– Эта кровь и на вас, господин комендант! – собравшись с силами, выпалила ему в спину Мартина.
Он даже не пошевелился, равнодушно бросив через плечо:
– Вы не в себе. Возвращайтесь в свои покои.
– Жульен не мог выпасть из окна! – крикнула девушка. – Он упал с донжона, с верхней площадки!
– Вы это видели?
– Нет, но я…
– Вам приснилось, фрейлейн.
– Нет, неправда, – Мартина лихорадочно стиснула руки. – Я слышала крик. И кто-то прошел мимо… Господи помилуй, а если это был человек со шрамом?!
Одним движением Хорф оказался рядом с ней, и жесткая ладонь стиснула девушке лицо.
– А ну, молчи. Молчи!… Сколько раз повторять вам, фрейлейн: господин де Мерикур упал сам. Из окна или с донжона – какая разница. Он был пьян, это несомненно, в последнее время его вообще не видели трезвым. Он был глуп и слаб. Даже собственная жена его презирала. Лучшее, что он мог сделать – это умереть. Смиритесь, фрейлейн.
– А вы как будто этого ждали, – задыхаясь, пробормотала девушка, когда Хорф ослабил хватку. Он слегка наклонил голову.
– Вы правы. – По тонким губам рыцаря скользнула кривая усмешка, а в зрачках отразились красноватые языки пламени. – Вы правы, – повторил он с явным удовольствием. – Я этого ждал…
– Это мерзко! – воскликнула девушка, забывая про страх. – Это безбожно! Как вы можете?! Вы самый гнусный, самый отвратительный… Да это же вы его убили! Даже если вы не сделали этого своими руками, вы, вы во всем виноваты! Убийца! Предатель! Кто допустил… – ей снова зажали рот, и Мартина яростно замычала, пытаясь вырваться.
– Тише, тише, барышня, – с присвистом зашептала вынырнувшая откуда-то Кристина. – Успокойтесь же…
– Идите к себе, фрейлейн фон Зегельс, – посоветовал Хорф, словно куль передавая дочь барона ее служанке. – Берите пример со своей сестры, она-то помнит о приличиях. Ты, девка, проводи госпожу в ее покои и проследи, чтобы она как следует отдохнула. Я пришлю к ней доктора.
Мартина дернулась, но латышка вцепилась в нее мертвой хваткой, увлекая за собой. Сама Кристина была белее простыни и, продолжая шептать что-то успокаивающее, то и дело испуганно косилась в сторону, облегченно вздыхая оттого, что им беспрепятственно разрешили покинуть это жуткое место. Мартина сопротивлялась до тех пор, пока ее не втащили в палас, а потом обмякла, почти повиснув на плече служанки. Не произнося более ни слова, ничего не видя вокруг, она позволила отвести себя в комнату, раздеть и уложить в постель. Ее охватила ужасная слабость, которая была следствием пережитого, и апатия, порожденная чувством безнадежности. Ей казалось, что она лежит на дне пересохшей реки, умирая от жажды; где-то вдалеке слышен рев бушующего потока, но до нее не долетает ни капли – возможно, нужно лишь немного пройти, чтобы добраться до воды, но у нее нет на это сил.
Кристина накрыла ее одеялом и присела рядом. Шмыгая носом, она стала растирать ледяные ступни баронской дочери, то и дело прислушиваясь к звукам, доносящимся снаружи. Впрочем, ничего особенного расслышать не удавалось, и сопение латышки звучало все громче и громче.
– Ну что на вас нашло! – наконец не выдержала она, с тревогой поглядывая на неподвижно лежащую госпожу. – Куда вы бросились? Да еще и босая почти, и без платья… Ну, что вам за дело, ей-богу! Подумаешь, прибрал Господь хозяина. Уж коли сестрица ваша слез лить по нему не будет, так вам и подавно не пристало.
Помолчав и не дождавшись ответа, Кристина добавила гораздо мягче:
– А кричать-то зачем стали? Я со страху чуть не померла, решила уж, что господин комендант вас прибьет и меня вместе с вами… отвел земниекс… Что ж вы на господина коменданта накинулись? Может, он и не виноват вовсе. А теперь ну как велит вас запереть? Сестрица ваша, небось, противиться не станет, она-то давно с его голоса поет. Что господин комендант скажет, то госпожа Элиза и сделает. Эх-ех, не по-божески это, ну да ладно, не нам судить… И вам бы промолчать.
– Что ты сказала? – Мартина неожиданно привстала, опираясь локтем о подушку и глядя на служанку расширенными глазами. Та испуганно перекрестилась, но тут же решительно закивала.
– Вот вам истинный крест, о том в замке все давно знают. Господин комендант таков, он свое возьмет, коли не на вас, так на сестрице вашей женится непременно, чтобы здесь все к рукам прибрать. А она-то и рада… Да все уж давно заметили, и Ильзе, и Мария-полячка, и Берта, и другие тоже. Все знают, что госпожа Элиза с господином комендантом сдружилась оттого, что мужа не терпит. Вот сроки вдовства минут, так она сразу с ним обвенчается, ни денечка лишнего ждать не станет. По мне, так оно и лучше. Вы бы за господина коменданта все равно не пошли, хоть бы он все глаза на вас проглядел, а теперь и вовсе свободной сделаетесь… И хозяин из господина коменданта все же получше будет, чем из того француза.
– Ступай прочь! – Мартина резко высвободила ногу и отвернулась от служанки.
– Да я же… – Кристина собралась было обидеться, но, поглядев на застывшую спину госпожи, только вздохнула и вышла, без звука притворив дверь.
Оставшись одна, Мартина крепко зажмурилась и изо всех сил стиснула зубы. Но, несмотря на это, из-под ее плотно прикрытых век одна за другой выкатились обжигающие слезы, падая на подушку. И как она ни старалась, а унять их не могла, и они продолжали катиться по ее щекам, пока девушка не уснула.
Через месяц из ворот замка Зегельс выехала кавалькада из десятка полтора всадников в сопровождении двух крытых повозок и направилась через холмы к низинам по дороге, ведущей в Мариенбург. Возглавлял ее грузный пожилой рыцарь в белом суконном плаще с черным крестом, немного поодаль трое в таких же одеяниях вели между собой негромкий разговор. Еще один рыцарь следовал за ними, опустив голову и не отрывая глаз от небольшой книжицы в кожаном переплете. Кнехты в колетах из толстой кожи держались сзади, между ними катил первый возок, более легкий и быстрого хода, с резными дверями и потертыми бархатными занавесками на окнах. Вторая повозка с тяжелыми обитыми железом колесами замыкала кавалькаду, оставляя за собой густой пыльный шлейф.
Солнце, заливавшее холмы ярко-оранжевым светом, прощально блеснуло и тотчас же скрылось в густых сизых облаках. На горизонте стало разгораться зарево, похожее на отсвет далекого пожара – длинные алые языки взметнулись, охватывая половину неба, и, достигнув зенита, начали постепенно затухать. В низинах сгустились тени, а светлая лента дороги наоборот обозначилась еще резче на фоне покрытых темной зеленью лугов.
Возглавлявший колонну ливонец поерзал в седле, в который раз проводя рукой по красному и блестящему от пота лицу; придержав коня, он шумно перевел дыхание и проворчал, ни к кому конкретно не обращаясь:
– Ох, матерь Божья, ну и парит… И комары попрятались, и цикад не слышно – чтоб мне лопнуть, ежели к ночи не разразиться гроза. Храни нас святой Николай! Черт же дернут выехать на ночь глядя, оставались бы лучше в замке… А тут того и гляди вымокнешь до нитки… шпорами своими клянусь, и часу не пройдет, как начнет поливать.
Один из его спутников, высокий и худощавый, обогнав товарищей, поравнялся с предводителем и вежливо заметил:
– Досточтимый брат Вильгельм, ни вы ли громче всех кричали, что ноги вашей не будет более под крышей Зегельса?
– Так и будет! – мгновенно вскипел старый рыцарь, с силой натягивая поводья. – Так и будет, клянусь честью! Чтоб мне вовек не видать последнего причастия! Больше я в Зегельс не ездок, нет уж. Пока там всем заправляет этот щенок Хорф… Подумать только, хозяин Зегельса! Владетель всех угодий! Ха, да чтоб он лопнул, ненасытная прорва! Чтоб у него брюхо поперек треснуло! Владетель Зегельса и барон! А своего добра ни на грош! Я своими ушами слышал, что старый Хорф из Крейцбурга выгнал щенка прочь, лишил наследства и, говорят, публично от него отрекся, в ознаменование чего была составлена надлежащая грамота, к которой приложил печать фогт из Эрле. Так то!
