— Очень просто. Изберут коммунисты — станет секретарем райкома, — сказал Мартынов.

Маслеников подумал и махнул рукой.

— Несерьезный разговор! Такого не бывает, чтобы человек сам просился из хорошего района в плохой. В моей практике таких случаев не было. Мудрят они там что-то, Алексей Петрович! Долгушин их там всех опутал!.. Интересный тип! Давно надо бы его проучить! Нахал, грубиян, не признает совершенно никакой власти над собой! В частных разговорах с сотрудниками МТС критикует работу обкома. Да, да! У меня есть целая папка докладных записок зонального секретаря. Я готовил материал, хотел предложить тебе, Алексей Петрович, поставить отчет Долгушина на бюро, но, понимаешь, не к чему придраться! Отличные показатели. Лучшая зона в районе. Хитро работает москвич!..

Маслеников рассмеялся, покачиваясь на стуле.

— Ха-ха-ха! Долгушина — секретарем райкома партии! Нет, это ты что-то для смеху придумал, товарищ Мартынов! Да ведь он чертом смотрит на всех партийных работников! Он вообще против партийных органов!

— Он против пустозвонов и пришибеевых, затесавшихся в партийные органы, а не против самих партийных органов! — отрезал Мартынов.

И у него с Маслениковым начался такой разговор, какого, вероятно, еще никогда не слыхали стены кабинета первого секретаря обкома.

— Рыбак рыбака видит издалека! — говорил Мартынов. — Вы ненавидите Долгушина, но зато поддерживаете Медведева, потому что вы сами — Медведев! Вы тоже такой же толкач и погоняло, а не секретарь, как Медведев! Вас вполне устраивают мыслительные способности медведевых. Умеют орать на людей — и ладно. А больше вы и не знаете, чего требовать от секретаря райкома, потому что это предел и ваших организаторских дарований. Холодов ведь прошел здесь тоже через вашу комиссию? Кадрами зональных секретарей вы занимались? Вы отобрали на партийную работу этого следователя по особо важным делам? Вам нужны в районах манекены, а не живые люди с умом и сердцем! Перевалочные пункты для директив, и только — вот как вы, товарищ Маслеников, смотрите на райкомы. Вы любите в районах таких людей, которые ели бы вас глазами и, как попугаи, не рассуждая, повторяли за вами слово в слово все, что вы скажете. И Долгушина вы ненавидите именно за то, что он не манекен, а живой человек. Он талантливый руководитель, нам надо такие таланты искать всюду, радоваться, когда находим их, как радовался талантам Ленин, давать им простор! Но не вам, конечно, ценить чужие таланты, потому что вы сами бездарны!.. Вы злобствуете сейчас оттого, что чувствуете: время наступило для вас тяжелое! Перед руководителями стоят сложные задачи. На одних общих командах и крике далеко не уедешь. А вы не можете руководить иначе. Ничего из вас больше не выжмешь! Это и есть все, на что вы способны! Как вы сейчас будете перестраиваться на другие методы, не знаю. И вы не знаете. И не сумеете вы перестроиться — не в ваших это возможностях! Дело ваше, Дмитрий Николаевич, швах!..

Маслеников, вначале совершенно обалдевший, растерянно поглядывал на Крылова в ожидании, что тот призовет Мартынова к порядку и, может быть, даже предложит ему покинуть кабинет. Но Крылов молчал.

— Что это за разговоры? — вскочил наконец Маслеников. — От кого я это слышу? Я не верю своим ушам!..

— А вы верьте. Уши вас не обманывают. Могу повторить все с самого начала.

— «Манекены»! «Райкомы — перевалочные пункты для директив»! Это злостная клевета на нашу здоровую и боеспособную областную партийную организацию!

— Я говорю: это вы так смотрите на райкомы, как на перевалочные пункты.

— «Пришибеевы»! «Ненавидите талантливых людей»! Это мы все запишем, товарищ Мартынов! Да кто вам дал право разговаривать в таком тоне с секретарями обкома партии?

— С секретарем. Это все адресовалось лично вам. Не передергивайте, товарищ Маслеников!

Крылов пересел с дивана за стол в кресло и, не вмешиваясь в перепалку, слушал спокойно, положив руки на подлокотники и глядя в сторону, за окно, с выражением усталой задумчивости на лице.

Зазвонил телефон. Крылов снял трубку.

— Да раньше за такие разговоры, знаешь, что с тобой сделали бы?..

— Знаю.

— Тише! — крикнул Крылов. — Вы мне мешаете, ничего не слышу. Из Рубцева звонят. Что у них там за телефон? Пищит что-то, как цыплята в инкубаторе!..

И, пока он разговаривал по телефону, Мартынов и Маслеников сидели молча, тяжело дыша, как боксеры в перерыве между раундами, исподлобья бросая друг на друга горящие взгляды, с трудом удерживаясь, чтобы не схватиться опять. Крылов, одной рукой держа трубку, другой потянулся через стол и налил им по стакану боржома.

— Вот что, Дмитрий Николаевич, — сказал Крылов, закончив разговор с Рубцевским райкомом и взглянув на часы. — Мне через три минуты дадут министра здравоохранения. Я хотел говорить с ним о мединституте. Ты был вчера на бюро, знаешь, в чем дело. Пойди переключи на себя и поговори с ним сам из своего кабинета. А этот ваш, — он покрутил пальцем, подыскивая выражение, — обмен любезностями с Мартыновым вы продолжите и закончите после.

— Хорошо, — Маслеников встал. — Но этого дела я так не оставлю! Ты слышал все, Алексей Петрович, и я прошу тебя сделать выводы! Он должен ответить за эти оскорбления! Я напишу записку на бюро!

И, уходя, он так резко, рывком распахнул дверь, словно собирался хлопнуть ею, но — вовремя сдержался, вспомнив, в чьем он кабинете. Оглянувшись виновато на Крылова, прикрыл дверь за собою, как всегда, осторожно, бесшумно.

— Горячка ты, Петр Илларионыч, — сказал Крылов после ухода Масленикова. — Жалко мне все же будет тебя, если ты где-то на чем-то свернешь себе шею.

— Алексей Петрович! Партийные органы — это самое главное у нас! Отсюда идет все руководство, все направление нашей жизни. Как же можно терпеть в них таких людей? Пошляк и дубина в партийном органе вдесятеро страшнее, чем в каком-либо другом учреждении! Ему же даны большие права!

— Ну, ты, знаешь, все-таки осмотрительнее выбирай выражения! О Масленикове говоришь? Он еще как-никак секретарь обкома, его еще не прокатили. И один твой голос на конференции не решит его судьбы!..

Он готов был, видимо, рассердиться не на шутку, но у Мартынова хватило выдержки немного помолчать, и Крылов, тоже помолчав и побарабанив пальцами по столу, отошел, стал говорить с ним мягче.

— Вот ты назвал Масленикова толкачом и погонялой. Я сам знаю ему цену, не преувеличиваю его талантов. Но представь себе, что такие люди все же нужны в обкоме. Ты области не знаешь и думаешь, может быть, что всюду так, как у вас в районе. На свой аршин меряешь. По себе судишь о других местных работниках. Но видишь ли, дорогой товарищ Мартынов, к сожалению, у нас в области есть еще немало таких секретарей райкомов, которые действительно нуждаются в толкачах. Ты думаешь, можно уже не напоминать вашему брату о таких истинах, что свеклу нужно вовремя прорвать, иначе потеряем половину урожая, что упущенный день на уборке стоит нам многих тысяч тонн зерна, что пары надо поднимать в мае, а не в июле? Ошибаешься! Приходится напоминать и напоминать! Вот сейчас нам нужно за лето нарыть много траншей на то количество силосной массы, что мы получим. Всюду секретарями райкомов сидят люди взрослые, не новички в сельском хозяйстве, знающие, что силос квасят не в бочках, как капусту, и что если мы не заготовим к началу уборки силосной массы траншеи, то вся наша борьба за кормовую базу для животноводства пойдет насмарку. И что же ты думаешь, если пустить это дело на самотек, не нажимать, не приказывать, не угрожать наказаниями — будем мы иметь траншеи? Заверения и обещания — вот что будем иметь, а не траншеи!.. Плохо ты знаешь наши кадры! Есть такие секретари райкомов и председатели райисполкомов, что только лишь тогда и начинают чуть шевелиться, когда получат предупреждение или выговор. А какие у нас есть еще директора МТС! Позавчера я был в Зайцевской МТС, полюбовался, как ведется там хозяйство, и при всем своем неуважении к ругательствам назвал директора этой МТС Сучкова мерзавцем и вредителем. Ходит по двору, руки в карманы, бездельник, с утра пьяный, красная, запухшая рожа, и ничего не знает, что у него делается: почему в «Заре» тракторная бригада четвертый день не работает, сколько комбайнов вышло из ремонта, выдана ли рабочим зарплата за прошлый месяц. Меня там чуть инфаркт не хватил, когда я посмотрел инвентарь. На усадьбе все свалено в кучу: и сеялки, и картофелесажалки, и плуги — все в грязи, не очищено, не смазано. В свеклокомбайнах сгнившая прошлогодняя свекла. И никакой охраны, ребятишки откручивают с машин гайки на грузила, делают себе самокаты из каких-то колес. Где еще есть инвентарь, кроме центральной усадьбы, какой, сколько, в каком состоянии, кто отвечает за его сохранность — никто не знает: ни директор, ни главный инженер, ни главный бухгалтер. В пятнадцать миллионов по балансовой стоимости оценивается имущество МТС! И эти государственные миллионы доверены вот такому обалдую! Судить будем его показательным процессом. Прокурор выслал уже туда следователя. Подсчитаем все до копейки, на сколько миллионов загубил он машин. Но ведь этот Сучков работал там директором пять лет. И если МТС все же пахала, сеяла, убирала хлеб, выполняла хлебопоставки, то это только благодаря тому, что кто-то ходил за Сучковым по пятам с дубиной и разъяснял ему, что тракторы надо ремонтировать, что пахать нужно на такую-то глубину, что заросшие пары надо культивировать. Нет, брат, нужны нам еще и толкачи и погонялы! Не будь идеалистом!.. И вот тут-то и необходимы нам такие люди, как Маслеников. Тоже своего рода талант, если уж на то пошло! Если его послать в район с каким-то конкретным заданием, он в лепешку расшибется, поднимет там все живое и мертвое, но задание выполнит! Он способен трое суток не спать, пока не проверит лично сам в каждом колхозе все сеялки или комбайны. Маслеников у нас из шести рабочих дней в неделю, может быть, только два дня сидит здесь, в своем кабинете, а то все в разъездах. Мы уж подшучиваем над ним, что у него машина, как старая ученая лошадь, сама в селах заворачивает к правлению колхоза. Никто не может так, как он, расшевелить бездельников, создать в районе напряженную обстановку вокруг какой-то кампании. Это тоже надо оценить!..