– Капитан Онслоу, – сказала она и не узнала собственного голоса, – так держать. Приблизьтесь к противнику на расстояние десяти тысяч километров, сравняйте скорости звездолетов и атакуйте.

Расстояние до противника сокращалось то быстрее, то медленнее, и вестибулярный аппарат протестовал против рывков двигателей, усиливавших и без того немалые тяготы, выпавшие на долю экипажа «Защитника». Командующий эскадрой кангов впал в отчаяние, с холодной злобой подумала Сантандер. После того как он выпустил оставшиеся ракеты, ему не оставалось ничего иного, как метаться из стороны в сторону, уходя от вышедшего на линию огня «Защитника». Других способов спастись у него не было, а дредноут неумолимо приближался, повторяя все изменения курса «Огра», пока край его собственного поля не оказался в пятистах километрах от вражеского. Подойти ближе Сантандер не осмелилась, но и с такого расстояния выпущенная ею ракета неминуемо должна была поразить по крайней мере одну из целей, несмотря на неточности в работе систем наведения. Даже тролль не успел бы среагировать прежде, чем она попадет в корабль кангов, но и на таком расстоянии стрелки не могли гарантировать, какой корабль противника уничтожит их снаряд.

Коммодор Сантандер напряглась в командирском кресле, с такой силой вцепившись в подлокотники, что ее пальцы побелели. Последний залп… один шанс из трех…

– Мы подошли настолько близко, насколько возможно, мэм, – тревожно сообщил Онслоу.

– Отлично, капитан. Огонь!

– Запустить ракету. Пли!

Все свершилось в одно мгновение. Не успела команда понять, что произошел запуск ракеты, как та уже поразила врага…

… попав прямо в последний «Тролльхейм».

Джозефина Сантандер бессильно обмякла командирском кресле. Они забрались так далеко заплатили за это такую страшную цену – и промахнулись. «Защитник» шел рядом с «Огром», на расстоянии меньше одной световой секунды, но все было кончено. «Огру» нужно было совершить последний переход, однако Сантандер не могла помешать ему. Она не могла даже преследовать кангов в нормальном пространстве, чтобы там вступить с ними в бой. Они-то знали, в какое время совершат переход! Впрочем, даже если бы ей это стало известно, лучшим физикам-теоретикам потребовался бы не один месяц на расчеты, позволяющие определить для «Защитника» оптимальный режим преследования.

Она проиграла. Мерзавцы уйдут безнаказанно и она ничего не…

И тут в ее мозгу как будто что-то щелкнуло! Она медленно выпрямилась, прислушиваясь к мысли, бьющейся в ее голове. Мысль была неожиданная… сумасшедшая… и все же…

Коммодор подняла голову и вгляделась в экран. «Онслоу, кажется, постарел на пятьдесят лет за последние двадцать секунд», – мелькнуло в голове у Джозефины. Он так же безнадежно сгорбился под тяжестью неудачи, как сгорбилась она сама несколько мгновений назад.

– Капитан!

Он даже глазом не моргнул.

– Капитан Онслоу!

Он вздрогнул и нехотя поднял отсутствующие глаза.

– Да, мэм?

Его голос был лишен всякого выражения: было ясно, что ответил он чисто механически.

– Стив, у нас, может быть, есть еще шанс.

Он недоверчиво взглянул на своего командира.

– У нас есть многомерник «Защитника», – негромко произнесла Сантандер.

Какое-то мгновение его лицо ничего не выражало, а потом будто осветилось изнутри: он понял!

– Правда!

Его глаза ожили и засветились – глаза человека, который уже примирился с неизбежностью ужаса, более страшного, чем собственная смерть, а потом увидевшего спасительный выход. В голосе Онслоу зазвенело с трудом сдерживаемое возбуждение:

– Конечно!

Оживление волной разбегалось по командирскому мостику по мере того, как до офицеров доходил смысл сказанного Джозефиной. Сам «Защитник» мог превратиться в оружие поражения! До сих пор это еще никто не делал – во всяком случае никто не мог припомнить такого случая, но, похоже, это было возможно…

– Ник!

Сантандер наблюдала, как Мияги старается побороть отчаяние, чтобы обдумать новую для него идею. Его мнение было для коммодора наилучшей заменой заключения отсутствующего физика-специалиста.

– Н-не знаю, мэм… – Он задумчиво закрыл глаза и проговорил с отсутствующим видом. – Может и сработает. Но не так, как многомерная ракета. Это будет не столько всплеск, сколько грубый удар, вроде как молотком долбанем. У них ведь еще есть «Гарпия», а взаимодействие с полем наших многомерных генераторов…

На лбу Мияги выступил пот – с таким напряжением билась его мысль в попытках представить последствия столкновения. Наконец он открыл глаза и спокойно посмотрел в лицо коммодору:

– Мне придется построить пару-тройку моделей на компьютере, мэм. На это уйдет несколько часов

– В таком случае, – ответила Сантандер, взглянув на хронометр, – начинайте немедленно. Несмотря на сумасшедшее маневрирование кангов, от перехода нас отделяют всего около шестидесяти часов.

– Есть, мэм. Приступлю к работе сейчас же.

– Отлично, Ник.

Коммодор встала и коротко рассмеялась, что удивило ее саму не меньше, чем всех остальных.

– А я тем временем приму душ и немного посплю.

Она протянула руку и с необычной для нее теплотой положила на плечо Мияги:

– Вызывайте меня, как только у вас появятся результаты.

Коммодор Джозефина Сантандер медленно, двинулась прочь с командирского мостика. Уже выходя она услышала, как Мияги вызывает санчасть, чтобы ему сделали еще один укол стимулятора.

– Хорошо, Ник.

Коммодор Сантандер откинулась на спинку кресла. Невероятно, какое облегчение могут принести душ и восемь часов сна! Отчаянная надежда, которую подарило ей неожиданное озарение, прогнала давящее чувство поражения, и лицо коммодора снова было спокойно, а в глазах светилась благодарность к лихорадочно блестевшему глазами Мияги. Он расплачивался теперь за семьдесят часов напряжения и дарованную стимулятором работоспособность, хотя напоминал сейчас не флотского офицера, а вдохновенного пророка прежних времен.

– Однозначного ответа я дать не могу, мэм, – для этого у нас недостаточно данных, – но, судя по математическим моделям, наш таранный удар может иметь три исхода.

В его голосе пульсировала та же энергия, что и во взгляде.

– Первый, самый вероятный, – мы все попросту распадемся на элементарные частицы.

Эти слова он произнес без малейшей запинки. Коммодор кивнула. Вопрос выживания уже не влиял на принимаемые ею решения.

– Второй, почти столь же вероятный, исход – выпадение всех трех кораблей в нормальное пространство с расплавившимися многомерными генераторами. При этом возможны значительные повреждения внутри кораблей – достаточно значительные, чтобы их разрушить. Если бы наш многомерник соответствовал флотским техническим требованиям, у нас было бы больше шансов выжить, чем у них – а так это лотерея. Однако в обоих случаях противник лишится способности передвигаться со скоростью больше световой и окажется при этом на расстоянии многих световых месяцев от Солнца. Так что патрули нашего Внутреннего флота успеют его обнаружить. И уничтожат ублюдков! – Мияги кровожадно оскалился, и коммодор не была уверена, что агрессивность этого мягкого обычно человека вызвана действием стимуляторов.

Капитан Онслоу издал свирепый нечленораздельный звук. Он тоже отдохнул и выглядел на редкость воинственно. В нем чувствовалась непоколебимая решимость уничтожить врага – Стивен Онслоу напоминал волка, чьи зубы уже сжали горло соперника и теперь уже ничто не заставит его ослабить мертвую хватку.

– Третий возможный вариант нашего тарана будет выглядеть так, словно мы пропихнули корабли кангов сквозь барьер тета-диапазона, – продолжал Мияги. – Я не могу предсказать, что произойдет в этом случае, мэм, но, полагаю, трансляцию Такешиты они все равно совершат. Хотя удар наш либо полностью собьет их с курса и отправит дальше по черт знает какой траектории, либо изменит время выпадения в обычное пространство. То есть мы протолкнем их в прошлое дальше, чем они планировали, или, напротив, они вынырнут ближе. Причем степень отклонения в ту или иную сторону предвидеть невозможно. Есть даже небольшая вероятность того, мы отправим кангов в будущее. Как бы то ни было, чем дальше от планируемой точки прохода барьера мы по ним ударим, тем значительнее будет отклонение от курса.