Вернулись опять к вопросу о престольных праздниках.

— Это ж у вас такая беда небось не только в Речице? — сказала старуха.

— Не только в Речице, — подтвердил Мартынов. — Беда действительно. Но что же делать?.. Видимо, антирелигиозная пропаганда у нас хромает?

— Вам лучше знать, что у вас хромает. Хромает — подковать надо.

Суконцева помолчала.

— А я так думаю, товарищ Мартынов, не от религии это, а оттого, что людям погулять хочется. Вы ж того не учитываете, что человек не машина. Работу требуете, а как людям лучше отдохнуть, повеселиться — об том не беспокоитесь… Спросите у нас любого человека: а что это за святой Пантелеймон, которого сегодня в церкви поминали? А в Подлипках — на святого Кирилла престол. Что они за люди были? Как жили, чем прославились? За что их в святые произвели? И почему так устроено, что в одном приходе престол на такого-то святого, а в другом — на такого-то? Никто не сможет объяснить. Бессмысленно водку пьют — и больше ничего!..

— Так, может, провести нам разъяснительную работу — о происхождении престольных праздников?

— А! Вы не смейтесь! Может, я своей старой головой и не так чего придумала, а все ж послушайте меня. Надо с этими поповскими праздниками советскими праздниками бороться!

— Клин клином вышибать!

— Ага! Надо в каждом колхозе свой колхозный праздник людям дать! Вот, скажем, наш колхоз называется именем товарища Буденного. А в Сорокино — колхоз Чапаева. Еще где-то у нас в районе, слыхала, есть колхоз имени Валерия Чкалова. Эти люди известны старому и малому, знаменитые люди! Посмотреть бы по святцам: когда там Симеона, Василия?

— Так зачем же по святцам, уж если на то пошло, — улыбался Мартынов. — В святцах день ангела. По биографии надо смотреть — день рождения.

— Ну, день рождения. И в этот день, значит, — праздник по всему колхозу! А святого Пантелеймона — долой! Провести собрание, доклад сделать людям про нашего именинника, про его житие, заслуги. Может, и телеграмму отбить самому Семену Михайловичу: «Приезжайте к нам в гости на праздник».

— Всюду в свой день рождения он не успеет побывать. Колхозов имени Буденного у нас в стране, вероятно, сотни.

— Не приедет — письмецо нам пришлет, и за то спасибо.

— А не получится, Пелагея Ильинична, — сделав озабоченное лицо, с трудом сдерживаясь, чтоб не рассмеяться, сказал Мартынов, — что будут в одном колхозе праздновать Симеона, в другом Василия, в третьем Климентия, — опять же пойдут друг к другу в гости всем селом, потеряют месяц и число?..

— Нет, товарищ Мартынов! — доказывала свое старуха. — Вот вы приглядитесь сами: все же на советские праздники у нас безобразия куда меньше! День Победы, к примеру. Не легко она досталась нам — победа, кровь лилась рекою. Либо Октябрьская революция — народ власть брал в эти дни, за коммунизм боролся. Понимают люди. Да и совестно же нам, если, скажем, товарищ Буденный дознается опосле, что мы тут без меры за его здоровье нахлебались, и отпишет нам: «Что же вы, товарищи колхозники, мое честное имя позорите? На мои именины у вас коровы стояли целый день недоеные!» Этого мы не допустим! Сам народ в сознание войдет, что в такой день неприлично пьяному в кувете валяться!..

— А ведь она очень большой вопрос подняла! — сказал Мартынов Трубицыну после ухода Суконцевой. — Клин клином вышибать! В старых церковных праздниках много было своеобразной красоты, поэзии. Религиозные праздники не все такие бессмысленные, как престольные. Страстная неделя, вербная неделя, троица, святки, крещенье, масленица. А Ивана Купала — еще со времен язычества? Ряженые народные гулянья, венки на воде, песни подблюдные… Вытеснить старые праздники из быта, ничем их не заменив, — трудно. Надо создавать новые, красивые, поэтические праздники. Тут есть над чем и комсомолу поработать. День урожая, День тракториста, Праздник песни. А те дни, когда в школах заканчиваются экзамены, парням, девушкам вручают аттестаты зрелости? Это тоже можно сделать народным праздником, Днем молодежи, что ли. Да мало ли что можно придумать!

…Комсомолец Николай Терехов, шофер из колхоза «Власть Советов», где председателем работал Опёнкин, пришел в райком к секретарю с практическим предложением: как в два счета ликвидировать взяточничество.

Он работал раньше на грузовой машине, а когда колхоз купил в воинской части старый «газик», стал возить председателя на «газике». Тут-то и наболел этот вопрос — о взяточничестве.

— Душа уже не терпит, Петр Илларионыч, — говорил шофер Терехов. — Как едем в город, в какой-нибудь снаб, так везем в машине мешок яблок, либо свиной окорок, либо пару гусей. Я уже говорил Демьяну Васильичу: «Как комсомолец, отказываюсь такие грузы возить!» Ну, опять же и председателя винить нельзя. Не для себя достает — для колхоза. Нам и гвозди нужны, и кровельное железо, и запчасти, и немало нам всего этого нужно. Хозяйство большое! Не добудем — все дело станет. Там в гутапе один кладовщик есть, ну, негодяй, до чего же обнаглел! Приедешь к нему с пустыми руками — и разговаривать не хочет! «Нет таких подшипников». А как ты его проверишь — есть или нет? Он же не допустит тебя в склад, копаться на полках. А привезешь чего-нибудь — с пол-оборота все найдет, выпишет без задержки. Брали вагоны на железной дороге, картошку в Таганрог возили — и там опять же не обошлось без подмазки. Когда же мы эту болячку ликвидируем, Петр Илларионыч? На моих глазах Демьян Васильич, честный человек, тоже в преступника превратился. Его же давно судить пора, если строго по закону! А за что судить? Надо и в его положение войти. Он — хозяйственник. Вы же первый с него спросите, если у него в хлебопоставку машины будут стоять без резины… Хапуги проклятые, ненасытные! Государственным добром торгуют! Я бы их!.. А знаете, как это дело можно изжить? Ехали мы вчера вечером с Демьяном Васильичем из города, я и надумал. Сейчас у нас как по кодексу законов? И тот отвечает, кто взял взятку, и тот, кто дал. Оба — преступники. Значит, у них круговая порука, один другого не выдаст. Потому и трудно разоблачить того, кто берет. И берет он смело: знает — не донесут. А надо сделать так, чтобы тот, кто дал взятку, не отвечал перед судом. Не от хорошей жизни он дал. Разбить надо круговую поруку! И — кончится сразу! А, ты, мол, даешь да еще свидетеля подставишь, шофера своего либо грузчика, тебе — ничего, а меня в тюрьму загоните? Иди ты подальше со своими гусями! Никто не решится взятки брать. Да еще про старые дела немало расскажут те, кому приходилось их давать!..

Мартынов исписал листок в настольном блокноте и пообещал Терехову, что его предложение особой докладной запиской пошлет в Москву, в Министерство юстиции.

Следующим вошел в кабинет ветеринарный фельдшер из села Круглого, кандидат партии Кусков.

— Мне по роду моей работы часто приходится объезжать колхозные фермы, — начал Кусков. — Лечу скот, в разных колхозах бываю и вижу, где как дело поставлено. Вы не задумывались, товарищ Мартынов, над таким вопросом: нужны ли нам эти, как их называют, кормодобывающие бригады, не подчиняющиеся заведующим фермами? Кто их выдумал?

— По инструкции создали их. Погодите минутку.

Мартынов встал, прошел к двери, распахнул ее.

— Не скучно вам здесь сидеть, товарищи? — обратился он к ожидающим очереди. — Чтобы не думалось вам, что секретарь пустяками, может, занимается, а вам приходится ждать, — заходите все, веселее вам будет. У нас не секретный разговор. Послушайте, о чем говорим. А кто хочет со мною с глазу на глаз — придется немного подождать, пока других отпущу. Заходите!

В кабинет вошло человек семь, среди них трое, которым разговор о животноводстве был небезынтересен: председатель колхоза, секретарь парторганизации другого колхоза и зоотехник.

Мартынов сел за стол.

— Продолжай, товарищ Кусков. Что говоришь — не нужны кормодобывающие бригады?

— Не нужны! За зимовку скота отвечает один бригадир со своими людьми, а корма заготавливает ему другой бригадир, другие люди. И валят вину друг на дружку: «Ты не обеспечил ферму кормами на зиму!» А тот: «Вы не умеете наши корма использовать!» Сущая обезличка, товарищ Мартынов!