Только теперь шеф госбезопасности сообразил, почему Воротов так упрямо цепляется за недоступность «борта». Он, очевидно, решил, что единственная возможность задержать Президента России – это вывести из строя его самолет, или же, «запустив» ложную тревогу, заставить механиков и спецохрану еще раз пройтись по всем бортовым узлам.

– Я ведь не требую, чтобы борт не долетел, – Корягин был уверен в надежности своей спецсвязи, а потому мог говорить открытым текстом. – От вас не это требуется, Воротов.

– По-нят-но… – и голос казаха показался ему еще более озабоченным.

– Существует же, черт возьми, такое понятие, как «восточное гостеприимство»! Пусть проявят это самое свое, хваленое, восточное… Хотя бы на три часа.

– На три?!

Воротов изначально определил, что Кузгумбаев продержит Елагина на своем «восточном гостеприимстве» не менее двух часов, и когда он говорил о часе, – это было подстраховкой. Но этот неожиданный звонок председателя Госбезопасности… Казах уже подумал было что там, в Москве, наверху, что-то очень сильно изменилось, и теперь уже от него потребуют не задержки борта, а наземного устранения Елагина. А что, ситуация явно способствовала такому повороту событий. Ведь погибнуть Елагин должен был бы не в России, а в Казахстане, где покушение на него можно было приписать кому угодно, от казахских национал-исламистов, до афганских моджахедов.

– Но каким образом можно заставить Президента Казахстана три лишних часа продержать в своей столице Президента России, отлет которого жестко определен и согласован и который, в силу известных обстоятельств, буквально рвется в Москву? Под домашний арест взять его, что ли?!

Только потому, что Воротов произнес эти слова уже на удивление спокойно, как бы размышляя вслух, беседуя с самим собой, несдержанность подчиненного Старый Чекист ему простил.

– Мы ведь уже говорили с тобой о прелестях восточного гостеприимства, – неожиданно напомнил Корягин, опять заставив Воротова горько ухмыльнуться. – Словом, решай, генерал, решай; но при этом помни – на карту сейчас поставлено очень многое.

…«Пригородный поселок Южный?» Брюнетка что, назвала его остановку? Почувствовав себя так, словно ему нагло плеснули в лицо недопитым кофе, но при этом вежливо извинились, Курбанов мечтательно поиграл желваками: «Откуда ей знать, что выходить мне придется именно на этой станции, маз-зурка при свечах?! До нее еще три-четыре остановки, и после нее будет столько же».

– Не стройте из себя Деву Марию-Провидицу, мэм, – жестко произнес он, опять склоняясь над затылком красавицы. – Моя остановка была известна вам заранее. Из каких, позвольте спросить, источников? Вы не угадывали ее, а назвали наверняка.

– А кто вам сказал, что Дева Мария была провидицей? Вы бы хоть в Библию не поленились заглянуть. Понимаю, это сложнее, нежели смотреть на мир сквозь прицел, сквозь мушку пистолета, но все же… – Гортанно взорвавшись изумительным по своей сопранной тональности хохотком, брюнетка поправили небольшую, висевшую на левом плече, сумочку и продвинулась к выходу.

Курбанов подался было вслед за ней, но в это время с сиденья справа поднялся какой-то парень, и «провидица» величественно протиснулась между вздрагивающими от ее прикосновения коленками мужчин, чтобы занять свое место у окна.

«…И еще… почему она решила, что через мушку пистолета?! – взорвалось что-то там, в сознании Курбанова. – У меня что, на роже вытатуировано мое офицерское звание? Я – в гражданском, маз-зурка при свечах, и ничем не отличаюсь… Хотя, стоп, какое-то клеймо все же просматривается, и если женщина обладает наметанным взглядом… Только откуда ему – наметанному взгляду – взяться у нашей тихони-брюнетки?»

Знала бы эта женщина, как унизительно прошлась она сейчас по его профессиональному самолюбию! Так нет же, паршивка, невозмутимо сидит у окна, гордо вскинув окаймленную черным шлемом курчавых волос головку, и плевать она хотела на него и всех остальных в этом чадном автобусе. Кто она, к дьяволам, такая?! Как оказалась рядом с ним на перроне? Почему спровоцировала знакомство?

Курбанов вдруг почувствовал непреодолимое желание вышвырнуть оказавшегося рядом с ней юнца, усесться на его место и потребовать объяснений. Но, представив себе, как глупо все это выглядело бы в реальной жизни, попридержал свой пыл.

Несколько секунд Виктор буквально поедал ее взглядом, надеясь, что женщина хоть каким-то образом напомнит о себе, об их мимолетном знакомстве. Но она сидела, как изваяние. Зато теперь Курбанов заметил то, на что не обращал внимания, когда брюнетка стояла рядом, – ее фигуру пловчихи, мощно скроенную, с накаченными на тренажерах плечами.

Нет, никогда раньше видеть ее Курбанову не приходилось. У них, в отряде специального назначения «Скиф» Главного разведуправления, проходили подготовку две женщины, и обеих Курбанов прекрасно знал. Так, может быть, брюнетка – из какого-то другого отряда, с бойцами которого он не знаком? У них, в ГРУ, в отрядах спецназа, предназначенных для работы в глубоком тылу противника, никакие знакомства, – не говоря уже о близких взаимоотношениях и откровениях, – вообще не поощрялись. Да «черные береты» к этому и не стремились. Особенно в последнее время, когда стало ясно, что работать-то им придется не за бугром, а, скорее всего, здесь, на пространстве бывшего Союза, в бывших братских республиках, против «националов», – что лично у него, майора Курбанова, никакого энтузиазма не вызывало.

Тут приходилось иметь дело с политиками, причем с политиками, отрекшимися от своих вчерашних убеждений и предавших своих партийных боссов, а потому способных теперь предать кого угодно и каким угодно способом. А еще эти политики готовы были бросать спецназовцев на самую грязную работу, чтобы потом самым грязным образом подставлять их. Как это уже случалось со спецкомандой госбезопасности «Альфа» и другими ребятами в Тбилиси, в Средней Азии, во взбунтовавшемся Вильнюсе…

Ясно, что эту смазливую «кадрицу» кто-то подослал. Но кто, какая контора? Милицейский спецназ? Некий конкурирующий клан из подчинения ГРУ? Нет, бойцы «Альфы»?

Схема вырисовывалась довольно примитивная: Седьмое управление Комитета госбезопасности каким-то образом разжилось на агента в их спецотряде разведуправления, и… Не исключено, что этим «вильнюсским евнухам» понадобился еще один «груз-200», как понадобился он в свое время при штурме вильнюсского телецентра. Тогда за этот «груз» сошел труп офицера самой «Альфы», какого-то лейтенантика, по всей вероятности, отказывавшегося участвовать в столь унизительной для профессионального военного провокации.

«И кто убедит меня, – подумалось Виктору, – что теперь им не понадобился свежий труп офицера особого отряда спецназа военной разведки»?

Взглянув на брюнетку, Курбанов обнаружил, что, внешне все еще оставаясь невозмутимой, она тем не менее косит на него взглядом, и при этом в глазах поблескивает соблазнительная лукавинка.

«Ну что ж, – подумал он, исподволь умиляясь красотой женщины и шаловливостью ее взгляда. – Если мудрецы из Седьмого управления госбезопасности прибегают теперь к услугам таких вот “киллерш”, это делает им честь, маз-зурка при свечах».

Как только водитель объявил, что следующая остановка – поселок Южный, майор тут же двинулся к выходу, и уже от двери, привстав на цыпочки, отыскал взглядом свою попутчицу. Она поднялась и тоже направилась к выходу, но Курбанов почувствовал, что еще раз лицезреть ее – теперь уже на остановке Южного – не удастся. Скорее всего, она лишь убедится, что подопечный действительно убрался из салона. При этом брюнетка даже не скрывала, что шпионит за ним, – настолько откровенным оставалось ее любопытство. Порой казалось, что она умышленно подставляет себя, чтобы мужчина окончательно рассекретил её.

Ступив в пропитанную дождем и морским туманом фиолетовую темень, майор слегка поежился и с тоской всмотрелся в салон ярко освещенного пригородного автобуса. Брюнетка стояла у предпоследнего окна, повернувшись к нему лицом. Вряд ли она – из света в темноту – видела Курбанова, однако не сомневалась, что уж мужчина-то ее точно видит. Не зря же на лице ее блудливо промелькнула все та же шаловливая женская улыбка.