Вероятно, я представляю собой странное зрелище, будучи привязан к иллюзорному миру реальными нитями.

Ну как мне тебе объяснить, что пока мы не договоримся, мы не можем ни о чем договариваться!

В сердце человеческой любви всегда таится печаль — и этим она отличается от Божественной.

… и пока я о тебе помню — прощай, просветление!

Расставаясь с человеком, черт обязательно лягнет его напоследок.

Я могу, конечно, о тебе и вовсе не думать — но станешь ли ты от этого счастливее?

Читательская фигура должна стоять перед лицом писателя и за спиной издателя — но ни в коем случае не наоборот.

Трудно найти Истину; но еще сложнее определить, что у нее красивее: лицо или одежды?

Человек, который говорит: «Прощай, любимая!» — неизбежно лицемерит. Честный человек скажет так: «Прощай… извини, забыл, как тебя зовут».

Одним людям хронически не хватает любви, у других она постоянно переливается через край — но проблем хватает у всех без исключения.

Кто сказал, что Божественная любовь к человеку должна быть совершенна? Она так же неуклюжа, как и сам человек.

Боящийся одиночества, знай: тебе неведомо, что это такое.

У Бога хватает любви, чтобы сделать человеку уютным и внешний, и внутренний мир одновременно; однако мало кто позволяет Ему это сделать.

Божественная любовь может потрясти или ослепить, но никогда не выводит из душевного равновесия.

Планируя выброситься из окна, прежде выкини оттуда свой паспорт: предупреди городские власти о серьезности своих намерений.

Чем чернее маг, тем за меньшую сумму можно его купить.

Пусть лягушка моих Вожделений невысоко прыгает — зато у нее широкая пасть!

Ответственность учителя равна преданности ученика, хотя единицы измерения у них разные.

Смерть не только стоит в конце жизни — она является ее постоянным атрибутом.

Чем глубже истина, тем менее удобной стороной обращена она к искателю.

Цивилизованные люди осваивают культуру, а дикари ее творят.

Смерть это не конец всему. Смерть это конец твоему атеизму.

В иной прозе так мало мысли, что хочется заставить автора переложить ее на стихи.

Если ты меня любишь, зачем упрекаешь? Для моей же пользы? Нет, для вреда!

С высоты птичьего полета и змеиные пути кажутся прямыми.

Есть много путей к просветлению, однако ни один из них не приводит к первоначально желаемой цели.

У истинно верующего ничего, кроме Бога, нет. Особенно подсознания.

Мне не особенно нравятся мои жизненные тупики, но лабиринт в целом производит приятное впечатление.

Отрицая жизнь, ты не приближаешься к Богу, поскольку мир — Его любимое творение.

Ум не способен дотянуться до мудрости — и в действительности никогда не ставит это своей целью.

— Господи! Дай мне силы смирения перед Твоей волей!.. А перед не Твоей — не давай.

Есть вопросы настолько интимные, что решаешься их задать только самому себе, да и то лишь улучив подходящее время.

… и угощал печатным пряником непечатную женщину.

Читатель и цензор стоят перед моими глазами: первый — с горящими глазами и протянутой рукой, второй — с потухшим взором и длинным кукишем.

Банальная мысль — та же прошедшая по рукам женщина; но сколько же их в ноосфере!

Ремесло писателя исключительно неблагодарно: только смахнешь пыль со слова — и оно уже мчится в пространство, начисто забыв про автора.

Некролог: в борьбе лекарства с болезнью победил врач.

Свежесть восприятия не гарантирует его постоянства — скорее наоборот.

Облекаясь в слова, мысль изрядно прибавляет в весе — но нередко теряет в изяществе.

Настоящий писатель лучше читателя знает, что тому надо.

У меня не импотенция, а половой орган, который яснее хозяина видит, куда нам лучше не соваться.

… а теперь расскажи мне все откровенно, сними камень со своего сердца, повесь его мне на шею!

Письменная речь обладает тем преимуществом, что звучит в голове у читателя сообразно его вкусам — если таковые имеются.

Я веду нездоровый образ жизни, который отчасти компенсирую неправильным питанием.

Бенгальский огонь моего Вдохновения сыплет искры порой в самые неподходящие стороны.

При попытке взять Истину за бока она резко худеет.

… и вовсе я не бездельничаю, а просто на моем жизненном пути идут дорожные работы.

Сомнения, как и замыслы, бывают творческие, фантастические и никчемные.

Вознесение хвалы Богу и брань по адресу дьявола суть простейшие способы снятия с себя ответственности за собственную жизнь.

Пути к самому себе непостижимы, но разнообразны.

С чего начинается религиозный путь? С устойчивого навыка служения Богу даже в Его отсутствие.

При встречах со мной Бог постоянно оборачивается собакой, грозно скалящей на меня свои совершенно Божественные зубы.

Я не познаю мир, а тщетно пытаюсь от него отбиться.

Познание есть процесс, в ходе которого человек старательно убеждает себя в том, что ему было ясно с самого начала.

Если я прихожу к тебе, то это нужно мне, а вовсе не тебе, и единственным исключением из этого правила является визит коммивояжера.

Некоторые мысли я отвергаю с порога. И в первую очередь — данную.

Не каждому дано пройти через порог моего восприятия.

На пороге Блаженства сидит бородавчатая жаба Сомнения и, выпучив глаза, не пускает туда человека.

Я тебя слушаю. Нет, я даже тебя не слушаю: я просто на тебя смотрю.

Из глубины моей души поднимается к тебе очень многое — но почему-то застревает на ее поверхности.

Мой внутренний мир — не более, чем перевалочная база для различных внешних мероприятий.