Она-то и сблизила нас окончательно.

Как ни странно, горе соединяет два сердца крепче, чем счастье.

Глава Четвертая

По мере того как империя Закхея все разрасталась, а с ней преумножались его богатства, мы виделись с Закхеем все реже. Я обычно был занят в одном из наших громадных хранилищ, переписывая и пересчитывая горы товаров, или проверял многочисленные счета. Закхей, в свою очередь, ездил с одной с одной фермы на другую, помогая мудрыми советами своим управляющим. Зачастую он сам выходил с крестьянами работать в поле. Закхей был поистине счастливым человеком. Он любил свое дело.

По вечерам, когда ни один из нас еще не был женат, Закхей и я всегда ужинали вместе - это стало нашей традицией. Мы пользовались этим непродолжительным отдыхом, чтобы обсудить наши дела и помечтать о будущем.

Но один из таких вечеров мне никогда не забыть. В тот день мой хозяин был странно молчалив и ел без аппетита. Тишину нарушали лишь мои краткие замечания, на которые Закхей отвечал рассеянными кивками. Так прошел ужин.

Закхей еще никогда не выглядел таким подавленным и угрюмым, поэтому я не выдержал и, решив, что дальше так продолжаться не может, осторожно произнес:

- Закхей, скажи, что случилось?

Он поднял голову, беспомощно посмотрел на меня, и опять промолчал.

- Что-нибудь произошло на одной из ферм? - продолжал я упорствовать. - Где ты пропадал весь день?

- На участках к северу от города.

- И как хлопковые поля Рубена и посевы сахарного тростника Джонатана переносят засуху, ведь воды у них очень мало?

- Там все в порядке. Они ожидают, что урожаи будут намного богаче, чем в прошлом году.

После этого вновь воцарилось молчание. Я недоумевал. Никогда прежде не выглядел Закхей таким удрученным и не был со мной так немногословен.

- Ты не заболел? - спросил я его наконец.

Он покачал головой. Снова молчание повисло в воздухе. Человек я упрямый, но решил не задавать больше вопросов, а просто терпеливо ждать, пока Закхей сам мне расскажет о своих неприятностях. Я очень хотел знать, что так опечалило Закхея, поэтому был готов сидеть хоть до рассвета, но, к счастью, мое ожидание не затянулось. Закхей неожиданно вскочил с ложа и, подойдя ко мне, приподнял край своей льняной туники, открывая моему взору тонкие, как у ребенка, ноги.

- Посмотри на меня, Иосиф! - скорбно проговорил он. - Посмотри на ужасную ошибку природы, сотворившую это тело! Вглядись повнимательнее в эту голову - ее размеров хватило бы на двоих, и она совершенно лысая! Взгляни на эти громадные плечи, руки, на странную шарообразную грудь и посмотри, посмотри на жалкие, хлипкие тростиночки - это мои ноги, вынужденные поддерживать мое уродство. Я - дурная шутка, пародия на человека. Я заточен в ужасную клетку своего несуразного тела, из которой не выберусь до самой смерти. Пожизненное заключение в темнице без единой двери! Иосиф! Ну почему именно со мной Господь обошелся так жестоко, наградив такой внешностью?

Он упал на свое ложе, обхватив голову руками и безутешно рыдая. Я был так ошеломлен его словами и поведением, что застыл в неловком молчании. За все годы дружбы мы лишь дважды коснулись этой темы - его роста и необычного телосложения, причем оба раза за обедом, после выпитого вина. Помнится, оба наших разговора начинались с моих предложений, что пора бы нам женится. В ответ он лишь печально улыбался и отвечал, что нет женщины, которая, будучи в здравом уме, согласилась бы обручиться с неполноценным мужчиной, если, правда, она не так же уродлива, как и он сам.

“Хорош суженый!” - горько усмехнулся он тогда.

Наклонившись, я дотронулся до его плеча.

- Закхей. Скажи, ты сегодня разговаривал со старым Джонатаном?

Он удивленно посмотрел на меня, отведя от лица руки.

- Мы проговорили с ним все утро. Я и не заметил, как пролетело время. А почему ты спрашиваешь об этом?

- А как поживает его любимая дочь Лия? Мне кажется, с каждым годом она становится все прекраснее.

Могучие плечи Закхея печально поникли, и он отвернулся от меня.

- Иосиф, мы так долго уже вместе, что стали неразлучны, как братья.

То, что таится на сердце у одного, другой прочтет, как в развернутом свитке. У нас нет секретов друг от друга, мы все понимаем без слов. Я отдал бы все, что имею, только бы Лия стала моей женой.

Он горько вздохнул.

- А что же Лия? Что чувствует она?

- Кто может знать об этом наверняка, кроме нее самой? Когда я приезжаю к ее отцу, она всегда добра и вежлива со мной. Но какими могут быть ее чувства ко мне, к некрасивому, низкорослому богатому человеку, владеющему землей, с которой кормится ее семья? А если я отважусь попросить родителей Лии женится на ней, то не примут ли они мое предложение только ради благополучия своей семьи и тех прекрасных вещей, которыми я могу ее одарить? Как она может испытывать хоть каплю любви к мужчине, заточенному в этой “клетке”? - лицо его вновь исказилось от боли, и он, желая подчеркнуть свое уродство, дотронулся сначала до макушки, а потом, не нагибаясь, с легкостью, и до пят.

- Закхей, - произнес я вставая, - за все те годы, что мы проработали вместе, я ни разу не солгал тебе.

- Я знаю, Иосиф.

- Выслушай меня, умоляю. Очень давно, когда я впервые увидел тебя на базаре, я почувствовал к тебе жалость. Но это продолжалось недолго, потому что я понял, что в тебе есть нечто большее, чем в других людях. По мере того как росли твой успех и слава, я начал видеть в тебе великана, совершенного телосложения. И сейчас я вижу тебя таким. Я ослеплен твоими талантами, мужеством, способностями, чуткостью к чужому горю и твоей великой силой, но не физической, а силой твоего духа. Закхей, я могу поклясться жизнью, что и Лия видит тебя таким же.

Меньше чем через год они стали мужем и женой. Четыре года спустя они переехали во дворец, построенный Закхеем для Лии. Прошло еще двенадцать месяцев, и когда они уже смирились с тем, что никогда не будут благословлены наследником, Лия обрадовала нас вестью, что ждет ребенка.

Конечно, Закхей был уверен, что Господь пошлет ему сына. Месяц за месяцем, всякий раз, когда мы встречались, мне требовались поистине титанические усилия, чтобы отвлечь друга от мыслей о будущем ребенке и заставить поговорить о делах. Закхей уже строил грандиозные планы о будущем наследника. У мальчика будет прекрасная конюшня с лучшими арабскими скакунами, учителей для него он пригласит из Рима, Коринфа и Иерусалима, а в специально отведенной во дворце комнате будет множество игрушек. Закхей говорил, что в один прекрасный день его сын станет самым богатым землевладельцем в Иудее, и могущественнейшие люди мира будут добиваться чести называться его друзьями.

- Взгляни на это, Иосиф, - сказал мне Закхей однажды утром, открывая небольшую коробочку из отполированного орехового дерева, выложенную шелком, и вынимая из нее вещичку из слоновой кости, размером чуть меньше моего кулака. За время работы с Закхеем я стал настоящим специалистом по слоновой кости и мог безошибочно отличить, из бивня какого слона - африканского или индийского - вырезано то или иное украшение. То, что показал мне Закхей, было определенно сделано из бивня индийского слона.

Я осторожно взял в руки искусно вырезанную клетку: внутри находилась крошечная птичка, которая каталась по полу клетки. Я удивился тончайшей работе мастера - все было сделано из цельного куска кости.

- Сколько же времени резчик потратил не нее? - воскликнул я. - Наверное, многие месяцы. Поразительная работа! Как мастер сумел вырезать птичку, не повредив при этом многочисленных прутиков клетки? Никогда не видел ничего подобного! Это дар судьбы!

- А меня охватывает печаль, - грустно произнес Закхей, прижимаясь щекой к клетке. - Посмотри, ведь в клетке нет дверцы, птичка обречена провести всю жизнь в неволе.

- Где ты отыскал это сокровище?

- Недавно к нам пришел караван Во Санг Пи, он и подарил мне эту вещицу для моего будущего сына.