– Однако и копуша же вы, Светлана Васильевна, – упрёком встретила её Инна Гладких. В ответ получила улыбку весьма невесёлую, потому что в ушах у Светланы Васильевны отдалось: «Одна» – остального она не расслышала вовсе.
– Да вот, бродила в розарии, некому было напомнить, – виновато ответила Света, добавив про себя: «Потому что одна».
Она окинула взглядом гибкую, в стилизованном под матросский костюм платье, гладенькую фигурку мисс Гладких. Поджала губы, прогнала нехорошие мысли.
– Скорее, Света, пропустим автобус.
Берсеньевой хотелось брякнуть наперекор: нечего страдать по сбежавшему автобусу, за ним обязательно будет следующий, но слова застряли в горле комом. Она молча дала увести себя под локоть.
Инна щебетала не хуже дрозда, тащила Светлану Васильевну по затенённой аллее, клонила к плечу кругловатое, как у индианки, личико, косых взглядов не замечала. «Индианка Инна истинная Инь, – думалось Свете. – А где Инь там и Ян». Снова пришлось сдержать гнев. «Душно. Не со зла ли я так…»
– Что вы говорите, Света? Азалия?
Инна критически осмотрела встрёпанный шар азалии, подобравшийся к самой дороге, согласилась:
– Да, в этом году, и вправду, зацвела раньше.
– Нет. Я спрашиваю, сказала ли я, что ничего пока не выходит хорошего с вашими частотными коэффициентами?
– Сказали-сказали, – погрустнев, молвила младший научный сотрудник Инна Гладких. Локоть Светы выпустила, губки надула и целых десять шагов шла, изображая обиженного ребёнка.
«Она ни в чём не виновата!» – подумала Берсеньева. Хотела выдумать что-нибудь утешительное. Не понадобилось. Мадемуазель Гладких внезапно изменила траекторию, опять вцепилась в локоть и стала улещивать.
– Ну, Светочка, ну вы ещё попробуйте, а? Я завтра утром дам поправочную характеристику. Может, нужно пока исключить особые точки? Может, в них дело? Я всё исправлю, вы только…
– Поздно.
– То есть как это поздно? – изумилась Инна, умерив льстивый тон. Продолжила и вовсе резковато:
– Ничего не поздно. Вот и Ян Алексеевич сам показал мне, что особые точки многообразия… Э-э… То есть что я говорю? Хотела сказать, особые точки орбиобразия…
«Ян ей всё самолично показал. Его Безобразнейшее Орбиобразие Ян. С особенностями». Снова тёмный прилив. Света вонзила в ладонь ногти и прикусила губу.
Инна всё лезла с пояснениями:
– И сказал ещё, что инварианты его тензора в окрестностях особых точек…
Берсеньевой хотелось рычать. Вместо этого она улыбнулась так мило, как смогла и сказала:
– Инночка, я вовсе не о тензоре Яна говорю и не о ваших с ним проблемах. Мы на автобус опоздали.
– То есть как это опоздали? Мне обязательно надо… Не может быть! Всего-то двадцать минут шестого! Не бывает, чтобы автобус раньше!
– Бывает. Вон там я только что видела его, на повороте.
До проходной оставалось метров двести, никак не меньше.
Света прислушалась. Странный звук, как будто молотком провели по радиатору отопления.
– Так пойдёмте же быстрее! – Инна потащила Берсеньеву за собой. – Сегодня в будке Иваныч, если нас увидит, обязательно попросит водителя… Кто это там у него?
Возле сторожки черноголовая фигура в диковинном костюме. Карабинер? С крыльца спустился и, нелепо выставил автомат. Прошёлся к одному углу, потом к другому. Вот и ещё один – у входа.
– Инна, погоди, там что-то не то.
Госпожа Гладких не слушала, тянула, как собака на поводке. А в сторожке было худо. Через открытую дверь видно – на полу кто-то в пятнистом комбинезоне.
– Иваныч?! – громким шёпотом проговорила Инна.
– Туда нельзя, – предостерегла Берсеньева, борясь с нехорошим предчувствием. «Если это то, о чём говорил Ян, нам теперь никуда нельзя. Эти не шутят».
Тот синий, который осматривался, вошёл внутрь.
«Надо вернуться, предупредить всех, – думала Света. – Глупая девчонка туда рвётся. Чего ей так приспичило в город? Эти могут и пристрелить. Охранника уже».
На крыльцо проходной вышел карабинер и остановился в позе победителя. На шее у него висел автомат, лица за щитком шлема не было видно.
– Иваныч! – крикнула Инна, вырвалась и пустилась бегом.
Тот на крыльце выпростал из-за спины руку с пистолетом.
– Назад, глупая! – Светлана Васильевна бросилась догонять.
«У него пистолет. Будет стрелять».
Инна визжала; карабинер пятился к двери, что-то крича. «Зачем я спешу? – подумала на бегу Света – Её пристрелят, и всё кончится. Нет человека, нет проблемы. Господи, о чем я?!»
– Да стой же, Инка! – страшным голосом завопила Берсеньева, поймала наконец оглашенную.
До проходной метров десять, пистолет нацелен прямо в грудь Инне Гладких.
Наружу выскочил второй карабинер с автоматом наперевес. Теперь, когда никто не визжал, получилось разобрать, чего хочет человек с пистолетом.
– Altolà! Fermo o sparo!
– Бон… бонджорно, – неуверенно ответила Инна и сделала попытку вырваться. – Пустите, Света, я хочу… Это же полицейские? Кто-то напал на проходную, их вызвали. Света, там Иваныч. Пустите!
– Fermo o sparo! – повторил карабинер.
– Инка, это не полицейские, – шепнула Берсеньва. – Хуже бандитов. Он говорит, будет стрелять.
Справилась, получилось увести девчонку. Та брела, поминутно оглядываясь. Светлана Васильевна теперь была совершенно спокойна. Всё шло, как и должно было идти, вот только Иваныч… «Как его звали-то по-настоящему? Не помню. И уже не до него. Ян говорил, что сделать сразу, когда они заблокируют входы. И ещё говорил: на территорию они не сунутся, ведь…»
– Ай! – вскрикнула Инна.
«Что такое?»
Светлана Васильевна, поискала причину и тут же нашла. Навстречу им выскочил из тисового лабиринта ещё один бандит. Долговязый, в таком же, как у них у всех, одеянии. Заметил женщин, двинулся навстречу.
– Бо… бонджорно! – пискнула Инна, ловя Берсеньеву за руку.
– Хорошо у тебя с итальянским, – похвалила Светлана Васильевна, наблюдая за карабинером.
Тот на ходу что-то делал со своей головой и сделал-таки – снял шлем. Оказался на поверку молодым и симпатичным на вид человеком. Воровато оглянулся, зыркнул в небо. Сказал на чистейшем русском.
– Здравствуйте. Где я могу найти господина Горина?
– Зачем он вам?
– И что вы сделали с Иванычем?! – грозно вопросила госпожа Гладких.
«Берет поправить не забыла, – мысленно отметила Берсеньева. – Обнаружила новый объект. Сердце красавицы склонно к чему-то».
– С каким Иванычем?
«Что он там, вверху высматривает? – забеспокоилась Берсеньева – А, понятно. Беспилотник. Мы теперь под наблюдением. Да-да. Ян говорил, так и будет».
– С нашим, с нашим Иванычем! – возмущалась Инна. – Который там, на проходной! Милейший человек, мухи не обидит, а вы его…
– Об этом после. – Верзила насупился, продолжил официальным тоном:
– Институт математики и теоретической физики блокирован решением Совета по борьбе с распространением запрещённых технологий. Мне нужно говорить с директором института Яном Алексеевичем Гориным. Проводите меня к нему. Я хочу видеть…
– Этого человека? – ядовито продолжила за него Светлана Васильевна; молодой бандит больше не казался ей симпатичным. – Для начала давайте присядем и побеседуем, а после посмотрим. Вот, кстати, вход.
– Вход куда?
– В корпус Галилео. Адские врата пока предложить не могу, это позже.
– Больше похоже на бомбоубежище, – проворчал бандит. – Жуть, поздний конструктивизм. Но пожалуйста, следом за вами хоть в самый ад.
Говоря это, искоса посматривал на Инну. Та фыркнула и первой направилась к двери.
Бандит последовал за нею с готовностью и даже поспешно. Светлана Васильевна, перед тем как войти, глянула на крылатого шпиона. Покачала головой. Думала о том, что предстояло сделать.
***
Родриго Борха заново оглядел территорию объекта глазами беспилотника только после того, как выпроводил медиков вместе с их тележкой, на которой продолговатый чёрный мешок, перетянутый ремнями. Не до того было, да и незачем. Зона ответственности группы на ближайшие сутки – проходная. Охранять снаружи ограду не требовалось, на то и полицейское оцепление, чтоб отгонять любопытных и туристов, а вот за перемещениями чёртовых учёных надо следить. Не то чтобы папаша Род опасался, что кто-то из физиков-математиков попробует сбежать, нет. Шестиметровая стена, три выхода, все перекрыты. С юга обрыв, море. Есть пляж, но в море дежурит катер. И всё-таки Родриго Борха беспокоился. Пёс их знает, чем тут занимались русские. Не зря ведь вся эта петрушка с блокадой.
