С постели Вика встала на пятый день после того, как пришла в себя. Она, собственно, встала бы и раньше, если б не её собственное нетерпение. На второе утро, проснувшись, она обнаружила, что нога не только не болит, но и вообще в полном порядке. Вика удивилась, приподнялась на локте – нога молчала. Она села, пошевелила ногой – нога молчала. Она радостно откинула одеяло, соскочила с кровати, намереваясь опробовать туристический маршрут кровать – порог, но у ног были другие планы, и девушка эффектно спикировала носом в пол с грохотом, от которого содрогнулась вся избушка. Первым делом пред выпученные глаза Вики примчался Ликт, сердито сообщивший (убедившись, что она цела), что шило в известном месте – ещё не повод устраивать избушкотрясение.

– И почему тебе неймется? – Несколько обиженно спросил Раир, с помощью Ликта возвращая Вику в исходное положение.

– Наверное, она вспомнила, что хороший удар по голове иногда вылечивает от безумия, – глубокомысленно предположил Ликт. – Чтоб его кошки съели! – добавил он, тщетно пытаясь спрятать улыбку.

– Ну уж нет! Не собираюсь я лечиться такими варварскими методами! – решительно заявила Вика. Смеяться было куда приятнее, чем кричать от горячей боли, взорвавшейся в ноге и боку, и, разумеется, Вика рассмеялась. – И почему, скажи на милость, есть кого-то должны кошки? Почему уж тогда не мышки? Или блошки? «Чтоб тебя бешеная блоха затоптала!» – тоже звучит неплохо.

– Просто так говорят, – отсмеявшись, пожал плечами Ликт.

– Ещё лет двести назад, – неожиданно серьёзно заговорил Раир, – это было самое страшное проклятие (Вика и Ликт удивлённо на него уставились). Это очень древнее поверье: если человека убьёт кошка – рысь, лев, тигр, пума, – он умирает совсем, навсегда, – объяснил Раир. – То есть, от него ничего не остается, душа умирает тоже. И проклятие было не только самым страшным, но и самым действенным.

– Но это же просто присловье такое, – растерянно сказал Ликт. – Просто так говорят…

– Говорят, – согласился Раир. – Люди часто играют с огнем.

– Придумал! – снова заулыбался Ликт. – Буду теперь натравливать кошек на Дракона!

– На какого дракона? – переспросила Виктория.

– Ну, на Шегдара.

– Не стоит лишний раз повторять имя, – сказал Раир. – Звать его сюда нам решительно незачем.

– Ладно, – пожала плечами Вика, – не самое сложное задание! А почему «Дракон»?

– Его стали называть так лет пять назад, – сказал Раир. – С его подачи, насколько я помню. Это древний символ, один из древнейших, означающий силу и мудрость. Ещё десяток лет, – добавил он, помолчав, – и слово вполне может получить другое значение. Уже сейчас, слыша «Дракон», люди вспоминают не древнего бога, а нынешнего правителя.

Прошло ещё три дня, и Вика окончательно вернулась в ряды двуногих прямоходящих. Левое бедро пересекал длинный шрам, но Бабушка заверила, что через пару месяцев он станет едва заметной тонкой ниточкой, а пока надо понемножку разрабатывать ногу. Бродить по лесу, например, для начала. Вика, разумеется, ничего против такого предложения не имела, тем более, что с Бабушкой она готова была отправиться и в пеший кругосветный поход, не то что в соседний овраг за травами. Вообще, думая о Бабушке, Вика непременно запутывалась: с одной стороны, Бабушка на первый взгляд казалась открытой нараспашку, дружелюбной и насквозь понятной, но девушке мерещилась в ней древняя, немыслимо мощная сила, хотя ничего сверхъестественного Бабушка не совершала. Впрочем, настоящее могущество редко растрачивается по мелочам, оно в доказательствах не нуждается.

Примерно через неделю Вика проснулась на рассвете с безумной жаждой деятельности, с горящими глазами и зудом в пятках. Она подорвалась с постели, пылая желанием немедленно покорить пару-тройку эверестов, подлетела к двери и вдруг остановилась, словно с маху врезавшись в стену. На деле до стены оставалось ещё около метра, да и нос не был расплющен, просто Вике внезапно пришла в голову очень здравая, в сущности, мысль: а что, собственно, конкретно ты намерена делать? Не вечный вопрос из серии философских неразрешимых, но он весьма профессионально поставил девушку в тупик. Лучше поздно, чем ещё позже, хотя можно было бы и пораньше – она только теперь сообразила, что порта назначения у неё в этом мире нет. Ей вообще нечего здесь делать. Некуда и не с кем идти, не о чём мечтать, не о чём вспоминать, потому что о доме вспоминать бесполезно и больно… Этому миру нет до неё дела, если не считать Шегдара, которому, впрочем, тоже нет дела до Вики, он Реду вызывал. Да уж… И что теперь делать прикажете?

Вика стояла, держась за дверную ручку, и задумчиво кусала нижнюю губу. Эта её медитация продолжалась минут пять, а потом девушка вдруг рассмеялась: зачем ломать голову, когда можно хоть сейчас получить бесплатную астромагическую консультацию, Бабушка ведь сама не раз обмолвилась, что знает будущее! Вдохновившись этой мыслью, Вика открыла, наконец, дверь и едва не вприпрыжку направилась к ручью, к любимому своему местечку под ивой, совершенно почему-то уверенная, что обнаружит Бабушку именно там.

И правильно была уверена. Бабушка сосредоточенно счищала землю с корней какой-то желтолистой растительности. Вика несколько сбавила скорость, на ходу изобретая удобоваримое начало диалога, но до ручья было слишком близко, а задача эта неожиданно оказалась непосильной для совершенно опустевшей, по закону подлости, головы, так что эта ответственная миссия успехом не увенчалась. Вика выдала на-гора дежурное «Доброе утро» и замолчала. Бабушка, ответив таким же «добрым утром», снова углубилась в перетряхивание и сортировку, а Вика суматошно ворошила словарный запас в поисках чего-то, хоть немного подходящего для завязывания беседы. Нельзя сказать, чтобы это дало удовлетворительные результаты.

– Незачем голову ломать, – сказала, наконец, Бабушка, не поворачивая головы. – Что в неё пришло, то и говори. Все равно ничего лучше не выдумаешь.

Вика послушалась, хотя слов едва хватило на связную фразу.

– Я запуталась… Совсем. Что мне теперь делать?

– Всегда старайся делать то, во что веришь.

– А, ну теперь вот все сразу ясно! – саркастически сказала Вика. – Я же серьезно! Я совершенно не представляю, что мне делать!

– А чего ты хочешь? – спросила Бабушка, закончив перебирать корешки, и начала мыть первый из пучка.

– Не знаю! – сердито сказала Вика. – Понятия не имею!

– Ну и какая тогда разница? Выбирай любое.

– Да не из чего мне выбирать!

– Выбор всегда есть, – сказала Бабушка, принимаясь за следующий корешок.

– Да уж! Особенно, когда тебя выдергивают в другой мир! Очень меня спрашивали, хочу я сюда или нет! Столько от меня всего зависело, с ума сойти можно.

– Можно, – согласилась Бабушка. – А нужно? А спрашивать тебя вовсе незачем, ясно же, что отказалась бы. А на мост из твоего мира в этот всё равно ступить довелось бы.

– Почему это? – подозрительно скривилась Вика.

– Потому что ты должна умереть в этом мире.

– Ну ни черта себе! – подскочила Вика. – Это почему ещё? С какой стати? И где тут выбор? Ни черта от меня не зависит! – она хотела снова возмутиться, но вместо этого почти пожаловалась.

– Чёрт от тебя, наверное, и не зависит, – невозмутимо сказала Бабушка, которой слова «чёрт», по идее, знать не полагалось. – Но жизнь-то твоя – другое дело. Ты первый раз уже выбрала, и никто тебя под руку не толкал. Другое дело, что каждый выбор в значительной мере определяет будущее.

– Бабушка, – вкрадчиво проговорила Вика, ловя момент. – Ты ведь знаешь будущее. Скажи, пожалуйста, что со мной будет дальше?

Бабушка рассмеялась так, что едва не выронила очередную былинку.

– Ох, деточка! Ну и хитрюга! – сказала она сквозь смех. – Я могу иногда видеть будущее, но как я могу знать, что ты выберешь, когда ты сама ещё этого не знаешь?

Вика вздохнула. Сорвалось. Блин. Впрочем…

– А ты можешь сказать, что будет, если я останусь здесь?