Доходы домохозяйств были уравновешены возрастанием на 32% за счет реальных годовых заработков женщин (31). Около трети этого возрастания произошло от увеличения оплаты труда, а две трети – за счет увеличения числа рабочих часов в год. Что касается нижних 80% домохозяйств, их жены стали больше работать вне дома, и их возросшие заработки компенсировали, а в случае четвертой квинтили более чем компенсировали снизившиеся заработки их мужей (32). К середине 90-х гг. более половины всех работающих женщин (заметим, что статистика включает и домохозяйства без мужчин) обеспечивали по меньшей мере половину доходов своих домохозяйств (33). Но, несмотря на все эти чрезвычайные усилия, реальные доходы домохозяйств, достигнув максимума в 1989 г., к 1993 г. снизились по сравнению с этим уровнем на 7% (34).
Насколько можно предвидеть, в будущем жены вряд ли смогут возместить снижение реальных заработков своих мужей. Жены, особенно если они замужем за мужчинами, относящимися к нижним 60 процентам в распределении заработков, уже и теперь работают с полной нагрузкой, и у них будет мало времени для добавочных трудовых усилий (35). Как мы видели, в последнее время женские заработки тоже уменьшаются, за исключением заработков женщин, окончивших колледж. В будущем снижение мужских заработков, по-видимому, приведет к снижению доходов домохозяйств.
СОКРАЩЕНИЯ КОРПОРАЦИЙ
В конце 80-х и в начале 90-х гг. по экономике прокатились две волны сокращений в корпорациях, уничтоживших добрых 2,5миллиона рабочих мест (36). Объем крупных сокращений, объявленных корпорациями, возрос с 300 000 в 1990 г. до 550 000 в 1991, а затем упал до 400 000 в 1992 (37). Эта первая волна сокращений не вызвала удивления, поскольку увольнения – традиционный американский ответ на экономический спад. Но две вещи были необычны: вместо временных увольнений были объявлены постоянные сокращения рабочей силы, и сокращения не ограничились работниками физического труда («синими воротничками»), а было уволено значительное число работников умственного труда и менеджеров («белых воротничков») (38). Во время спада 1980-1981 гг. на каждых трех уволенных «синих воротничков» приходился один уволенный «белый воротничок» (39). Между тем во время спада 1990-1991 гг. это отношение снизилось до двух к одному (40). В конце 80-х гг., когда не было спадов, 35% уволенных составляли менеджеры, 31% – конторские работники, 8% – продавцы и лишь 19% – работники физического труда (41).
Но затем прошла вторая волна сокращений – волна, явно не связанная со спадом 1991-1992 гг., поскольку она коснулась фирм с высокими и возрастающими доходами, причем уже после окончания спада. Объявленные сокращения в 1993 г. поднялись до 600 000, составив в январе 1994 г. абсолютный месячный рекорд в 104 000, а за весь этот год лишь немного снизились до 516 000 рабочих мест (42). И этот процесс продолжается. В 1995 г. сокращения дойдут до 600 ООО (43). И в то же время корпорации получают теперь наибольшие доходы за период более чем в двадцать пять последних лет (44).
Столь масштабные увольнения создают экономическую загадку– Каким образом эффективно работающие, преуспевающие фирмы объявляют, что они способны обслуживать своих прежних потребителей, и в то же время сокращают в короткий срок свою рабочую силу на 10-30%? (45)
Каким образом фирмы, преуспевавшие в конкурентном рыночном хозяйстве, могли стать настолько неэффективными и обрасти жиром, как на это, по-видимому, указывает приведенная статистика? Происшедшее нельзя объяснить ненормально высоким ростом производительности в таких фирмах, поскольку этот рост был у них не выше, чем в фирмах, не производивших сокращений (46).
Один из возможных ответов состоит в том, что увольнения были не столь велики, как казалось. Некоторые сокращения были попросту сдвигом рабочей силы к внешним поставщикам. Если включить в статистику приращение рабочей силы у поставщиков, то сокращения представляются намного менее драматичными. В какой-то мере сокращения способствовали снижению заработной платы и позволяли избегать социальных столкновений с рабочими-неудачниками, заработки которых только что уже были снижены. Если бы крупные фирмы прямо снизили заработную плату, то готовность рабочей силы стремиться к повышению производительности труда могла бы исчезнуть. Чтобы избежать этого, крупные ФИРМЫ увольняли высокооплачиваемых рабочих., тогда как меньшие фирмы поставщики прибавляли низкооплачиваемые должности к своим платежным ведомостям. Такие сокращения с внешними приращениями рабочей силы позволяли искать пути повышения производительности, снижая реальные заработки более мягким способом, сохраняющим рабочую силу с лучшей мотивацией и более высоким уровням сотрудничества.
Существует другое объяснение, предполагающее внезапный сдвиг в технике (например, современные средства телекоммуникации и новые компьютерные технологии, позволяющие работать с иной структурой рабочей силы, чем прежде). Но это объяснение не согласуется с фактами: технологии, о которых идет речь, появились не вдруг, а постепенно проникали в производство в течение тридцати лет. Трудно поверить, что их влияние оставалось незаметным все это время, чтобы внезапно проявиться в последние годы.
Возможно, фирмы обнаружили, что они могут сократить рабочую силу без потерь для производства, избавившись от традиционной иерархии, продвинув принятие решений на возможно более низкий уровень и развивая бригадные формы организации труда. Имеются свидетельства о таких радикальных реформах, лучшим примером которых были драматические перемены в корпорации Крайслер. Но если это верно, то выходит, что стремление корпораций к эффективности началось как-то «сразу». Конечно, такие перемены могли и должны были происходить уже давно.
Вторая волна сокращений может также рассматриваться как внезапно навязанный новый, более жесткий общественный договор между собственниками и работниками. В прежнем неявном общественном договоре, сложившемся после Второй мировой войны, крупные предприниматели платили, выражаясь языком описавших это явление экономистов, эффективную заработную плату. Заработная плата была выше уровня, необходимого для приобретения рабочей силы нужной квалификации, потому что сверхрыночная оплата побуждала рабочих добровольно сотрудничать со своим предпринимателем, побуждала их усердно трудиться и не переходить к другому предпринимателю, принося ему свои навыки. Но теперь, без политической угрозы социализма или экономической угрозы сильных профсоюзов, эффективная заработная плата, может быть, уже не нужна. В будущем мотивация сотрудничества и усердия может стать иной: это будет уже не эффективная сверхрыночная заработная плата, а страх – страх быть выброшенным в экономику со снижающейся реальной заработной платой.
