– Ладно, имя у нас есть, – наклонившись ближе, прошептал ему на ухо Горт. – Я напущу на него Бо. А нам пора заняться делом.
Пайпер кивнул:
– Тогда довольно. Спокойной ночи, господа. Мы помолимся за вас, братья.
За час до рассвета Хекта разбудил Пелла.
– Господин, эти священники нацелились украсть своих лошадей и сбежать.
– А ты откуда знаешь?
– Вэли видела. Она меня и растолкала.
– Понятно.
Пайпер еще только натягивал штаны, а по мостовой за окном уже зацокали копыта.
– Не спится им, значит.
– Да, господин.
– Я теперь уже и господин?
– Да, господин.
Слова мальчишки Хекта позабавили, но времени разбираться в хитросплетениях Пелловых мыслей у него не было.
Впрочем, как оказалось, времени вполне достаточно – заговорщики из Вискесмента успели улизнуть.
Теперь торопиться им было некуда. Пешая дорога в Брот предстояла долгая.
– Давайте прикинемся путниками, бредущими на юг в поисках работы, – предложил Горт. – Только вот выглядим мы чересчур состоятельно, надо бы победнее.
Внезапно словно ниоткуда появился Феррис Ренфрау. Хект спрашивал себя, что именно ему известно о событиях прошлой ночи. Имперский шпион, похоже, обрадовался, что они уезжают. У Пинкуса немедленно случился приступ паранойи.
– Может, он собирается сцапать нас где-нибудь на проселочной дороге.
– А какой ему с того прок?
– Еще какой! Тогда на ближайшие десять лет конец всем надеждам Безупречного. Где этому недоумку найти еще двух таких молодцов, как мы с тобой?
– Весомый аргумент. Но что-то сомневаюсь я, что он ценит нас так же высоко, как мы сами себя ценим. Но чтоб ты не переживал, пойду и сам все спрошу у Ренфрау.
– Что? Ты спятил?
– Имя Руденс Шнайдель вам о чем-нибудь говорит? – спросил Хект, подойдя к Феррису. – Этот человек не связан с Вискесментом?
– О нем ходили весьма неприятные слухи, – удивленно приподнял бровь Ренфрау. – По всей видимости, волшебник. Не из последних. Но больше ничего не известно. А что?
– В Броте произошло покушение. Вы еще о нем услышите. За ним стоит Шнайдель. Быть может, это как-то вам пригодится.
– Скорее всего, нет. В Вискесменте все больше и больше отбиваются от рук. Скажи своему приятелю, что я его трогать не буду. На этот раз.
– У него что, на лице все написано? – рассмеялся Хект.
– Вот именно.
– Я передам. И еще одно имя – Дюмейн.
– Дюмейн?
– Только имя мне и известно. Услышал в Сонсе. Вернее, подслушал. У одного заговорщика, связанного с кланом Дуранданти.
– Я знаю только одних Дюмейнов – это семья не очень знатных аристократов из Арнгенда. Нынешний виконт Дюмейн враждует с Анной Менандской. Вернее, это она с ним враждует. Дюмейн – мелкая сошка и играет не очень большую роль в делах Арнгенда, разве что Анна иногда использует его в качестве козла отпущения, когда рушатся ее планы. Но он почти все время сидит в родовом поместье – отгоняет родню, которая ходит в вассалах у короля Сантерина. Он имел глупость отвергнуть Анну. Причем на глазах у всех.
Анна Менандская была любовницей невменяемого арнгендского короля Шарльва и хотела, чтобы после его смерти трон занял ее сын Регард. Законных детей у Шарльва не было. Анна славилась своей невероятной похотью, а еще злокозненностью – она жестоко расправлялась с теми, кто осмеливался перейти ей дорогу.
– Что-то тут не вяжется. Наверное, я неправильно расслышал.
– Ой, кажется, дела плохи.
На Западном тракте показался всадник. Конь под седоком настолько обессилел, что едва переставлял ноги. Было видно, что животное безбожно загнано. Только вины всадника в этом быть не могло – он был привязан к седлу и находился без сознания.
Горт бросился вперед и поймал коня за уздцы. Животное не сопротивлялось – силы у него кончились.
Хект и Ренфрау подошли ближе. Стряслась какая-то беда. Лошадь и всадник были покрыты засохшей кровью – своей и чужой.
– Огьер, – сказал Пинкус, – на три четверти мертвый.
– Они нам солгали, – отозвался Хект.
– Те святоши? Да ты шутишь. Быть того не может, чтоб священник да соврал. Но – нет. Они тут ни при чем. Взгляни на раны.
Пайпер вместе с Ренфрау обошли вокруг скакуна, который совсем поник и опустил голову до самой земли. Хект отвязал Огьера, и Горт с Феррисом стащили его на землю.
– Он будто с медведем бешеным столкнулся, – задумчиво протянул Хект. – Или с голодным львом.
– Львом? Какие львы, Пайп? В этих краях никаких львов не видали со времен Древней Бротской Империи.
– Да, – согласился Ренфрау. – В древности их использовали в кровавых забавах. Может, они и потом изредка забредали, перейдя через Гибр-аль-Тар, но ко временам праманского завоевания их истребили даже на дальних берегах Родного моря.
– Мне это знать совершенно незачем.
Рука у Хекта слегка заныла – амулет реагировал на остаточное волшебство, исходившее от коня и всадника. Они явно столкнулись с чем-то или кем-то весьма могущественным.
Вокруг начали собираться зеваки из «Рыцаря жезлов». Хект и Ренфрау отгоняли их, пока Горт расспрашивал бывшего дезертира.
Огьер был весь покрыт кровью, но раны его оказались не смертельными. Хотя за жизнь ему побороться придется – раны от когтей всегда начинали гноиться.
Один из постояльцев «Рыцаря жезлов» признался, что немного знаком с целительством. Когда его убедили, что никто не собирается доносить на него церковникам, он взялся лечить раненого.
У служителей епископальной чалдарянской церкви начиналась настоящая шизофрения, когда речь заходила о силах, связанных с Орудиями Ночи. Они выступали против любых сношений с колдунами и ведьмами, хотя некоторые из самых высокопоставленных церковников как раз и считались самыми могучими волшебниками. Тех же, у кого обнаруживался соответствующий талант, но кто не принадлежал церкви, часто преследовали. Особенно когда в дело вступали охотники на ведьм из особого ведомства.
– Ну и? – спросил Хект, когда Пинкус наконец закончил расспросы. – Что он тебе рассказал?
– Сплошная ирония судьбы.
– Какие ты, оказывается, выражения знаешь.
– Ладно, не издевайся. Сейчас все расскажу разом. А потом надо двигать отсюда.
– Давай уже.
– На Огьера и Оберо напали разбойники и ограбили их. Они как раз спорили, убить им путников или оставить в живых, но внезапно стало очень холодно. Сгустился туман. Свет луны померк. Послышались вопли. На Огьера набросилось какое-то когтистое чудовище, у которого из пасти разило гнильем, но что-то его отвлекло, и оно не успело прикончить свою жертву. Он потерял сознание, а очнулся уже на рассвете. Несколько лошадей разбежалось, остальных – так же как и его брата и всех разбойников – чудовище разорвало в клочья. Огьер побрел в Алицею, потому что больше в голову ему ничего не пришло. По дороге он то и дело терял сознание; когда чувствовал приступ слабости, прятался. Говорит, в какой-то момент мимо по дороге проскакали наши святоши. Он пытался их предупредить, но они не услышали. А потом оттуда, откуда он как раз шел, донеслись страшные вопли. Но Огьер не останавливался. В поле ему попалась оседланная лошадь, он поймал ее за уздцы, успокоил, кое-как влез в седло и привязал себя к нему – на тот случай, если вдруг опять шлепнется в обморок. В лесу кто-то зарычал, послышался хруст веток. Лошадь от страха понесла. Постепенно силы ее иссякли, бежать она больше не могла и дошла до города уже шагом. И вот Огьер здесь.
– А что случилось с деньгами?
Кое-кто из созданий Ночи не переносил серебра, очень многие – железа (хотя этого неблагородного металла боялись в основном мелкие духи).
– У того, у кого при себе были монеты, шансов выжить прибавилось.
Горт снова быстро расспросил раненого и вернулся к Пайперу.
– У него при себе было немного серебра, – озадаченно сказал Пинкус. – Разбойники его не нашли. Остальные деньги забрал их предводитель. Но его, как и остальных, прикончило чудовище. Деньги, наверное, еще лежат где-то там.
