Вселенная едет в моём седле.

Нас только двое на мёртвой земле.

Грязные твари кишат вокруг,

Шипя нам вслед: «Поверь мне, я друг».

Боль позади и тьма впереди.

А чудо спит на моей груди,

мне в шею душистым теплом дыша.

В конвульсиях бьётся моя душа.

Но так дорога к Тебе длинна,

что гаснет судорог этих волна

и умирает у самых границ

мира Твоих безмятежных ресниц.

И я умру и воскресну, любя,

чтоб охранить и сберечь Тебя.

Она успела уронить стихи.

– А, Вы ещё здесь… Вот, возьмите.

– Что это?

– Свороборинное масло от ожогов.

– Спасибо, мессир. Могу ли я спросить Вас?… – несмело проговорила Анна.

– Я слушаю.

– Как Вы представляете себе Бога?

Ванор сжал губы. Жестом пригласил её к столу, поставил перед ней кубок с грогом и сел напротив.

– Никак. У меня достаточно более интересных тем для размышлений.

– Браво, – улыбнулась Анна. – А как Вы при этом согласуете с совестью статус главы духовного ордена?

– Вы считаете это лицемерием, тина?

– Нет, мессир. А Вы?

– Задачи ордена Святого Духа и каждого его члена в сфере практической – защита айюншианских стран и помощь айюншианам, попавшим в плен к джаннаитам, в сфере духовной – познание и вечное приближение к объективной истине. Я считаю, что выполнение этих задач не зависит от стойкости в вере.

Ванор помолчал, ведя тонким длинным пальцем по резьбе своего кубка.

– В понятии Бога можно различить два смысла: Творец и Судия, – продолжал он. – Сотворён мир или возник самопроизвольно – не суть важно для осмысления моего места в мире. Идею же Судии я категорически отвергаю. Это костыль совести.

– Или нравственный надсмотрщик.

– Да, – он чуть заметно вздрогнул, словно вспомнив плеть.

– Значит, Вы, в опровержение девиза ордена, служите не Богу, но людям?

– Этому сброду? По чести, им давно пора выпустить мне кишки и вздёрнуть на них короля.

– Да-а? – с любопытством спросила Анна. – А потом? Предположим, они перебьют всех сеньоров…

– Потом – натужная работа ума, непривычного к мышлению. Они не придумают ничего лучше, чем катахреза «справедливый правитель», и начнётся грызня за власть, и наверх вырвутся самые подлые, и лишь через два-три поколения всё по рекам крови приплывёт на круги своя. Поэтому я служу… хм… равновесию. Быть может, и людям – таким, какими они должны быть – с тем, чтобы они стали такими.

– Вы правы. Они ещё не люди. Их и судить не за что.

– Не идеализируйте. Люди – именно они.

– А Вы, мессир?

– Я выродок, – спокойно ответил Ванор.

– А я? – Анна подняла на него глаза.

– Бросьте, – жёстко сказал он, уставясь на неё немигающими, жуткими в ночном сумраке глазами. – Вы пришли на Теллур вослед Леону Корсидо.

Анна не сразу нашлась, что ответить. Она некоторое время тянула грог, закрывшись от магистра кубком, пока не овладела голосом. Наконец, тихо возразила:

– Не вослед, а вопреки. Во-первых, герцог Валисийский питал к Вам любовь. Но, во-вторых, для него существовали ценности более значимые. Поэтому, в-третьих, он оставил Вас. По всем трём параметрам я – прямая ему противоположность.

Теперь пришёл его черёд опешить, что Анна и отметила с глубоким удовлетворением. С минуту он переваривал её бред. Потом улыбнулся ей и встал.

– Я вижу, Вы любите перебирать мысли, как иные женщины – украшения. Шкатулка моей головы всегда к Вашим услугам. Но на сегодня достаточно. Идите спать, иначе завтра не выдержите дороги.

_ _ _

В Гедалью они въехали вдвоём: остальные монахи свернули в главную резиденцию ордена, замок Эрмедор, в пятнадцати километрах от города. По улицам, замусоренным хвойными лапами, масками, конфетти, бумажными цветами и лентами, золой новогодних костров, шатались развесёлые компании. По льду канала с визгом и хохотом катались на коньках, санях и попах. Ратуша была закрыта на все двенадцать дней, и мэр Гедальи, Туро Лориос, принял Великого магистра в своём доме. Появление Анны его обрадовало, но нисколько не удивило.

– Я привёз дурные вести, тино Лориос, – сказал Ванор за обедом. – Государь намерен ознаменовать своё вступление на престол завоеванием Гедальи.

– Вы уверены? Впрочем, о чём я… – мэр озабоченно потёр подбородок. – Благодарю, святой отец, за неоценимую помощь. Предупреждённые, мы выиграем наверняка. Хвала Всевышнему, Гедалья хорошо вооружена, отважна и свободолюбива.

– Хватит ли у Гедальи оружия, отваги и свободолюбия, если король выступит в союзе с войском Чинеаддима?

– Это немыслимо! С Чинеаддимом у нас прочные торговые и союзнические связи.

– У вольного Кромадиса были прочные связи с Чанджером, – сухо сказал магистр, жестом отказываясь от второй перемены. – Тем не менее Алонзо Толстый в союзе с Чанджером взял Кромадис, развешал на городской стене весь муниципалитет, сжёг библиотеку Кромадисского университета, а через год, не в силах удержать город из-за отваги и свободолюбия его граждан, отдал Кромадис под власть более сильного Чанджера.

– Вы рисуете страшные перспективы, святой отец. Когда, Вы полагаете, мы должны ждать короля?

– Тотчас после праздников.

– Значит, у нас в лучшем случае семь дней, – вслух размышлял Лориос, машинально сгибая и разгибая в пальцах вилку. – Придётся либо просить помощи у Монтело, либо нанять заргийцев; и те, и другие ненадёжны…

– Надёжен Орден.

– Вы будете сражаться против короля?

– Орден не знает границ и стран, не подчинён светской власти, имеет своё мнение о политике монарха Ареньолы в отношении вольных городов и готов отстаивать это мнение любыми богоугодными средствами. Кроме того, – Ванор опустил ресницы, пряча усмешку, – с орденом у Гедальи прочные торговые и союзнические связи.

Эту двусмысленность Лориос, давно знавший магистра, пропустил мимо ушей, справедливо сочтя очередным проявлением ехидства.

– Орден поддержит Гедалью – независимо от того, буду я жив или нет, – добавил магистр.

– Что заставляет Вас сомневаться в этом, святой отец? – подала голос Анна.

Мужчины одновременно повернули к ней головы, точно она дёрнула за ниточки.

Даже сейчас, подумал Лориос, в затрапезных штанах и куртке подмастерья, с кое-как остриженными до плеч волосами, скромненько сидящая не за столом, а на скамеечке у камина, она остаётся вне и выше. Она – наблюдатель, невыносимо чуждый окружающему её тёплому живому миру.

– Клеро Дуодиес – странное, ирреальное время, тина, – в низком хрипловатом полушёпоте Великого магистра звучала такая нежность, что у Лориоса болезненно засосало под рёбрами. – Кто знает, что может случиться в белые ночи? Не думайте об этом.

– Гедалья навсегда сохранит преданную признательность Вам, святой отец, – поспешно заверил мэр.

– Не клянитесь и не давайте обетов25, – проронил Ванор.

– И тем не менее, я никогда не забуду, кому обязан счастьем видеть тину Анну живой и невредимой. Сегодня же отправлю Вас домой, моя дорогая.

У магистра расширились зрачки, и Анне вдруг захотелось задушить Лориоса. Она с трудом принудила себя сидеть тихо.

– Тина могла бы провести праздники здесь, – сдержанно сказал магистр. – До конца Светлого Двенадцатидневья Гедалье ничто не угрожает.

– Простите, святой отец, но я в этом не уверен, – учтиво возразил мэр. – Сантио второй не отличается особым благочестием. Ещё пять лет назад он предлагал захватить Эрхону в качестве подарка войску ко дню святого Мигело. Войско отказалось. Но тогда Сантио был наследным принцем, теперь же он – король.

– Да, – подхватила Анна, стараясь, чтобы голос её звучал не слишком злорадно. – Вы правы, тино Лориос. Пожалуй, в Ареньоле осталось лишь одно безопасное место – Эрмедор.

Ванор встал, тряхнув головой. Походя благословил знаком колеса остолбеневшего Лориоса и кивнул Анне:

– Едемте.