— Это вы давали обращение по телевидению?

— Совершенно верно. Вас слушает старший инспектор уголовного розыска Дробов Василий Андреевич.

— Очень приятно познакомиться. Хочу вам сообщить, что женщину, фотографию которой вы показывали по телевидению, я никогда не встречал.

— Зачем же вы утруждаете себя этим звонком? Простите, не знаю вашего имени-отчества.

— Денисов Владимир Иваныч. Персональный пенсионер местного значения. Я хочу сказать, уважаемый Василий Андреевич, что этой дамы я не встречал, но я видел, как незадолго до конца сеанса из ложи «Б» вышел молодой человек и быстро пошел вниз по лестнице. У меня был билет в соседнюю ложу. Я еще подумал, что картина, должно быть, совсем плохая, если даже молодые люди не могут досидеть до конца…

— Владимир Иванович, вы нас крайне обяжете, если подъедете к нам, в управление, к восемнадцати часам.

— К вашим услугам. Рад оказать помощь правосудию.

— Жду вас к восемнадцати часам. Захватите паспорт, пропуск будет у постового при входе.

— Ровно в восемнадцать буду у вас».

Голос оборвался, Кулябко щелкнул клавишей, зеленый глаз магнитофона растаял, Дробов прошелся по комнате и остановился перед Кулябкой.

— Итак, пока что мы имеем два свидетельства, согласно которым незадолго до конца сеанса из ложи «Б» вышли два человека. Один из них пожилой, другой — молодой. Они вышли не вместе, а порознь. Это дает право предполагать, что ушедшие не были знакомы друг с другом, иначе они ушли бы одновременно.

— Может быть, так, но может быть и другое. Они вышли в разное время не случайно: уход из киноложи одновременно двух зрителей непременно обратил бы на себя внимание.

Дробов недоверчиво хмыкнул:

— По-вашему, мы имеем дело с групповым преступлением?

— Не исключаю. Шел гангстерский фильм «Мститель». Мы с вами его видели. Круто замешанный американский детектив, и, каков бы он ни был по своей социальной направленности, зритель напряженно ждет развязки, которая наступает лишь в последних кадрах фильма. И вы, и я, отлично понимая, что фильм ерундовый, все же досидели до конца.

— Значит, вы считаете, что к убийству Кривулиной причастны эти двое, ушедшие до конца сеанса?

— А вы предполагаете, что преступник воспользовался уходом из ложи двух ему неизвестных зрителей и совершил убийство?

— Почему вы считаете такую версию несостоятельной?

— Потому, что она уязвима. Принять ее — значит утверждать, что преступник, отправляясь с Кривулиной в кино, не предполагал покончить с ней там: не мог же он заранее планировать уход ненужных ему свидетелей.

— Но почему же эти двое до сих пор не откликнулись на наше обращение?

— Для этого может найтись множество причин. С утра до вечера никто радио не слушает. Наше обращение могло до них не дойти или дошло по слухам, в искаженном виде…

Их спор прервал телефонный звонок. Кулябко поспешно включил магнитофон и приложил к уху ларингофон. Теперь он мог слушать одновременно с Дробовым.

Дробов поднял трубку:

— Алло!

— С кем мне говорить по объявлению насчет кино?

— По этому вопросу надо говорить со мной, — поспешно отозвался Дробов.

— Так вот, я был в той ложе, только ушел раньше, у меня разболелась голова в духоте, и потом я прямо оглох от всех этих выстрелов.

— Простите, как ваше имя-отчество?

— Марк Данилович.

— А фамилия?

— Фамилия? Фамилия Клофес.

— Простите, не расслышал.

— Тогда по буквам: кардинал, лорд, Отелло, Фердинанд. Вы меня слышите? Фердинанд. Епископ, сцена. Клофес. Клофес!

— Понятно. Марк Данилович, необходимо, чтобы вы сегодня вечером подъехали в наше управление.

— Не имею возможности, — донесся до Дробова сдавленный голос.

Дробов сделал знак, и Кулябко поспешно вышел в соседнюю комнату.

— К законам я влеченья не имею, — продолжал Марк Данилович. — Не хочу вмешиваться в уголовные дела, не желаю таскаться по судам и следствиям…

— Но вы же позвонили нам…

— Да, позвонил, чтобы сообщить, что был в этой ложе, ушел до конца сеанса. В ложе остались две женщины и какой-то молодой человек.

— Я еще раз убедительно прошу вас приехать, нам необходимо иметь описание внешности второй женщины и молодого человека.

— Я сказал все! — резко оборвал Дробова собеседник. — Я имею восемьдесят три года плюс инфаркт, плюс стенокардию. Но вам этого мало, вы хотите, чтобы у меня был еще инсульт! Так я этого не хочу! Все! Слышите, я сказал — все! — Легкий щелчок, и послышались короткие гудки, старик повесил трубку.

— Чертов дурак! — Дробов был сейчас зол не столько на старика, сколько на самого себя: не смог уговорить такого важного свидетеля. В ложе, оказывается, была еще и женщина. Двое мужчин, один из них этот самый Клофес, второй — какой-то молодой человек, неизвестная женщина и Кривулина…

Вошел Кулябко, по его виду Дробов безошибочно определил — неудача.

— Что, звонил из автомата?

— Да. Из городской билетной кассы на Васильевском. Выйти на него не успели — быстро закончился разговор.

— Непростительно упустить такого свидетеля! — Дробов хлопнул ладонью по столу. — Чего он испугался?

— Может быть, у него есть основания не встречаться с милицией, точнее — с уголовным розыском?

— Похоже, черт возьми! Он даже на этот счет выразился весьма определенно: «К законам я влеченья не имею». Я эту фразу уже однажды слышал, но где, от кого, при каких обстоятельствах?

Впервые Кулябко видел своего начальника в таком смятенном состоянии.

— Берегите, Кулябко, эту запись, она может нам еще пригодиться.

— Все же попытаемся раздобыть старика, — неуверенно сказал Кулябко. — Мы знаем его фамилию, имя, отчество…

— Сейчас же сделаем запрос. Он сообщил, что в ложе кроме него сидел какой-то мужчина и две женщины. Но мы знаем, что двое мужчин покинули ложу до конца сеанса, значит, один из ушедших — этот самый чертов Клофес, о нем, очевидно, и говорила Надя. Второй пока неизвестен. Ну а женщина? Если преступники те, кто покинул ложу, то какова роль женщины? Тут одно из двух: либо ушедшие до конца сеанса не имеют отношения к преступлению, и тогда убийца — женщина, либо преступники все трое и женщина тоже покинула ложу до конца сеанса. В протоколе райугро сказано, что после окончания сеанса в двадцать часов пятьдесят пять минут в пустой ложе «Б» был обнаружен труп женщины…

В дверь раздался робкий стук, в комнату, растерянно озираясь, вошла худенькая девчушка.

Дробов поспешил ей навстречу:

— Здравствуйте, Надя! Садитесь, пожалуйста. А вас, Максим Трофимыч, попрошу зайти ко мне через двадцать минут.

Кулябко понял: Дробов опасается, что присутствие второго человека смутит девушку, придаст разговору официальный характер.

— Спасибо, что пришли, Надя, — сказал Дробов. — Значит, математичка у вас строгая?

— Ужас просто!

— А я почему-то не сомневаюсь, что вы отлично справитесь с контрольной. Признаюсь вам, что сам я больше тройки по тригонометрии никогда не имел, и то при помощи «шпор»… В нашем классе было двадцать мальчишек и восемь девочек. Девчонки про нас даже песню сложили:

Надя рассмеялась, почувствовав себя непринужденно с этим веселым, разговорчивым человеком.

— Нам о «шпорах» и думать нечего, — сказала Надя. — У нас такая училка, прямо всех насквозь видит, все замечает. Прямо по лицу угадывает, с первого взгляда!

— Тогда ей надо работать у нас, а не в школе, — весело отозвался Дробов. — Нам очень нужны люди, которые умеют не только смотреть, но и замечать, а тем более с первого взгляда. Сейчас мы проверим, можете ли вы тоже замечать что-нибудь с первого взгляда. Значит, вы говорите, что из ложи «Б» вышел человек, не досмотрев фильма?