Карина протянула руку через проход и положила поверх его кисти.
— Марик, процедура финальной синхронизации твоего мозга с фантомным носителем уже запущена. В течение ближайшего часа твое сознание продолжит существовать одновременно в двух разных точках. Сложностей не ожидается, но если почувствуешь себя странно, скажи мне, хорошо?
— Обязательно, — улыбнулся ей Масарик. — Сколько нужно ждать, чтобы… ну, не знаю, завершились процедуры синхронизации?
— Вообще-то твое тело может умереть в любой момент, оно больше не важно. Но штатная процедура переноса требует нескольких часов синхронного существования мозга и фантома. Я подозреваю, что это всего лишь мера предосторожности из тех времен, когда фантомы могли дать сбой. Последнее тестирование нового носителя, так сказать. Но поскольку мы мало компетентны в вопросах работы с психоматрицами, пока что предпочитаем петь строго по нотам. Марик, тебе вовсе не обязательно ожидать завершения процедуры в полном сознании. Если хочешь, я могу тебя усыпить.
— Ты говорила, что потом мне придется заново учиться владеть своим телом?
— В определенном смысле. Для первых дней после переноса характерна раскоординированность движений и некоторая замутненность чувств. При скрытом переносе сознания их обычно маскируют искусственно наведенными симптомами болезни. Плюс тебе окажется сложнее вжиться в новое тело, поскольку ты уже давно отвык пользоваться ногами. Но все очень быстро образуется.
— Все равно. Раз уж впереди вечность, час я потерплю и в старом теле. В конце концов, больше мы с ним никогда не встретимся.
Самолет вырулил на взлетную полосу и тут же, не притормаживая, рванул с места, ускоряясь перед взлетом. Вопреки ожиданию Масарика шум от винтов в салоне почти не чувствовался, как и вибрация. Отрыв от земли произошел не позже, чем через десять секунд после начала разгона. Похоже, самолет действительно хорош, если способен взлетать с настолько короткой полосы. Впрочем, иначе и нельзя — откуда в Сураграше полноценные аэродромы? Там даже вряд ли найдется хотя бы одна бетонная полоса.
— Кара, — спросил он, сглатывая, чтобы прочистить уши, — а как будет выглядеть катастрофа?
— О, тут целый сценарий! — отозвалась та. — Сначала нас собьют ракетой, и мы красиво взорвемся или разобьемся. Пилотирующий искин разыграет спектакль в зависимости от ситуации. Потом найдут ракетную установку и по номерам на корпусе установят, откуда она взялась. Потом Дор проведет якобы тщательное расследование, свяжет установку с воровством с наших военных складов и арестует два десятка заговорщиков. Я протестовала против их казни, но Дор и Мати дружно заявили, что иначе нельзя. Они еще и Дзи притащили, и он то же самое сказал…
— А что за заговорщики? Тоже куклы?
— Ох, нет. Заговорщики, к сожалению, самые настоящие и весьма серьезные. И сегодняшнее покушение — тоже настоящее. Есть у Шаттаха, нашего министра торговли, один ушлый заместитель с большими амбициями, некий Курува Сватаранг. Отъявленный мерзавец. Именно он стоял за плантациями маяки, которые мы полтора месяца назад на юге обнаружили. Он гулан, лидер клана, который стремительно набирал силу в последние годы…
— Да, знаю его. Наиболее вероятный претендент на пост президента.
— Ага. Он полагает, что когда уберет меня, сможет взять власть в Сураграше в свои руки раз и навсегда — как раз то, чего мы ни при каких обстоятельствах ему позволить не можем.
— Тогда почему вы ему все еще шею не свернули?
— Потому же, Марик, почему мы так тщательно изображаем из себя людей. Мы должны запустить в Сураграше нормальные политические процессы. По возможности — демократические, хотя в условиях неграмотного забитого населения без уклона в авторитаризм обойтись крайне сложно. А при демократии человека нельзя арестовать или ликвидировать просто так, нужны доказательства его преступлений. А прямых доказательств его причастности к маяке у нас как раз и нет. Точнее, есть, но такие, какие ни в одном суде предъявить нельзя, не раскрыв нашу внутреннюю суть. Зато у нас есть железные документальные доказательства его причастности к сегодняшнему покушению, равно как и к одному из предыдущих. Добыты, кстати, благодаря одному из соперников той сволочи.
— Хм… то есть вы свяжете с ним ракетную установку, из которой нас собьют?
— Да. У нас есть копии распоряжений, подписанных им и несколькими членами его клики, и мы захватим живыми нескольких исполнителей…. надеюсь, Дурран сумеет сдержаться. Он ничего не знает, и мне по-настоящему удавиться хочется при мысли, через что ему предстоит пройти. Суд будет открытым и полностью в катонийских традициях. Марик, если тебя это хоть как-то обрадует, именно Курува стоит за смертью господина Стораса. Он передал убийцам "сладкую смерть". Мы никогда никому не мстим, но в данном случае я рада, что политическая необходимость совпала с личными чувствами.
— Вы выяснили, кто убил отца? Почему ты мне не сказала? Я бы…
— В своем нынешнем состоянии ты ничего не сможешь сделать. Марик, его жизнь — на совести тех же военных, что посредничали между Курувой и лабораторией, выведшей для него новый сорт маяки. Служба внешней разведки успела собрать доказательства их связи, но произошла утечка информации. Твоего отца убили до того, как он успел передать материалы Верховному Князю, а доказательства ликвидировали. Против него провели целую диверсионную операцию, в которой задействовали несколько десятков человек, и руководили ей двое членов Генштаба. Но тебе нет нужды мстить лично, Марик — тех негодяев уничтожит сам Сайрат Полевка. Он во многом себе на уме и относится к нам настороженно, но наркоторговцев не переносит точно так же, как и его отец. Помнишь недавний скандал с бомбой на борту самолета, направлявшегося в Сураграш? Бомба и обнаруженное на борту оборудование для обработки маяки — фальшивки, их на борт поместили мы. Майя, если точнее.
— То есть бомба — ваша? Кара, тогда у вас концы с концами не сходятся.
— То есть?
— Зачем группе, поместившей на борт незаконное оборудование, еще и подкладывать бомбу?
— А… Все в порядке. В вашей армии есть две работающих против нас группировки. Одна ненавидит нас совершенно бескорыстно — за давнюю историю с отставкой начальника Генштаба. Помнишь — в самом начале, когда Трехгорный перевал неудачно штурмовать пытались? Мы установили — по крайней мере одно из покушений на меня их рук дело. А вторая группа к нам никаких эмоций не испытывает, у нее исключительно коммерческие интересы. Улики сфабрикованы так, что в конечном итоге укажут и на тех, и на других. Я думаю, убийц твоего отца арестуют в ближайший период или два, и Повелитель Сайрат позаботится о том, чтобы они легким испугом не отделались.
Масарик прислушался к себе. Нет, даже это известие не вызвало у него отклика. Ничего, кроме равнодушного ожидания. Действительно, чего тянуть?
— Кара, — спросил он, — а чем ты собираешься заниматься дальше?
— О… Интересный вопрос. Для начала прочитаю огромную кучу статей, которые откладывала последние несколько лет. Надену какую-нибудь незаметную маску и всласть нагуляюсь по Крестоцину — я так по нему соскучилась! Поваляюсь на пляже и укупаюсь до полусмерти — у нас в Масарии есть прекрасные галечные пляжи, которым нипочем цунами. И так далее. Да, еще я намерена как следует посмеяться над репортажами о своей смерти. Страшно интересно, до каких глубин может дойти человеческая глупость. Помнишь самый популярный телесюжет моего визита в ЧК двухлетней давности?
— М-м… нет. Я не слишком слежу за телевизором.
— А я помню. Не межправительственные договоры, которые мы подписали, не отчеты о расходовании средств благотворительных фондов и даже не количество добровольцев, работавших в Сураграше за последние шесть лет — хотя я сама слегка ошалела, когда выяснила, что только из ЧК их приехало более тридцати тысяч. Нет, на всех крупных сайтах самым популярным роликом было то, как я оступилась на стертой каменной ступени и вынужденно ушла в передний перекат. Как только журналисты на мой счет не изгалялись…