Льюис. Да, натворил я дел, и ничего уже не исправишь.

Клемма. Угу.

Льюис. И годы потерянные не воротишь.

Клемма. Угу.

Льюис. И если ты меня сейчас прогонишь с глаз долой, я и слова не скажу.

Клемма. Угу.

Льюис. Черт, все «угу» да «угу», извиниться толком не даешь.

Клемма. Извинений я что-то не слышу. Слышу только: «прошлого не вернуть», «исправить ничего нельзя»… Зачем ты вообще заявился? Я не нужна тебе, ты не нужен мне… Найти еще одну бабенку тебе раз плюнуть… Просто прикроешь слепой глаз, решит, что ты ей подмигиваешь…

Льюис. Клемма… Кроме тебя, мне не нужен никто.

Клемма. С каких это пор? Что во мне такого особенного, чтобы навещать раз в семь лет?

Льюис. Все гадаешь, почему я ушел от тебя? …Последнее время постоянно об этом думаю.

Клемма. Если только последнее, слушать тебя уже неинтересно.

Льюис. Но дай же мне высказаться, в конце концов… ты всегда оставляла за собой последнее слово, разве нет? Мужчинам это не по душе. И мне тоже.

Клемма. Ладно… Валяй дальше… Что у тебя там на душе накопилось? (КЛЕММА садится напротив ЛЬЮИСА.)

Льюис. …Я знаю, что такое ребенок для женщины. И когда доктор сказал, что своих детей у тебя никогда не будет, я решил, что это моя вина. И все эта драка на лестнице. После нее все и началось. Что-то я повредил тебе по женской части, и здорово. Ни о каких детях и речи не могло быть. А ты посмотрела на доктора и сказала: «Ну что ж, со мной мой Льюис и мой Бог… Они меня любят…» (ЛЬЮИС смотрит на КЛЕММУ. Та отворачивается, вспомнив прошлое.) Таким виноватым только раз в жизни себя чувствовал. И эта вина сделала из меня бродягу. Не достоин я был любви такой женщины, как ты.

Клемма. Это верно. Не достоин… Но есть одна вещь, которую я от тебя утаила… Еще задолго до того падения с лестницы я знала, что у меня никогда не будет детей. И я тебе ничего не сказала об этом после того несчастного случая. Думала: раз он чувствует себя виноватым, то никогда не бросит меня… Так что мы оба хороши, а?

Льюис. Да… Столько лет держала это в секрете, почему решила признаться?

Клемма. Чтоб душу облегчить. Уж больно тяжело такой груз носить и столько лет. Если уж ты грешник, то и я не святая.

Льюис. Ну, ты себя строго-то не суди.

Клемма. Не могу иначе. Никак простить тебя не могу… По правде говоря, не вина потянула тебя бродяжничать, а твой характер. Бабник ты, скажешь нет?.. А Бог он все видит.

Льюис. Это верно.

Клемма (качает головой). …Ну и дураки же мы оба были, да к тому же и лживые.

Льюис. Что правда, то правда.

Клемма. Может, Господу богу было так угодно. Может, мне было суждено потерять тебя и обрести Джози, чтобы заполнить душевную пустоту.

Льюис. А может, это не все, что ему угодно.

Клемма. Ты это о чем?

Льюис. Джози теперь самостоятельная. У нее своя жизнь. Так, может, Всевышнему угодно мое возвращение.

Клемма. Чтобы я заботилась теперь о тебе? Я не бюро по трудоустройству. Бог меня на это не наставлял.

Льюис. Я найду работу. Я всю жизнь работал.

Клемма. Парикмахером устроишься?

Льюис. Нет. Парикмахером не смогу. Вот из-за этого. (Протягивает левую руку. Пальцы на ней скрючены и потеряли чувствительность.) Как-то утром проснулся и не могу пальцами пошевелить. Отнялись. Какой уж из меня парикмахер. Учусь вот одной рукой шнурки завязывать.

Клемма. Ну, Льюис, ты даешь. Если у тебя еще что-нибудь отсохло, говори прямо.

Льюис. Это все. В остальном я здоров, как бык.

Клемма. Может быть, только такому «быку» работу найти будет трудновато… (Отходит от стола.) Нет, слишком поздно. Слишком поздно переживать такие удары судьбы.

Льюис. Но ведь я начал новую жизнь. Я стал другим человеком. Старое никогда не повторится.

Клемма (кивает). Вижу, прекрасно вижу.

Льюис. Ладно, ты думай. Я у друга пока поживу. У него автозаправка тут неподалеку.

Клемма. Вернулся бы ты здоровым, то смотрел бы на меня больше как на женщину, чем на «мамочку».

Льюис. Я знаю, чего хочу, и сил хватит, чтобы мы оба были в полном порядке. Даже с одной рукой и с одним глазом… Так что, Клемма, думай. О большем я не прошу. (Расстроенный, ЛЬЮИС встает, надевает шляпу, берет сумку и собирается уходить.)

Клемма. Про пирог забыл.

Льюис. С собой захвачу, если ты не против. (Заворачивает пирог в салфетку.)

Клемма (следит за его действиями, затем…). Льюис!.. У меня сегодня работы невпроворот. Еще одна рука не помешает.

Льюис (улыбается, поднимает вверх правую руку). Ты про нее, да?

КЛЕММА закрывает лицо руками и смеется.

Клемма. Извини, смешинка в рот попала.

Льюис. Вот и здорово.

Клемма. Побудь до вечера, если хочешь.

Льюис. И мечтать об этом не смел.

Клемма. Знаешь, что я тебе скажу. Не могу понять одного: к кому господь благоволит больше: к тебе… или ко мне.

Встречаются взглядами.

Саммиай. …Мы предаем земле маленькую тварь божью и чтобы пребывать ей… пребывать ей… (Ищет глазами поддержки.)

Рей. В Пернатом Царстве.

Саммиай. …В небесном пернатом Царстве… и вознесется душа ее с… (САММИАЙ снова смотрит на РЕЯ.)

Рей. С грешной земли.

Саммиай. С грешной земли… покинув всех, кто любил ее.

Кенни (в сторону). Любил ее? Ты ее видишь всего второй раз в жизни.

Рей. Кенни, прекрати.

Кенни (воздевая руки). Простим меня, господи.

Саммиай. Что дальше делать?

Винни. Ну, бросим в коробку по комку земли и паре веточек.

Кенни (ВИННИ). Винни, это обычное для тебя дело?

ВИННИ делает шаг в его сторону, но сдерживает себя.

Джози. Винни прав. Так и поступим.

Все, кроме САММИАЙ, нагибаются и ищут по подходящему комку земли и ветке.

Саммиай. А другой коробки нет?

Джози. А эта чем плоха?

Саммиай. На ней стоит знак фирмы «Флоршайм шуз». Подойдет?

Кенни. По-моему, в коробках из-под обуви птичек никто не хоронит.

ВСЕ смотрят на КЕННИ.

Джози. Саммиай, выбери место, да и захороним ее.

Саммиай. В той стороне пригорок есть… вид с него прекрасный.

Кенни. Замечательно. Птичке понравится. (ВСЕ снова смотрят на него.) Что я такого сказал?

Джози. Ну, что, пошли?

ВСЕ, кроме ВИННИ, трогаются с места.

Винни. Я сейчас.

ВИННИ, опустив голову, молится. Они с удивлением смотрят на него… Поднимает голову и запевает церковный хорал… Через несколько секунд САММИАЙ подходит к нему и подпевает… Все смотрят друг на друга и тоже начинают подпевать… КЕННИ молчит. Почти закончив пение, смотрят на него. Тот, смущенный, присоединяется к поющим. Петь заканчивают все вместе.