Один из недостатков жизни в Париже — это то, что люди частенько называют тебя экспатриантом, иногда даже сокращая термин до более раздражающего «экс-пат». Они подразумевают, что всякое в жизни может занести тебя в Лондон или на острова Св. Китта, но раз уж ты живёшь в Париже, это должно быть именно потому, что ты ненавидишь Соединённые Штаты. Ну что я могу на это сказать? Тут конечно могут существовать банды оборотней, вынашивающих секретные планы сбросить своё бывшее правительство, но я с ними пока ещё не столкнулся. Наверное мы шоппимся в разных бутиках. Те американцы, с которыми я тут подружился, вовсе не ненавидят Соединённые Штаты, a просто предпочитают Францию по разным причинам. Некоторые из них сочетались браком с французом или француженкой, или приехали по работе, но никто из них не выставляет своё переселение как политический акт.

Так же как и меня, моих друзей-американцев иногда призывают защищать свою родину, обычно на коктейльных вечеринках, где все уже выпили немножко больше, чем нужно. Как только Соединённые Штаты сделают что-то, что не нравится французам, люди вокруг меня начинают вести себя так, как будто это всё моя вина. Меня всегда застаёт врасплох когда хозяйка вдруг начинает меня обвинять в нечестном обложении пошлинами её говядины. «Погодите секундочку», думаю я. «Неужели это я натворил?» Когда бы моё правительство ни отказалось подписать какое-либо соглашение или ни вело бы себя в НАТО вызывающим образом, я уже перестаю быть просто американским гражданином, но становлюсь самой Америкой, со всеми пятьюдесятью штатами и Пуэрто Рико, сидящей за обеденным столом с каплей соуса на подбородке.

Во время слушаний в Сенате по делу об импичменте Клинтона, моя учительница французского частенько укоряла меня в классе: «вы, американцы, такие пуритане!» И мои одноклассники, граждане Азии и Европы, с ней тут же соглашались, в то время как я думал про себя «неужели?» Я уверен что такая репутация является частично заслуженной, но как же могли мы быть настолько целомудренны, когда почти все кого я знаю участвовали, и не по разу, в оргиях?

Я никогда не задумывался как американцы предстают для жителей зарубежья, до тех пока я не приехал во Францию, где от меня ожидалось выглядеть и вести себя определённым образом. «Ты не должен курить,» — говорили мне одноклассники. «Ты же из Соединённых Штатов.» Европейцы ожидали что я буду регулярно вытирать руки санитарными салфетками из пакетиков и автоматически отказываться от непастеризованных молочных продуктов. И тот факт что я худой приписывали тому что я только что сбросил 50 фунтов, которые традиционно смягчают стандартную американскую жопу. Если я вёл себя вызывающе, это воспринималось как должное, а если нет — то это было по их мнению скорее всего из-за Прозака.

Где эти люди понабрались таких понятий и насколько они справедливы? Я задавал себе подобные вопросы, когда я вернулся в Соединённые Штаты на турне по двадцати городам, после девяти месяцев прожитых во Франции. Самолёт даже ещё не покинул Париж, когда мой сосед из Нью-Йорка повернулся ко мне и спросил сколько я заплатил за свой авиабилет в оба конца. Американцы очень известны своими беседами о деньгах, и я прикладываю все усилия, чтобы не подмочить эту репутацию. «Угадай сколько я заплатил за твой подарок на День Рождения?» — спрашиваю я. «Скажи, сколько ты платишь за аренду квартиры?» «Сколько тебе стоило удалить это лёгкое?» Я ужасаю французов всякий раз когда открываю свой рот. Они считают такие вопросы делом приватным или же просто хвастовством, но для меня они совершенно нормальны. Надо же о чём-то разговаривать, и деньги, кажется, заполняют нишу в разговорах с той поры когда люди перестали обсуждать Конституционную Конвенцию 1787-го года.

В течение моих пяти недель в Соединённых Штатах, я провёл много времени в самолётах и в ожиданиях в аэропортах, где имидж американцев как усердных трудяг был у всех на виду. Большинство пассажиров явно соответствовали этому стереотипу, в то время как работники аэропорта воевали с ним до последнего. Когда я стоял в длинных очередях, я легко осознал почему мы заслужили репутацию дружелюбных и разговорчивых людей. Беседы тут вращаются вокруг некомпетентности работника за кассовым аппаратов или компьютерным терминалом, но даже когда они опаздывают, большинство путешествующих проявляют терпение и доброту характера, и более склонны подходить к проблеме с юмором, чем руганью. Люди выражали надежду, что могут-таки попасть на свой рейс, что прилетят по расписанию, и что их багаж в конце концов к ним присоединится в пункте назначения. Поскольку мы представляемся неустанно позитивными, наши собственные ожидания существенно понизились как следствие.

Я долго думал об американском оптимизме во время перелёта из Чикаго в Сан-Франциско, смотря один из видеожурналов, склеенных из новостных репортажей прошедшей недели. В нём были стандартные репортажи озаглавленные «Насколько они безопасны», сфокусированные на пластиковых вилках и картонных коробках, продолжаемые новейшим исследованием, неопровержимо доказывающим что те кто спит в носках живут в среднем на пять часов дольше, чем остальные. Затем начался сегмент, повествующей о социальной программе в Нью-Йорке, которая знакомила бездомных с великими произведениями искусства. Рассказ начинался с утончённой женщины-искусствоведа, стоящей перед полотном Рембрандта, обращающейся к группе небритых мужиков в рогожах. Она рассказывала им об игре светотени. Женщина акцентировала эмоции, которые вызывает мрачная палитра художника, и глаза её блестели от избытка чувств. В последующем интервью один из мужиков признал, что картина ему понравилась, сказав «Да нормальная такая картинка». Потом в камере появилась опять женщина-искусствовед, которая объяснила, что наслаждение искусством является некоей формой терапии, которая поможет этим бездомным встать на ноги. Вот вам и пример сумасшедшего оптимизма спаренного с наивным, но популярным убеждением, что несколько часов терапии могут излечить всё что угодно, начиная с хронического ожирения и кончая жизнью за чертою бедности. Конечно всегда приятно провести несколько часов в тепле, но та женщина глубоко заблуждалась, думая что те мужики предпочтут Рембрандта парочке рубелей.

И при всём нашем искреннем стремлении к внедрению вторичной переработки, Америка до сих пор остаётся ужасающе расточительной страной в плане мусора. Эту репутацию мы заслужили по праву, и пытаемся от неё избавиться нашим собственным уникальным симбиозом вины и лицемерия. В первую же ночь моей поездки, чистя зубы в ванной своего гостиничного номера за 270 долларов в сутки, я заметил маленькую табличку с надписью «СПАСИТЕ ПЛАНЕТУ!»

«Окэй,» — подумал я, «но как?»

На табличке было указано количество воды, которую прачечная отеля расходует каждый год, и намекала что если я меняю полотенца и простыни каждый день, то я отбираю эту воду прямо из ладошек, сложенных чашечкой, у измученного жаждой ребёнка. Но я не усмотрел подобного призыва беречь горячую воду при моём 15-долларовым заказе горячего чая с доставкой в комнату; по-видимому это была «другая вода». Такие же таблички «СПАСИТЕ ПЛАНЕТУ!» я находил во всех последующих отелях, где я останавливался, и это быстро начало действовать мне на нервы. Я не возражаю против повторного использования банного полотенца, но если уж я плачу такие деньги за комнату в отеле, то я хочу чтобы мои простыни меняли каждый день. Если бы я желал разделить постель с триллионами мёртвых кожных клеток, я бы остался дома, или провёл бы ночь у друзей. Конечно же не сам я платил за отель, но всё равно, меня достаёт когда пытаются вызвать чувство вины за сервис, который отель должен предоставлять по определению.

Панды и тропические леса совсем не упоминаются тем миллионам людей, которые катаются в качестве развлечения на своих джипах Роверах. Правильнее сказать, что мы воюем за экономию на мелочах. В Старбаксе в городе Сан-Франциско, я видел табличку «САЛФЕТКИ ДЕЛАЮТ ИЗ ДЕРЕВЬЕВ — ЭКОНОМЬ!» Если вы случайно её не заметили, там также висела другая табличка, в полуметре от первой, «ТРАТИШЬ ЗРЯ САЛФЕТКИ — РУБИШЬ ЗРЯ ДЕРЕВЬЯ». Кофейные стаканчики конечно тоже сделаны из бумаги, но на них нет никакого упоминания о могучих деревьях, когда вы получаете своё кофе за четыре бакса. Если бы салфетки продавались по 10 центов, то их бы точно делали куда как тоньше, чтобы вы потратили ещё больше, борясь с горячим гейзером, извергающимся из специального маленького отверстия в пластиковой крышке вашего стаканчика.