Мой собственный интерес к сознанию возник из нескольких различных источников, в основном академических, но также и автобиографических. В некоторых моментах, теоретический вопрос возникал непосредственно и неожиданно в моей жизни. В юности, я пережил ряд тревожных событий; вот описание одного из них:

Этот короткий эпизод был поразительным из-за своей ясности, чёткости и прозрачности. С моей точки зрения, это событие выглядело абсолютно реальным. Шесть лет спустя, я уже был осведомлён о концепции вне-телесных опытов (в оригинале — Out-of-body experience, OBE — прим. перев.) и когда такие эпизоды случались, я как минимум, мог контролировать часть переживаний и пытался делать некоторые проверяемые наблюдения. Как я уже вкратце указывал во Введении, вне-телесные опыты — это широко известный класс состояний, во время которых индивид переживает очень реалистичную иллюзию покидания собственного физического тела (обычно в форме эфирного двойника) и передвигается вне последнего. Большинство внетелесных переживаний происходят спонтанно, во время засыпания или хирургических операций, или несчастных случаев. Классические признаки вне-телесного опыта включают визуальную репрезентацию собственного тела с невозможной для восприятия зрительной перспективы от третьего лица (например, можно увидеть свое тело, лежащим внизу, на постели), а также вторую репрезентацию собственного тела, обычно парящую сверху.

Рисунок 5: Кинематика феноменального образа тела во время приступа ВТО: «Классический» паттерн движения по S. Muldoon and H. Carrington, The Projection of the Astral Body (London: Rider & Co., 1929)

Примерно в то же самое время, в начале 1980-х, я пережил столь же тревожный опыт в своей интеллектуальной жизни. Я писал свою философскую диссертацию в Johann-Wolfgang-Goethe University, которая была посвящена так называемой проблеме ума и тела, которая актуализировалась после публикации в 1949 м книги Гилберта Раила Концепция ума. В то время, различные философы, начиная Ullin T. Place и заканчивая Jaegwon Kim, развили около дюжины весомых теоретических пропозиций разрешения вековой загадки; был достигнут значительный прогресс. Я вырос в условиях более традиционно-ориентированного философского факультета, в котором доминировала политическая философия Франкфуртской Школы. Казалось, что на моём факультете никто вообще не был осведомлён о громадном прогрессе аналитической философии ума. К величайшему своему удивлению, я обнаружил, что в наиболее убедительных и содержательных трудах научного фронта, материализм давно стал ортодоксией. Практически никто даже отдалённо не рассматривал возможность существования души. Было всего несколько дуалистов — исключительно на континенте. Было горько осознавать, что около сорока лет после окончания Второй Мировой Войны, во время которой практически все представители немецко-еврейской интеллигенции и другие интеллектуалы были либо убиты, либо изгнаны, многие нити традиции и студент-учительских отношений были разрушены и немецкая философия значительно отставала от контекста глобальной дискуссии. Большинство немецких философов не стали бы читать то, что было опубликовано на английском языке. Несколько философских дебатов, свидетелем которых я был в университетах Германии, неожиданно произвели впечатление плохо информированных, немного провинциальных и не имеющих понятия о том, на какой стадии развития уже тогда находился глобальный проект человечества по конструированию всесторонней теории ума. По мере дальнейшего чтения, я постепенно убеждался в том, что убедительных эмпирических свидетельств опыта сознательных переживаний вне мозга действительно не было и что основной тренд лучших трудов по философии ума однозначно указывал в противоположном направлении. С другой стороны, я лично переживал повторяющиеся случаи выхода из тела, кристально ясно и отчётливо. Что делать?

Выход был только один: Я должен был сделать эти эпизоды контролируемым и воспроизводимым состоянием сознания; я должен был экспериментально выяснить, возможно ли производить верифицируемые наблюдения в состоянии внетелесного опыта. Я прочёл всё, что мог найти, относительно опытов выхода из тела и испробовал разные психологические техники для произвольного воспроизведения этого феномена. В контексте безжалостных экспериментов над самим собой, я прекращал пить жидкости в полдень, пялился на стакан воды, стоявший на кухне возле раковины с твёрдым намерением вернуться к нему во внетелесном состоянии и ложился спать с чувством жажды, с половиной столовой ложки соли за щекой (вы можете попробовать это в домашних условиях). В научной литературе я нашёл, что внетелесный опыт связан с анестетиком кетамином. Поэтому, когда мне пришлось подвергнуться небольшому оперативному вмешательству в 1985, я убедил анестезиста заменить анестетик для того, чтобы я смог пережить фазу пробуждения во время кетамин-индуцированной анестезии в медицински-контролируемой экспериментальной обстановке (Не пытайтесь повторить это в домашних условиях!) Оба описанных выше экспериментальных проекта оказались неудачными, я отказался от дальнейших попыток много лет назад. Я никогда не был способен выйти за грань чистой феноменологии от первого лица, а ведь это было необходимо для того, чтобы сделать единственное верифицируемое наблюдение в состоянии внетелесного опыта, которое хотя бы отдалённо могло служить свидетельством истинной отделимости сознания от мозга.

В одном из моих последних исследований, я пытался выделять различные слои сознательного себя-модели, то есть, слои Эго. Я твёрдо уверен в том, что, с теоретической перспективы, наиболее важно сперва вычленить простейшую форму самосознания. Какое чувство самости наиболее раннее и фундаментальное? Можем ли мы исключить мышление, чувствование, автобиографическую память и при этом по-прежнему иметь эго? Можем ли мы остаться в Сейчас, пускай даже без каких-либо волевых поступков и в отсутствии какого-либо телесного поведения и продолжать довольствоваться феноменальной самостью? Философы прошлого допускали ошибку, обсуждая исключительно высокоуровневые феномены, такие, как способность первого лица говорить «я» или когнитивно опосредованные формы интерсубъективности. Я настаиваю на том, чтобы мы сперва уделили внимание включённым в причинно-следственные связи необходимым низкоуровневым деталям, то есть, тому, что я называю «минимальная феноменальная самость». Мы должны найти почву самости, причём, это нужно сделать междисциплинарными методиками. Как вы увидите сами, вне-телесный опыт — это идеальная входная точка для разрешения этого вопроса. Не так давно, внетелесный опыт был табу для серьёзных исследователей, равно как в начале 1980-х была табуирована сама тема сознания. Обе эти темы считались шагами, определенно ограничивающими карьерный рост молодого исследователя. Но после десятилетий пренебрежения, внетелесный опыт стал одной из самых горячих тем в исследованиях телесного воплощения и сознательной самости. Я и Олаф Бланке, с которым мы уже встречались во Введении, изучаем опыт выхода из собственного тела для того, чтобы лучше понять, чем является воплощённая в тело самость. С философской перспективы, внетелесный опыт интересен, как минимум, по нескольким причинам. Феноменология опыта покидания тела неизбежно приводит к идее невидимого, невесомого но пространственно протяженного второго тела. Я уверен, что эта идея может быть тем самым народно-феноменологическим предком термина «душа» и философской протоконцепции ума. Душа — это индивидуальная себя-модель в состоянии внетелесного опыта. Традиционная концепция бессмертной души, существующей независимо от физического тела, скорее всего имеет нейрофеноменологические корреляты. В своём происхождении, «душа» может быть не метафизическим понятием, но феноменологическим; она может представлять собой содержимое феноменального Эго, активированного мозгом во время опыта покидания тела.