Телло. Не сатанист! В самом деле? А книги?
Иисус. Ни о каких книгах мне ничего не известно.
Телло. Двадцать три?
Иисус. Двадцать три.
Телло. Число двадцать три — сакральное?
Иисус. А вы как скажете, сеньор?
Телло. А число шестьсот тринадцать?
Иисус. Чем оно хуже числа двадцать три?
Телло. Число четырнадцать?
Иисус. Тут уж по-другому и быть не может.
Телло. Как ты полагаешь, Иисус, я выбрал эти числа случайно?
Иисус. Не думаю, сеньор.
Телло. А почему?
Иисус. Случай подобных мест избегает.
Телло. Веришь ты в двадцать три, шестьсот тринадцать и четырнадцать?
Иисус. Почему бы мне в них и не верить?
Телло. Отметь, секретарь. «Почему бы мне в них и не верить?». Пиши, пиши: арестованный не был объектом сурового наказания в момент произнесения этих слов. Вы оба — свидетели, слышали своими ушами. Записывай: арестованный признался, что верит в Мишну и ее Тринадцать Принципов, в Книгу заповедей Сефер Ха Мицвот и шестьсот тринадцать заповедей Торы, а также в четырнадцать книг Мишне Торы. Подчеркни, что этот человек — иудаист и пособник каббалистов.
Иисус. Я никакого отношения не имею к тому, о чем вы говорите. Ни малейшего.
Телло. «Почему бы мне в них не верить?», Иисус. И почему бы в этом не признаться? Не хочешь обрести покой в сердце своем? И в душе своей?
Иисус. Хочу.
Телло. Тогда дай сердцу и душе излиться через уста, еврейчик. Пусть изыдут из них все твои славные предки, вскормленные кровью Испании. Соломон бен Иехуда ибн Габироль, Иехуда Галеви, Иосеф бен Эфраим Каро. Не забудь также о самом главном — Моисее Маймониде, проводнике заблудших. Твоем проводнике, Иисус.
Иисус. Сеньор, если бы я знал эти книги, я бы знал и ответы на ваши вопросы.
Сцена 1.13
Яростный стук в дверь. Декорация 4:
Парадная зала в доме Тасита де Ангелеса. Марсела, Дульсинея, Мигель, Санчо.
Марсела открывает входную дверь. Входит Крестьянин.
Крестьянин. Пусть они уходят, быстрей.
Марсела. Ты о чем? Что тебе нужно?
Крестьянин. Если в этом доме есть книги, вы должны их немедленно уничтожить.
Марсела. Есть ли у нас книги? (Показывает на книжный шкаф).
Крестьянин. Нет, не эти, сатанинские. Книги запрещенные.
Марсела. Ступай отсюда! Убирайся! Утром я уже дала тебе денег.
Крестьянин. Нет! Нет, дама Марсела.
Санчо. Держи свой гадкий язык за зубами. Неужели ты думаешь, что мой хозяин и я позволим тебе безнаказанно использовать двух беззащитных женщин?
Входит Тасит.
Крестьянин (Таситу). Я об Иисусе. О вашем младшеньком, мэтр Тасит.
Тасит (Крестьянину). Присядь. (Марселе). Налей ему вина.
Марсела. Вина?
Марсела наливает.
Тасит (Крестьянину). Рассказывай.
Крестьянин. Брат мой — тюремщиком в Большом доме. Он узнал вашего Иисуса. Тот под пыткой.
Реакция Тасита, Марселы, Дульсинеи.
Тасит. Давно ли?
Крестьянин. Не знаю. Несколько дней.
Тасит. Какие пытки?
Крестьянин. Обычные.
Тасит. Чего они хотят от него?
Крестьянин. Какая разница!? Вчера как будто речь шла о книгах. Если у вас есть сатанинские книги, даже если они самую, самую малость сатанинские, их надо уничтожить.
Марсела. У нас нет книг, кроме божественных.
Крестьянин. Это могут быть также книги на арабском или на других богопротивных языках.
Тасит. Ступай домой. У нас ничего такого нет.
Крестьянин. Лучше всего их сжечь, брат говорит. Потихоньку.
Тасит. У нас ничего нет.
Крестьянин направляется к двери.
Крестьянин. Ну и славно.
Тасит. Постой. Почему ты решил прийти?
Марсела. Из-за денег.
Тасит (Крестьянину). Из-за денег?
Крестьянин. Вообще-то я от лишней денежки никогда не откажусь, (в сторону Марселы), но денежку она мне уже дала.
Тасит. Тогда почему же?
Крестьянин. Из-за матушки моей. Ваш папаша лечил ее. И она тоже попросила меня пойти.
Крестьянин уходит.
Сцена 1.14
Декорация 2: Гостиная в Мадриде.
М. де Сервантес. И что, в результате он погиб?
Телло де Сандовал. Думаю, да.
М. де Сервантес. Но не из-за книг, поскольку их у него не было.
Телло де Сандовал. Именно из-за книг. Если бы мы их у него нашли, он бы сознался и раскаялся, а я бы сохранил ему жизнь.
М. де Сервантес. Это было в вашей власти?
Телло де Сандовал. В моей власти.
М. де Сервантес. Вне зависимости от доказательств.
Телло де Сандовал. У меня была полная свобода действий.
М. де Сервантес. Как у самой смерти.
Телло де Сендовал. Пожалуй.
Сцена 1.15.
Декорация 3: Камера пыток Инквизиции в Толедо, в июне 1563 года.
Тюремщик поддерживает Иисуса, одетого в длинный желтый балахон с черным крестом Святого Андрея (санбенито), расписанный фигурками грешников в адском пламени. На голове у Иисуса высокая митра (кораза), расписанная подобным же образом.
Судебный секретарь читает приговор:
«Мы, Доктор Телло де Сандовал, Инквизитор против ереси и извращений Писания в городе и провинции Толедо, изобличаем Иисуса де Ангелеса, сына Тасита де Ангелеса, отступника и еретика, в том, что он дважды погрешил против Истины Христа и Святой католической Церкви. Конверсо, вначале пылко отрекшись от ложных и случайных заветов, затем впал в ересь и был уличен надежными и богобоязненными свидетелями в том, что в день Саббата отказывался от свинины, носил чистую и аккуратную одежду, как и в другие вечера по пятницам, и, кроме того, теми же вечерами, при закрытых ставнях он пользовался запрещенными книгами и прочими учебниками ереси а, возможно, и колдовства. Ныне он предается в руки гражданского суда, дабы в завтрашний же день, здесь, в городе Толедо, быть отведенным на костер, где и свершится Деяние Веры путем сожжения заживо. Стража будет сопровождать осужденного до самого костра, дабы убедиться, что никакого ущерба не будет причинено ему, и приговор будет приведен в исполнение над человеком в здоровом теле. Да будет так».
Телло (Иисусу). Еще не поздно позвать исповедаться, Иисус. (Иисус как будто не понимает, что происходит). Уведите его.
Сцена 1.16.
Декорация 2: гостиная в Мадриде.
М. де Сервантес. Вы не сомневаетесь никогда.
Телло де Сандовал. Никогда.
М. де Сервантес. Однако, несмотря на пытки, доказательств вы так и не получили.
Телло де Сандовал. Вы совершаете ошибку, нередкую у мирян, дон Мигель. Пытка не предназначена для того, чтобы получить доказательства. Как раз наличие доказательств и порождает пытку, плод предшествующих знаний. У меня имелись доказательства. В сердце моем. Человек этот, ребенок, в сущности, был еретик. Пытка служила его же пользе: если бы я убедился, что есть хотя бы один шанс вернуть его в истинную веру с помощью признания, пусть не добровольного, пусть насильственного, я бы не лишил его этого шанса. Мой моральный долг инквизитора требовал предоставления даже еретику, даже отступнику возможности отречься от заблуждений. Стоило ему сознаться, я отпустил бы его невредимым.