— Кажется, он приходит в себя, — произнес Кагар, заметив, как дрогнули веки Скорняка.

И точно. Колдун открыл глаза, вскинулся с лежанки, сбивчиво заговорил:

— Кагар, клетка пуста. Талкара сбежала. Она опасна. Надо предупредить другие кланы.

— Тихо, тихо. Успокойся. Я все знаю. Кланы уже предупреждены, — Призванный бережно уложил Радкура обратно на лежанку, приподняв ему веки, внимательно вгляделся в глаза. Еле заметный вздох облегчения вырвался из горла. «Чист». Затем черты лица стали сердитыми, голос зазвучал гневно. — А теперь объясни, какого рожна ты пошел на тринадцатый предел?! Тебе прошлого раза было мало?! Забыл, каким оттуда вытащили?! Что за безрассудство затмило твой разум?!

— Я должен был знать, — слабо выдавил Скорняк. — Мне давно это не давало покоя.

— Убедился? Хорошо, хоть не встретились.

— Наоборот, жаль, что не удалось, — слова рубанули непонятной жесткостью. И не разобрать, больше в них обиды, горечи или злости.

Кагар возмущенно фыркнул.

— Чтобы в глаза ей посмотреть? К совести воззвать? Было это уже. Запамятовал? А я помню, чем она ответила. Скольких наших товарищей за грань отправила. И ты не оказался в их числе только благодаря Коркее.

— Знаю. Но разбираться с Талкарой надлежит мне самому.

— И это было, — отмахнулся раздраженно Кагар. — Меня волнует другое, как ей удалось освободиться и зачем она затеяла эту игру с прорывами? Что задумала на этот раз?

— Отомстить, — произнесла Ная.

Взгляд Радкура всполошенной птицей метнулся к столу, за которым сидела скрытая темнотой девушка. Заметил наконец-то. Досада и замешательство промелькнули тенью по лицу колдуна. Увидеть ее здесь он явно не ожидал. Разговор не предназначался для ее ушей.

— Что отомстить, это понятно, — продолжал размышлять Призванный. — Но к чему эти игры в прятки? Чего выжидает?

— Возможно, прощупывает насколько хорошо защищена граница и ищет наши слабые стороны… Или просто треплет нервы, — буркнул Радкур.

— А если она раскаялась? И хочет вернуться?

— Натравливая на привратников тварей? — фыркнул Кагар. — Угрызения совести ей не свойственно. Талкара не из тех, кто признает свои ошибки. Она хочет войны. И мы должны быть готовы к ней, — Призванный хлопнул себя ладонью по колену, поднялся. — Меня ждут срочные дела, поэтому я вас оставлю. Скоро придет Лариус, займется твоим исцелением, а пока отдыхай. Саламандра, проследи, чтобы он больше не выкинул какую глупость.

Закрывшаяся за ним дверь замкнула в жилище напряженную тишину. Ная с отсутствующим видом крутила в руках фигурку медведя со стола Призванного. Радкур в задумчивости смотрел на девушку. Не выдержав, произнес:

— За твоим молчанием скрывается слишком много невысказанных слов. Может, поговорим?

— А в этом есть нужда? — отчужденно отозвалась девушка.

— Судя по твоему виду — да. Лучше я сразу узнаю причину твоего недовольства, чем буду ломать голову предположениями. Что опять не так?

— Все так. Все стало ясно и понятно.

— И что же именно, позволь узнать? — Радкур приподнялся на лежанке, сменив лежачее положение на полусидящее, привалившись спиной к подушке. Колдунья отметила мимолетно, как подрагивали его локти, когда он опирался на них.

— Почему ты не хотел, чтобы я шла с тобой за грань, и почему старался выпроводить побыстрее из мира мертвых. Я мешала тебе встретиться с Талкарой. Мог бы сказать честно — не навязывалась бы. Ты ведь с самого начала решил отправиться к ней, когда вызвался проверить пределы. Потому тебе и спутники были не нужны, — она резко, со стуком, поставила фигурку медведя на стол. — Талкара все еще в твоем сердце.

— Это не так.

— Тогда зачем ты отправился на тринадцатый предел? — воскликнула Ная.

— Я обязан был убедиться — не она ли замешана в прорывах, — терпеливо, как капризному ребенку объяснил Радкур.

Колдунья криво усмехнулась.

— Боялся поверить, что та, кого ты любишь, повинна в том? Потому и пошел, невзирая на опасность.

— Это не так, — повторил он, но уже с нажимом. — У меня нет никаких чувств к этой женщине, кроме ненависти. Она предала меня, предала клан, убивала собратьев. Разве такое можно простить?

— Простить нельзя. А перестать любить… кто знает? Зато я знаю одно: из-за женщины, которую ненавидят, не рискуют жизнью, отправляясь туда, откуда невелик шанс вернуться живым.

— Я поступил так исключительно ради клана, а не из-за любви.

— Тогда почему соврал и пошел тайком? Не сказал все честно? Я бы поняла. А сейчас… не знаю, что думать, чему верить. Говорят, мы похожи с ней. Тебя поэтому влечет ко мне? Ищешь ее черты в моем облике?

— Кто это говорит — дураки! — вспылил Радкур. — Вы совершенно разные. Будь иначе, свернул бы тебе шею еще ребенком. Довольно абсурдных домыслов, Ная!

— Хочешь сказать, ты не любил ее, и вы не были близки?

Он ответил с неохотой и не сразу.

— Любил. И были близки. Но это в прошлом. Я совершил ошибку. Я пытался ее исправить и пытаюсь исправить до сих пор. По моей вине все это случилось, погибли парни. Я пошел только с одной целью, чтобы это не повторилось вновь. Никаких нежных чувств меня не связывают с этой женщиной.

— Откуда мне знать, что это правда, когда ты говоришь одно, а делаешь другое?

— Ная, послушай…

Скрипнула, отворяясь дверь, вошел Лариус.

— Прости, что запоздал. Ирон плох. Пришлось провозиться дольше, чем рассчитывал.

Прошаркал к лежанке, сел на край, коснулся двумя пальцами переносицы Радкура.

Колдунья поднялась из-за стола.

— Думаю, в моем присутствии больше нет нужды.

— Ная, останься, мы не договорили! — прорычал Скорняк, но она вышла из дома, не оглянувшись.

Колючий комок распирал горло. Словно кроме полыни в него напихали еще и крапивы. Узнать, что тобой, как заплесневелым сухарем, утолили голод за неимением мягкой свежей лепешки — было неприятно и обидно. Ладонь жгло огнем от желания врезать кулаком по двери дома Призванного. Пальцы уже сжимались вместе в жесткой спайке. Усилием воли колдунья заставила их разомкнуться. Нет, она не будет посмешищем всего клана. Глубоко вздохнула, возвращая себе спокойствие, и спустилась к тренировочной площадке, где на лавке развалился, подремывая, Зарай. Пушистым урчащим комочком у него на груди расположилась кошка Алмазка. Колдун был ее любимцем, за которым она бегала повсюду, даже провожала в дозоры. И никакие лакомые кусочки и подношения, милостиво принимаемые ею от других, не могли изменить верность Алмазки Зараю. Девушка опустилась на край скамейки, покосилась на группу привратников, обсуждающих последние события.

— Почему столько переполоху из-за одной бывшей колдуньи?

— Колдуны никогда не бывают бывшими, пока живы, — лениво ответил Зарай. — А уж такая злобная, опасная тварь, как Талкара, ни за что не забудет обиду. Она привратницей была довольно сильна, с Верховными могла поспорить в мастерстве, особенно после стольких погружений и, набравшись могущества Незыблемой за счет жизней своих собратьев. А теперь, проведя одиннадцать лет в клетке на тринадцатом пределе и сумев выбраться из нее, трудно даже представить, что она такое и на что способна. Лично я встречаться с ней один на один поостерегся бы.

— Если она так опасна, почему ее не убили, а заключили в клетку?

Колдун сорвал чахлую травинку, приютившуюся под лавкой, зажал стебелек между губ.

— Чтобы она бестелесной сущностью преследовала привратников по пределам и убивала? Это все равно, что сесть голой задницей на гнездо скорпиона. Запереть ее в клетке казалось в то время более надежным способом.

— Скорняк вроде опытный колдун, как он не различил ее истинную натуру?

— Все мы, мужчины, не без греха. Даже самые мудрейшие из нас совершают ошибки и безумства, очарованные женскими глазами. К тому же, вначале Талкара была очень милой и славной девушкой. Это потом превратилась в конченную суку. Незыблемая перемалывала и не таких.

— Наверное, он был слишком очарован ею, если пренебрег правилами и позволил себе столько безумства, даже близость с ученицей, — не сдержалась от ядовитого замечания Ная. «В то время как от нее прикрылся устоями клана. Мы те, кто есть».