Волшебная лютня. Зарубежная баллада Германия Иоганн Вольфганг Гете Рыбак Волна бежит, шумит, колышет Едва заметный поплавок. Рыбак поник и жадно дышит Прохладой, глядя на поток. В нем сердце сладко замирает — Он видит: женщина из вод, Их рассекая, выплывает Вся на поверхность и поет — Поет с тоскою беспокойной: «Зачем народ ты вольный мой Манишь из волн на берег знойный Приманкой хитрости людской? Ах, если б знал ты, как привольно Быть рыбкой в холоде речном! Ты б не остался добровольно С холма следить за поплавком. Светила любят над морями Склонясь, уйти в пучину вод; Их, надышавшихся волнами, Не лучезарней ли восход? Не ярче ли лазурь трепещет На персях шепчущей волны? Ты сам – гляди, как лик твой блещет В прохладе ясной глубины!» Волна бежит, шумит, сверкает, Рыбак поник над глубиной: Невольный жар овладевает В нем замирающей душой. Она поет – рыбак несмело Скользит к воде; его нога Ушла в поток… Волна вскипела, И – опустели берега. Певец «Что там за звуки пред крыльцом? За гласы пред вратами?.. В высоком терему моем Раздайся песнь пред нами!..» — Король сказал, и паж бежит, Вернулся паж, король гласит: «Скорей впустите старца!..» «Хвала вам, витязи, и честь, Вам, дамы, обожанья!.. Как звезды в небе перечесть! Кто знает их названья!.. Хоть взор манит сей рай чудес, Закройся, взор – не время здесь Вас праздно тешить, очи!» Седой певец глаза смежил И в струны грянул живо — У смелых взор смелей горит, У жен поник стыдливо. Пленился царь его игрой И шлет за цепью золотой — Почтить певца седого!.. «Златой мне цепи не давай, Награды сей не стою, Ее ты рыцарям отдай, Бесстрашным среди бою; Отдай ее своим дьякам, Прибавь к их прочим тяготам Сие златое бремя!.. По божьей воле я пою, Как птичка в поднебесье, Не чая мзды за песнь свою — Мне песнь сама возмездье!.. Просил бы милости одной, Вели мне кубок золотой Вином наполнить светлым!» Он кубок взял и осушил И слово молвил с жаром: «Тот дом сам Бог благословил, Где это – скудным даром!.. Свою вам милость он пошли И вас утешь на сей земли, Как я утешен вами!..» Лесной царь Кто скачет, кто мчится под хладною мглой? Ездок запоздалый, с ним сын молодой. К отцу, весь издрогнув, малютка приник; Обняв, его держит и греет старик. «Дитя, что ко мне ты так робко прильнул?» «Родимый, лесной царь в глаза мне сверкнул: Он в темной короне, с густой бородой». «О нет, то белеет туман над водой». «Дитя, оглянися; младенец, ко мне; Веселого много в моей стороне; Цветы бирюзовы, жемчужны струи; Из золота слиты чертоги мои». «Родимый, лесной царь со мной говорит: Он золото, перлы и радость сулит». «О нет, мой младенец, ослышался ты: То ветер, проснувшись, колыхнул листы». «Ко мне, мой младенец; в дуброве моей Узнаешь прекрасных моих дочерей: При месяце будут играть и летать, Играя, летая, тебя усыплять». «Родимый, лесной царь созвал дочерей: Мне, вижу, кивают из темных ветвей». «О нет, все спокойно в ночной глубине: То ветлы седые стоят в стороне». «Дитя, я пленился твоей красотой: Неволей иль волей, а будешь ты мой». «Родимый, лесной царь нас хочет догнать; Уж вот он: мне душно, мне тяжко дышать». Ездок оробелый не скачет, летит; Младенец тоскует, младенец кричит; Ездок погоняет, ездок доскакал… В руках его мертвый младенец лежал. Коринфская невеста Из Афин в Коринф многоколонный Юный гость приходит, незнаком, — Там когда-то житель благосклонный Хлеб и соль водил с его отцом; И детей они В их младые дни Нарекли невестой с женихом. Но какой для доброго приема От него потребуют цены? Он – дитя языческого дома, А они – недавно крещены! Где за веру спор, Там, как ветром сор, И любовь и дружба сметены! Вся семья давно уж отдыхает, Только мать одна еще не спит, Благодушно гостя принимает, И покой отвесть ему спешит; Лучшее вино Ею внесено, Хлебом стол и яствами покрыт. И, простясь, ночник ему зажженный Ставит мать, но ото всех тревог Уж усталый он и полусонный, Без еды, не раздеваясь, лег, Как сквозь двери тьму Движется к нему Странный гость бесшумно на порог. Входит дева медленно и скромно, Вся покрыта белой пеленой; Вкруг косы ее, густой и темной, Блещет венчик черно-золотой. Юношу узрев, Стала, оробев, С приподнятой бледною рукой. «Видно, в доме я уже чужая, — Так она со вздохом говорит, — Что вошла, о госте сем не зная, И теперь меня объемлет стыд; Спи ж спокойным сном На одре своем, Я уйду опять в мой темный скит!» «Дева, стой, – воскликнул он, – со мною Подожди до утренней поры! Вот, смотри, Церерой золотою, Вакхом вот посла нные дары; А с тобой придет Молодой Эрот, Им же светлы игры и пиры!» «Отступи, о юноша, я боле Непричастна радости земной; Шаг свершен родительскою волей: На одре болезни роковой Поклялася мать Небесам отдать Жизнь мою, и юность, и покой! И богов веселых рой родимый Новой веры сила изгнала, И теперь царит один незримый, Одному распятому хвала! Агнцы боле тут Жертвой не падут, Но людские жертвы без числа!» И ее он взвешивает речи: «Неужель теперь, в тиши ночной, С женихом не чаявшая встречи, То стоит невеста предо мной? О, отдайся ж мне, Будь моей вполне, Нас венчали клятвою двойной!» «Мне не быть твоею, отрок милый, Ты мечты напрасной не лелей, Скоро буду взята я могилой, Ты ж сестре назначен уж моей; Но в блаженном сне Думай обо мне, Обо мне, когда ты будешь с ней!» «Нет, да светит пламя сей лампады Нам Гимена факелом святым, И тебя для жизни, для отрады Уведу к пенатам я моим! Верь мне, друг, о верь, Мы вдвоем теперь Брачный пир нежданно совершим!» |
