— Я так понимаю, ты знал Питера какое-то время, — сказал Гошем. — Он упоминал тебя, как только речь заходила о парусном спорте. Я тоже немного этим занимаюсь. В скромном масштабе, конечно. — Он погладил усы и посмотрел на облака, проносившиеся мимо окна. — Неподходящий денек для этого дела, верно? — Его голос внезапно понизился до шепота. — Ну и отвратное же дельце, черт побери. Я так полагаю, раз ты старый друг Питера, ты и Мари хорошо знаешь?

— Да.

— Чертовски красива. Почему, интересно, Питер никогда не говорил об этом своем брате в Калифорнии? Конечно, он всегда был скрытным, но все же это заставляет задуматься, не было ли тут какого скелета в шкафу. И потом, когда на такого закоренелого холостяка сваливается откуда ни возьмись девчонка… Он точно наседка был весь последний месяц. Думаю, тебе ясно, что Мари у полиции теперь, что называется, главная подозреваемая? — Он виновато посмотрел на Уайльда, как будто сказал нечто непристойное. — Дело в том, что ее поведение… ну, оно действительно было странным. Водитель автобуса клянется, что Мари сошла в половине шестого, а она не та девушка, которую можно с кем-то перепутать, не правда ли? От остановки до дома идти пять минут, но в полицию она позвонила не раньше четверти седьмого. Конечно, она сказала, что поставила греть ужин, прежде чем пойти в гараж. А потом упала в обморок. Но… по-моему, Мари не из тех, кто падает в обморок.

Уайлд зажег сигару. Ему вдруг пришло в голову, что до этого утра он ни разу не усомнился в своей способности соскочить, как только он этого захочет. Но Питер-то, в сущности, ушел на пенсию. Он был всего лишь связным, посредником, с талантом подделывать документы. И тем не менее, он погиб насильственной смертью, как если бы, продолжая свои путешествия, был убит кем-нибудь, кому он безоговорочно доверял. Думать об этом было неприятно.

— И потом, сама девушка, — шептал Гошем. — Следовало бы ожидать, что она станет горевать. Питер был ее единственным родственником. Но Мари… складывается такое впечатление, что она скорее сердита, чем огорчена утратой. — Он вздохнул. — Надеюсь, все разъяснится, когда найдут оружие. Не так уж много таких пистолетов на Гернси. Я хочу сказать, не особо подходит для охоты на кроликов, верно?

Уайлд попытался представить, каково это, когда кто-то, кому ты доверял, идет к тебе с пистолетом в руке и ты знаешь, что тебя сейчас убьют. Он внезапно ощутил, что, несмотря на свои двадцать четыре успешно выполненных задания, знал о том, чем занимается, абсолютно недостаточно. Он начал спрашивать себя, не атрофировались ли у него эмоции, не была ли его любовь к Джоселин только жаждой побега, не являлось ли его упорное нежелание убивать Мариту только лишь нежеланием истинного знатока уничтожать редкой красоты экземпляр.

— Оно, конечно… — Гошем покраснел. — Трудно предположить, чтобы такая очаровательная девушка… Знаешь, приятель, говоря начистоту, ее еще не арестовали только из-за меня. Я… ну, меня хорошо знают на острове и уважают. В общем, я понимаю, каким страшным испытанием для бедной девочки был бы арест, и потому убедил полицию вести расследование здесь и оставить ее в покое, пока у них не будет неопровержимых улик. Взял на себя ответственность, так сказать. Честно говоря, я надеялся что-нибудь из нее выжать. Понимаешь, у меня все время такое чувство, будто она знает гораздо больше, чем говорит. И в таких случаях чистосердечное признание — единственный выход.

Уайлд почувствовал запах кофе. Он был настолько погружен в свои мысли, что едва реагировал на происходящее.

— Давайте я попробую, — сказал он.

— Что ты имеешь в виду?

— Я тут подумал, дружище, не вызвана ли скрытность Мари чувством одиночества. Она в чужом месте, среди чужаков, в довольно жутких обстоятельствах. Сами понимаете, выросла она в Америке, а далеко не все американцы доверяют своей полиции, как мы. Может, если бы я поговорил с ней, из этого бы что-нибудь вышло. Мы с ней очень старые друзья. Если бы вы могли устроить так, чтобы нас сегодня никто не беспокоил, ни полиция, ни кто-либо еще… Вы не могли бы это устроить?

— Ну… Я думаю, что да. Если ты считаешь, что из этого что-нибудь выйдет.

— Оставьте ее наедине со мной, и к завтрашнему утру она будет в полицейском участке делать… как вы это назвали? Чистосердечное признание.

— Конечно, если ты сможешь это прояснить, мы с Джейн будем очень рады. Понимаешь, после смерти бедняги Питера… Просто некому позаботиться о несчастной малышке.

— Разумеется. — Уайлд улыбнулся Мари, которая внесла поднос с кофе в комнату. — Дорогая, мистер и миссис Гошем только что вспомнили, что у них срочное дело.

Марита закрыла входную дверь, повернула ключ в замке и прислонилась к косяку.

— Клянусь, первый раз за три дня я оказалась в этом доме одна.

— Ты не одна, — сказал Уайлд.

— Но ты не из их числа, Джонас. Никогда я не испытывала такого чувства облегчения, как в тот момент, когда увидела, что ты там стоишь. Эти люди…

— Полагаю, скорее друзья Питера, чем твои.

— Гошемы? Напыщенные индюки. Но так или иначе, у Питера все друзья были такими. Я думаю, сейчас нам стоит выпить. Может быть, немного «александера»?

— Неплохая мысль.

Он прошел за ней на кухню.

— Они, видимо, еще не решили, являешься ли ты любовницей Питера, приревновавшей к другой женщине, или он попытался заняться инцестом, и ты убила его, защищаясь либо из-за угрызений совести.

Она протянула ему шейкер.

— Полицейские попросили меня не покидать остров. Но не думаю, что с ними возникнут какие-нибудь проблемы. Если я сказала, что не совершала этого, не представляю, как им удастся доказать обратное.

Она провела его в гостиную и уселась в середине дивана, положив ногу на ногу. Корсаж ее платья из крепа поверх черной тафты сильно облегал тело. Пышная юбка, которая на похоронах была не к месту и не ко времени, сейчас начинала Уайлда интересовать все больше и больше. Он сел справа от нее.

— Кэннинг велел тебе придерживаться такой тактики?

Марита посмотрела на него поверх стакана:

— Кэннинг?

— Ну, когда ты позвонила ему в понедельник вечером, чтобы сообщить, что Питер мертв.

— Ради бога, Джонас, перестань шутить! Если хочешь знать, я по-прежнему в смятении. Я до сих пор не могу в это поверить. Предполагалось, что я должна была быть ему телохранителем. Господи боже! Видеть, как он там сидит, застреленный кем-то, кто знал, зачем стреляет. Думаю, первая же пуля была смертельной.

Уайлд допил коктейль и поставил стакан. Он сжал запястье Мариты.

— Да, думаю, ты знала, зачем стреляла, дорогая.

Рука Мариты дрогнула.

— Хотелось бы мне знать, что творится в твоей голове.

— Мысли о выживании. Очень эгоистичные мысли. Но я все еще жив. А вот Питер нет.

— И ты считаешь, что это я убила его.

— Я открыл, что самое очевидное обычно и является истинным. Не вздумай пошевелиться, лапочка, не то я сломаю тебе шею.

Уайлд усилил хватку и вынудил Мариту лечь на диван. Правой рукой он задрал ее юбку. Кобура была прикреплена к поясу для чулок и надежно покоилась на ее бедре. Он вытащил пистолет и отпустил девушку.

— Объясни мне, как ты его вытаскиваешь, когда нужно это сделать быстро?

Марита села, расправила платье.

— Предпочитаю не торопиться.

— Мудрая женщина. — Уайлд осмотрел маленький пистолет. — Такие штуки обычно не производят много шума, не так ли? Удивлен, что ты сочла нужным применить глушитель. Думаю, никто не услышал бы, если бы я нажал на спуск. Ступай наверх.

Марита поднялась по ступенькам впереди него и вошла в спальню.

— Собираешься убить меня?

— Когда ответишь на пару вопросов.

Марита села на кровать, аккуратно расправила юбку и сложила руки на коленях. Лицо ее было спокойно.

— Я не убивала Питера Рэйвенспура, Джонас.

— Его застрелили из автоматического пистолета 25-го калибра.

— Не из этого.

Он сел на табуретку, глядя прямо на нее.