Может быть, предстоящее нам будущее лучше всего представить, вообразив себя Колумбом. В Ост-Индии можно сделать себе состояние, и вы верите, что есть новый, лучший путь, позволяющий туда добраться, – не по суше на восток, а по морю на запад. Подобно Колумбу, вы располагаете картой, где половина территории – «terra incognita» («неизвестная земля»). Мир на запад от вас мало изучен, и вы еще должны построить судно, способное выдержать штормы неизвестной силы, снабдить его парусами, чтобы неведомые ветры понесли его в неясную даль, запастись водой и продовольствием на плавание неизвестной протяженности.

Какова же будет динамика этого нового мира, куда мы поплывем?

В экономике распределение дохода и богатства аналогично поверхности Земли: оно формирует экономический климат. В капиталистической экономике распределение покупательной способности определяет, что будет произведено, кто будет платить и кто будет пользоваться товарами и услугами, произведенными экономикой. Без покупательной способности индивиды – в некотором вполне реальном смысле – попросту не существуют. Для большинства индивидов покупательная способность зависит от их текущих и прошлых заработков. Например, среди мужчин в возрасте от двадцати четырех до сорока четырех лет заработки составляют 93% дохода (1). Экономическая игра называется словом «труд».

Но в отношении труда и заработков экономическая поверхность Земли преобразуется с невиданной быстротой. Возникает новая, непривычная топография.

Неудивительно, что во время «великой депрессии» различия в доходах сократились. По мере того как рушилось деловое сообщество, накопленное богатство в форме капитала исчезало. Доходы и капиталы падали у всех, но для тех, кто был наверху, им было попросту дальше падать. Те же, кто были внизу, в ряде случаев все еще могли вернуться на семейную ферму к родственникам, где они могли обеспечить себе прожиточный минимум. Неудивительно также, что во время Второй мировой войны, когда двенадцать миллионов американцев сражались и умирали за свою страну (что было подлинно эгалитарной деятельностью), правительственный контроль над заработной платой и ценами намеренно использовался с целью сократить различия в заработках.

Удивительно, что, когда контроль над ценами и заработной платой был отменен после окончания Второй мировой войны и экономика возвратилась к процветанию, при этом не вернулись более широкие различия в заработках, какие были в 20-е гг. В 50-е и 60-е гг. царила устойчивость. Экономисты, изучавшие распределение заработков в то время, с немалым трудом пытались объяснить, почему при столь заметных изменениях в экономической жизни распределение заработков оставалось неизменным.

Но вдруг в 1968 г. неравенство начало возрастать, подобно внезапному смещению обычно неподвижного ледника (2). В течение двух следующих десятилетий эта тенденция к неравенству настолько распространилась и усилилась, что к началу 90-х гг. различия в доходах – как между группами, так и внутри каждой группы – стали быстро расти. Это происходило во всех промышленных, профессиональных, образовательных, демографических (возраст, пол, раса) и географических группах. В группе мужчин, наиболее затронутой этим процессом, за два десятилетия неравенства в заработках удвоились (3).

В течение 80-х гг. весь прирост заработков у мужчин достался верхним 20% рабочей силы, и примечательным образом 64% этого прироста пришлось на долю верхнего одного процента (4). Если рассмотреть вместо заработков доходы, то оказывается, что верхний 1% получил еще больше – 90% всего увеличения доходов (5). Средний заработок 500 самых высокооплачиваемых управляющих в американских компаниях, по данным журнала «Форчун», повысился с 35 до 157 средних заработков промышленных рабочих (6). С 1984 до 1992 г. заработная плата управляющего персонала указанной категории утроилась во Франции, в Италии и Англии и более чем удвоилась в Германии (7). По этому поводу было удачно сказано, что возникает общество, где «все достается победителю» (8).

Заработки женщин следовали за заработками мужчин с отставанием в десять-пятнадцать лет. Вначале, в 70-х гг., распределение заработков у женщин было гораздо более равномерным, чем у мужчин. Заработки женщин, окончивших колледж, ненамного превосходили заработки женщин, получивших только среднее образование. Женщины попросту не имели доступа к высокооплачиваемым видам работы, открытым для мужчин, окончивших колледж. Но к 90-м гг. по крайней мере некоторые из этих видов работы открылись для женщин, и распределение женских заработков начало напоминать гораздо более неравномерное распределение мужских заработков. Несмотря на усилия миллионов жен, поступивших на работу, чтобы компенсировать потери заработков своих мужей, доля доходов верхней квинтили (20 процентов) домохозяйств неуклонно повышалась из года в год, тогда как доля нижней квинтили снижалась (9). В конечном счете неравенство между ними выросло на треть (10). Ни в одном отдельном году этот рост не был особенно велик, но кумулятивный эффект был столь же неумолим, как рост массива Нангапарбат. К 1993 г. Америка установила рекорд всех времен: доход верхней квинтили домохозяйств был в 13,4 раза выше дохода нижней квинтили (11).

Загадочным образом большая часть этого возрастающего расхождения происходит внутри групп трудящихся, которые предполагаются однородными. Главный статистический факт – это не увеличение разрыва в заработках между квалифицированными и неквалифицированными или между образованными и необразованными, а увеличение разрыва в заработках внутри группы квалифицированных, внутри группы неквалифицированных, внутри группы необразованных и внутри группы образованных работников. Что касается возраста, то рост неравенства на 85% относился к людям одного возраста, а не к людям разного возраста. Что касается образования, то рост неравенства на 69% относился к людям с одинаковым образованием, а не к людям с разным уровнем образования. Что касается индустрии, то 89% роста неравенства относилось к людям, занятым в одной и той же отрасли промышленности, а не в разных (12).

Изменения в распределении физического богатства отражали изменения в заработках и доходах. В чистой стоимости имущества доля верхней половины процента населения поднялась, в течение всего лишь шести лет с 1983 до 1989 г., с 26% до 31%. К началу 90-х гг. доля богатства, принадлежавшая одному верхнему проценту населения (более 40%), по существу удвоилась по сравнению с серединой 70-х гг. и вернулась к той, что была в конце 20-х гг., до введения прогрессивного налогообложения (13).