Лицо хозяина от гнева постепенно приобрело сероватый оттенок. Пристально посмотрев на Пилата, он энергично замотал головой.
- Вы, наверное, пошутили, господин. Я никогда не поступил бы на такую презренную службу. Наш народ ненавидит сборщиков налогов. Даже если бы я голодал и сидел на паперти, прося милостыню, я не согласился бы на ваше предложение. Почему вы пришли с подобным предложением именно ко мне, когда вокруг полно тех, кто готов целовать вашу обувь за одну только возможность набить свой кошелек? Почему вы выбрали меня?
Пилат снова сел в кресло и, подняв правую руку с растопыренными пальцами, проговорил неторопливо:
- По многим причинам, Закхей. Во-первых, - он загнул большой палец, - ты честный человек. Во-вторых, - он загнул указательный палец, - ты разбираешься в торговых делах и вообще во всем, что связано с деньгами. Никто из наших сборщиков налогов, сидящих за своими столами или расхаживающих по городу, не обладает всеми этими достоинствами. И наконец, ты настолько богат, что тебя едва ли заинтересуют те гроши, которые ты мог бы…
Закхей всегда с уважением относился к чужому мнению и тем более никогда не перебивал собеседника. Но сейчас он изменил привычке и прервал прокуратора, заговорив тихим наставительным тоном, которым учителя обычно разъясняют ребенку его очевидные ошибки:
- Возможно, господин, вы не совсем понимаете, о чем идет речь. То, что вы пришли ко мне с таким предложением, я , во всяком случае, могу объяснить лишь тем, что вы недавно прибыли в Иудею и не знакомы с нашими обычаями. Самым отвратительным способом зарабатывать деньги у нас считается сбор налогов у своих же сограждан. Наш народ расценивает это занятие как воровство. Лишь блудницы и те, кто пасет свиней, более презираемы нашим народом, чем мытари - сборщики налогов. Ибо, согласно нашей вере, нет в глазах Господа человека более грешного и недостойного, чем мытарь. Почему, по вашему мнению, я, человек столь преклонного возраста, должен пожертвовать уважением всего Иерихона и совершить страшный грех, берясь за работу, которую я всем сердцем ненавижу и никогда не стану выполнять с чистой совестью?
Закончив монолог, мой хозяин встал, тем самым давая понять, что разговор окончен. Но прокуратор продолжал сидеть в кресле, скривив в усмешке губы.
- Закхей, я нашел того, кого искал. Мне, как и всему городу, хорошо известно о твоих бесчисленных пожертвованиях и благих делах. Ты, без сомнения, самый почитаемый человек в Иерихоне, если судить по твоим делам. Всякий знает, какую огромную любовь и доверие ты завоевал среди своих сограждан.
Пилат умолк, а затем заговорил медленнее, тщательно подбирая слова:
- Ты, конечно, прав, Закхей. Ни для кого не секрет, что почти каждый сборщик налогов - вор, вымогатель и хам. А теперь ответь мне, предпочел бы ты или твой Бог, чтобы я выбрал на эту должность другого человека, который, возможно, и окажется именно таким негодяем? Пойми же, ты, наконец, что у наглого и нечистого на руку сборщика налогов есть тысяча способов обогатиться, а заодно и сделать наше существование крайне тяжелым. Почему? Да потому, что нечестный сборщик налогов собирает деньги не только для Рима, но и в свой карман. А я не хочу, чтобы сборщики налогов были нечестными людьми. Нет, Закхей. Если бы мне было все равно, кто работает на Рим, честный человек или жулик, я бы никогда не пришел к тебе. Я хочу, чтобы сбором налогов ведал человек порядочный и честный. Ваш народ жалуется на налоги, но на самом деле налоги не такие уж высокие. Высока алчность сборщиков налогов, стремящихся набить себе мошну. Неужели ты не сможешь пожертвовать крупицей своего свободного времени, чтобы на деле убедиться в том, что я прав? И неужели с твоего молчаливого согласия твоих же сограждан будут обирать до нитки? Или ты, как некоторые, и дальше будешь сидеть и ничего не предпринимать, пока это не коснется тебя лично? Очень удобная позиция, - презрительно хмыкнул Пилат.
Вот так и случилось, что главным сборщиком податей стал человек, совершенно не подходящий для этой должности. Закхей согласился на предложение Пилата. Спустя некоторое время, когда горожане оправились от ошеломляющей, Закхей передал мне управление нашими делами и с завидным усердием и рвением бросился навстречу новому вызову, брошенному ему судьбой. Впрочем, так он поступал с каждым новым делом, за которое брался.
Нечестные сборщики, сидящие вдоль дорог, были немедленно уволены.
Размер налогов стал одинаковым и для ферм, и для торговых лавок. Путем постоянных тщательных проверок Закхей установил, что несколько подозреваемых им в злоупотреблении властью сборщиков налогов обманывали чуть ли не каждого горожанина.
Как это ни странно, но за четыре с лишним года, что Закхей трудился в своей новой презренной должности, он заслужил почет и уважение. Однако это работа отнимала у моего хозяина слишком много душевных сил. Он все чаще стал задумываться о смысле прожитой жизни, даже несколько раз упомянул о том, что смерть, соединение с любимой Лией в мраморной гробнице за дворцом, была бы для него долгожданным избавлением.
Кто мог предполагать, что однажды мой дорогой хозяин в свой семьдесят первый год вскарабкается на обычную смоковницу, и последствия этого внешне нелепого поступка полностью изменят его жизнь?
Глава шестая
Много лет назад оставленный Иродом иерихонский дворец перешел в руки римских властей и использовался ими для различных правительственных нужд. В одном из просторных обеденных залов, за тяжелыми дубовыми дверями, у которых день и ночь дежурили угрюмые легионеры, обосновался сам Марк Крисп. Отсюда он следил за всем, что творилось в городе. В подчинении Криспа находился небольшой воинский гарнизон, переданный ему Понтием Пилатом.
В этом же дворце располагались комнаты представителя римских властей из числа иудеев, а именно: главного сборщика налогов и дюжины его помощников, которые ежедневно принимали от местных сборщиков деньги, считали их, и раз в неделю отправляли поступления в казну Пилата, расположенную в иерусалимской крепости. Оттуда налоговые сборы под надежной охраной отправлялись к легату Вителию, находившемуся в Антиохии.
Тот, в свою очередь, считал все денежные поступления из провинций и переправлял в Рим.
Однажды я, побеседовав с управляющим фруктовой лавкой, расположенной рядом с дворцом, решил зайти к Закхею, в надежде, что мой приход хоть как-то порадует его. Дверь в комнату Закхея оказалась закрыта, я постучал, и в ту же секунду услышал разгневанные голоса. Порывы благоразумия случаются со мной не часто, но в данную минуту я счел за лучшее отойти от двери и, присев на стоящую рядом скамью, принялся ждать, пока Закхей не закончит свои дела. Через несколько минут дверь резко открылась, и мимо меня пронесся высокий человек. Он так быстро скрылся из виду, что я успел разглядеть лишь его спину в серой тунике и низко опущенную голову.
Разъяренное шлепанье его сандалий эхом отдавалось под мраморными сводами дворца.
- Вор! Разбойник! Больше никогда не показывайся мне на глаза! - кричал ему вслед Закхей, стоя в дверях своей комнаты и грозя удаляющемуся мужчине огромным кулаком. Увидев меня, хозяин улыбнулся и кивком пригласил меня зайти. Когда я вошел в комнату, Закхей плотно прикрыл за мной дверь.
- Неприятность? - спросил я, после того как мы с Закхеем сели.
- Всегда одно и тоже с этими придорожными сборщиками, - горько вздохнул он, - это не люди, а какая-то стая голодных хищников, - взорвался Закхей, - они как бельмо у меня на глазу. Вымогают плату даже у тех, кто направляется в Иерусалим на праздник.
Представляешь, они даже паломников подвергают унизительным проверкам и вымогают с них плату, якобы введенную в Храме на подарки Господу по случаю дня Пасхи. Это самые трудные дни в году. Мне нужна тысяча пар глаз, чтобы уследить за каждым алчным сборщиком. Тот негодяй, что вихрем пронесся мимо тебя, наложил такую высокую дорожную плату на одну проезжавшую семью, что они были не в состоянии ее уплатить. И знаешь, как он поступил? Он, в конце концов, позволил им проехать, но только после того, как эта семья согласилась обменять своего молодого осла на старого и больного, принадлежащего сборщику налогов! К счастью, эти люди нашли в себе мужество сообщить об этом преступлении. Они вернутся сюда во второй половине дня, и я полностью возмещу им убытки.
