«Смотреть любишь? — сердито спросил чистильщик. — Иди в кино. Там две серии крутят, три часа смотреть будешь».

«Закрывайте лавочку, Афанасенко, — сказал Новиков. — Вешайте замок — и в машину. Быстро!»

Вернувшись в Ленинград, Новиков включился в новый розыск. Шагая сейчас по маленькому городку, он уже не думал об Афанасенко: где-то здесь притаился «волк среди людей», его надо найти и обезвредить.

По дороге в милицию Кулябко рассказал об истории с Шадриным и почему Дробов просил по телефону Дорофеева привезти кольцо Кривулиной…

Янсон встретил их своей обычной добродушной улыбкой.

— Мой кабинет к вашим услугам, товарищи. Я буду ря-я-ядом, понадоблюсь — не стесняйтесь. Но прошу вас, товарищ Дорофеев, передать мне кольцо Кривулиной. Вы, конечно, привезли его?

— Привез.

— Товарищ Дробов полагает, что это кольцо украдено у одной жительницы нашего города, некой Луговой. Василий Андреич придает этому факту, если он подтвердится, бо-о-ольшое значение. Сейчас я пошлю за Луговой. Товарищ Дробов просил, чтобы вы, товарищ Дорофеев, присутствовали при моем разговоре с Луговой.

— Дробов проинструктировал вас о характере разговора?

— Да, коне-е-ечно…

— Хорошо. Когда она явится, я в вашем распоряжении.

Позвонив в местное отделение КГБ, Новиков сел за стол Янсона, взглянул на Кулябку и неожиданно усмехнулся. Усмешка мгновенно смыла с его лица замкнутость и неподвижность.

— У вас неплохая выдержка, товарищ Кулябко, — сказал Новиков. — Признайтесь, вам не терпится узнать, почему я здесь и почему вообще в это дело вмешался наш Комитет?

— Что ж, не отрицаю, очень заинтересован, дело у нас общее.

— Совершенно верно, дело наше общее. Так вот, Кривулина никогда не была Быковой. Ее девичья фамилия Рябова. Раиса Ивановна Рябова. Эту Рябову мы разыскивали уже давно, но она довольно искусно заметала свои следы. В сорок пятом году, присвоив себе биографию советской патриотки Зинаиды Быковой, она оказалась с Красной Армией на территории Чехословакии. В те горячие дни нашего яростного наступления могло случиться всякое. Когда там было разбираться! Но в сорок восьмом году наши органы уже знали, что комсомолка Зинаида Быкова была казнена фашистами за попытку к бегству из концлагеря С-113. Дальнейшее расследование показало, что Рябова зимой сорок первого года тоже оказалась в плену и находилась в одном лагере с Быковой, но довольно скоро стала предательницей и завербовалась в армию изменника Власова. Судя по дальнейшему, Рябова знала несложную биографию Зинаиды Быковой, но запомнила ее неточно, так как не думала, что ей придется воспользоваться этим именем. Отсюда некоторая путаница в ее автобиографии и анкетах. И хотя Рябова не раз меняла и фамилию, и местожительство, и работу, все же мы напали на ее след, и если бы Кривулину — Рябову не убили в сентябре, то в октябре ее уже никому убить не удалось бы.

— Почему?

— Потому что к этому времени она бы оказалась под надежной охраной тюремных решеток. Убийство Кривулиной, безусловно, связано с ее изменой родине…

Тихо звякнул телефон, Кулябко снял трубку.

— Янсон говорит. Попросите товарища Дорофеева зайти в соседнюю комнату, сейчас придет Луговая.

Ванда Сергеевна Луговая, глуповатая пожилая женщина, считала себя значительной особой только на том основании, что почти все соседки по дому где-то работали, она же могла жить на содержании мужа, не работая.

В эту субботу, после неожиданного ухода мужа на репетицию, Ванда Сергеевна, оставшись одна, разложила четыре пасьянса, потом заказала по телефону билет на четырехчасовой сеанс и переоделась, чтобы спуститься в парфюмерный магазин «Красота» за краской для волос. Неожиданно раздался продолжительный, резкий звонок. «Почта», — подумала Ванда Сергеевна, но, открыв дверь, увидела знакомого квартального, младшего лейтенанта милиции.

— Пришел с доброй вестью, — сказал младший лейтенант. — Нашлось ваше кольцо. Начальник отделения майор Янсон просит вас немедленно прибыть в милицию. Вот как мы работаем: вы и не заявляли, а мы все равно нашли!

— Нашлось кольцо? Не может быть! — обрадовалась Ванда Сергеевна.

— Точно, нашлось. Майор зря говорить не будет…

Войдя в помещение милиции, Ванда Сергеевна, не понимая почему, вдруг оробела, радостное возбуждение ее угасло, и она вошла к Янсону с растерянной, вымученной улыбкой.

— Ванда Сергеевна Луговая? — спросил Янсон и, не дожидаясь ответа, указал на стул. — Садитесь, прошу вас. Недавно мы задержали вора-рецидивиста. При обыске у него обнаружены несколько колец. Арестованный заявил, что не помнит, где, когда и у кого украл их. Не исключено, что среди обнаруженных колец есть и ваше золотое кольцо с бриллиантом.

На лице Ванды Сергеевны появилось нескрываемое удивление!

— Вы говорите, что у вора нашли золотое кольцо с бриллиантом?

— Именно так. Потому и вызвали вас.

— Но… Понимаете ли… Муж мне сказал… его ведь не было, когда украли… Он был в Ленинграде. Когда приехал, я ему рассказала… он как раз приехал, когда я собралась к вам, чтобы заявить, а он сказал, что смешно беспокоить милицию из-за пустяков. Оказывается, кольцо было не золотое, а только позолоченное, а камень тоже поддельный.

— Ах вот что! А мы удивлялись, почему вы не тревожите нас. Теперь все поня-я-ятно. Но все равно, золотое ли, медное ли, вор должен отвечать за сам факт воровства. Поэтому я вас прошу осмотреть внимательным образом изъятые у вора пять колец. Если обнаружите похищенное у вас, укажите, какое именно ваше. — Янсон поднял лежащий на столе лист белой бумаги, под которым лежали кольца.

— Подойдите поближе, осмотрите каждую вещь.

Луговая склонилась над кольцами. Кольца были схожи, в каждом поблескивал прозрачный камешек. Два кольца из пяти Луговая сразу же отодвинула в сторону. Оправа у них была шире, чем у трех остальных.

— Вот оно, — сказала Луговая, взяв в руки одно из оставшихся.

— Вы уверены в этом?

— Конечно! У меня же верная примета. Там внутри когда-то была буква «о», потом ее стерли, да не совсем. Вот посмотрите.

Янсон и Дорофеев с деланным вниманием всматривались в следы гравировки.

— Сомнений никаких, здесь действительно была бу-у-ук-ва. Необходимо оформить опознание протоколом.

Отодвинув в сторону кольца, Янсон взял авторучку.

— Ванда Сергеевна, вы допрашиваетесь в качестве свидетельницы по обвинению Кулькова Ивана Захаровича в краже. Прежде чем перейти к основным вопросам, прошу вас ответить на несколько во-о-опросов, имеющих чисто личный характер, гаков уж порядок, — сказал он с сожалением. — Итак, прошу вас назвать свою фамилию, имя, отчество.

— Луговая Ванда Сергеевна.

— Как ваша девичья фамилия?

— Луговая.

— Вы, очевидно, не поняли моего вопроса. Какую фамилию вы носили до замужества?

На лице Ванды Сергеевны появились красные пятна, она испуганно смотрела на Янсона.

— До замужества… Луговая, — тихо сказала Ванда Сергеевна.

— Но ведь фамилия вашего мужа — Луговой? Вы что, родственники?

— Нет… — Красные пятна выступили и на ее полной шее. — Когда мы регистрировались в загсе, он принял мою фамилию.

— Редчайший случай! Какая же у него была фамилия до регистрации? Очевидно, очень неблагозвучная, раз он решил сменить ее?

— Нет, почему же? — обиделась вдруг Ванда Сергеевна. — У него тоже была хорошая фамилия — Истомин. Только он сказал… сказал, что хочет изменить из любви ко мне…

Лицо Ванды Сергеевны полыхало, она сидела опустив голову, стараясь не встретиться взглядом с Янсоном.

— Чувство, достойное уважения, — заметил Янсон. — В загсе, наверно, удивились. Где вы регистрировались?

— В поселке Лендеры. Это в Карелии, поселок такой. Там Семен Семеныч клубом заведовал, а я там и родилась. Мы оттуда, как зарегистрировались, уехали в Нарву.

— Долго вы прожили в Нарве?

— Два года. У Семена Семеныча беспокойная натура, говорит, что не любит засиживаться на одном месте, говорит, что любит перемену природы.