Брукс.

- Ах, да! - она шутливо шлёпнула себя по затылку. - Я всё время забываю, с кем имею дело. Живая легенда космоса!

- Ещё какая живая! - гордо выпрямился я.

- Ладно, не будем о грустном, - непонятно пошутила она. - Так вы считаете, всё дело в силе эмоций?

- Вот именно! И у нынешних литераторов нет ни единого шанса в борьбе с древними. По объективным причинам. Им просто негде взять пример подобных эмоций. Посмотрите, какие страсти кипели в душах наших предков - победа или смерть, честь дороже жизни, любовь до гроба. Нам такого не понять. Развитие медицины превратило эти жизненные установки в красивые, но бессмысленные слова. Предположим, на Роканноне есть обычай вызывать обидчика на дуэль. Всё - честь по чести, как в старые добрые времена. Никаких тебе бластеров, защитных полей и прочей шелухи. Только щит, меч и лёгкий доспех. Приходилось мне видеть такие поединки - очень красиво и благородно, но как только враг повержен, его сразу помещают в воскреситель. И обоим дуэлянтам об этом прекрасно известно. Так что здесь больше показной храбрости, желания пощекотать себе нервы, ничем по существу не рискуя, чем настоящих страстей. Имитация, суррогат, игра. И так со всеми человеческими чувствами.

- А как же любовь? - задала Эллен извечный женский вопрос.

- А что любовь? - снисходительно усмехнулся я. - Да, случается, что люди клянутся друг другу в вечной любви. Но оба отдают себе отчёт в том, что это всего лишь красивая фраза. Слишком длинна, однообразна и предсказуема жизнь, чтобы сохранить чувство надолго. Слишком много женщин, либо мужчин, встретится на твоём пути, чтобы всерьёз полагать, что ни к кому из них у тебя не возникнет влечения. И раз уж разлуки неизбежны, никому и в голову не придёт из-за них расставаться с жизнью. И уж тем более не станет убиваться из-за рассказа о такой несчастной любви читатель. Да тут уже не в литературе дело, - я решил завершить свой маленький доклад убойным выводом. - Боюсь, что люди вообще разучились испытывать сильные эмоции.

- А разве без этого нельзя быть счастливым? - неуверенно спросила Эллен.

- А что такое, по-вашему, счастье? - задал встречный вопрос я. И сам же ответил, - Высшее проявление положительных эмоций. Разве не так?

Она молча смотрела на меня, словно ожидая, когда я, наконец, признаюсь, что разыграл её. Да уж, впечатление я на неё определённо произвёл. Знать бы еще, нужно ли было его производить. Может, Эллен теперь меня возненавидит лютой ненавистью за покушение на её святыни.

- А как же счастье материнства? - робко спросила она.

Ну, вот, я же говорил! А что ещё можно было ожидать от женщины, пусть даже такой красивой и неглупой?

- Голубушка! - вырвалось у меня, но я тут же исправился. - Мисс Брукс, вы

попались в элементарную ловушку подмены понятий. Не наша с вами вина, что одни и те же слова обозначают порой совершенно непохожие вещи. Материнский инстинкт имеет со счастьем не больше общего, чем половое влечение с духовной близостью, которую также называют любовью.

Эллен скривила губы. Ей явно не хотелось уступать в споре.