Наше первое погружение прошло блестяще. "Тимминс" стоял вблизи, и капитан Хинш рассказывал мне, какое поразительное было впечатление, когда "Дейчланд" совершенно бесшумно исчезла под водой и затем, несколько минут спустя, всплыла с пенящимся буруном в носовой части.

Итак, при погружении замечаний не было. Желая, кроме того, убедиться, что все в порядке и нигде нет течи, я приказал опуститься на дно, в таком месте, где на морской карте была обозначена глубина 30 метров.

Опять настала тишина, свет исчез, появились знакомые певучие звуки вентиляции, манометр в рубке показывает 20, 25 метров. Мы уменьшаем нашу скорость, стрелка показывает 30 метров, и я жду легкого толчка, который означает, что лодка задела дно. Но не тут-то было. Вместо этого стрелка продолжает показывать 32, 34, 35 м. Я стучу пальцем по стеклу – в следующую секунду стрелка падает на 36 метров.

Что случилось, в чем дело? Размышляю и смотрю на карту.

Совершенно ясно, что там обозначена 30-метровая глубина, к тому же мы предварительно сделали вычисления. Вместе с тем мы опускаемся все глубже. Стрелка манометра показывает уже 40 метров.

Однако это уже сумасшествие! Я навожу справку в централь и получаю успокаивающий ответ, что и там стрелка манометра глубины только что перешла 40 метров. Оба манометра, следовательно, согласованы между собой. Но от этого не легче, и лодка продолжает опускаться.

В централе люди удивленно смотрят друг на друга. Странное это чувство: в могильной тишине, только под певучие звуки вентиляции, опускаться куда-то в неизвестность, не замечая при этом ничего, кроме падения этой подлой стрелки на манометре. Наверху в рубке положение не лучше. Беспомощно смотрю я то на манометр, то на карту.

Тем временем лодка продолжает опускаться. Перешли 45 м, стрелка приближается к 48. Однако где-нибудь должен же быть конец этой глубине Чизапикского залива, не может же она продолжаться до бесконечности. Наконец на глубине 50 метров лодка останавливается без какого-либо толчка. Я перехожу в централь и советуюсь. Надо полагать, что мы попали в какое-нибудь углубление, не обозначенное на карте. Ну, это несчастье небольшое. Всплываем мы с 30 или 50 метров – не все ли равно.

Я только что хотел отдать приказание к всплытию, как вдруг мой взгляд падает на гироскопический компас, находящийся обыкновенно в полном спокойствии под своим стеклянным колпаком.

Я отскакиваю назад…

Что за история! Диск компаса словно сошел с ума и какими-то толчками безостановочно вертится вокруг.

Гироскопный компас, в общем, надежная вещь и, принимая во внимание, что на 50-метровой глубине Чизапикского залива земля ни в коем случае не может вращаться вокруг нас, приходится прийти к единственному и окончательному, хотя и дьявольски неприятному заключению, что мы, черт знает по какой причине, крутимся волчкообразно на дне этой ямы.

Я приказываю немедленно поставить помпы, которые хотя и начинают гудеть, но совершенно по-иному, чем раньше. Получился какой-то пустой звук. Действия они не оказали никакого, и мы сидим на месте и не можем сдвинуться. Только этого не хватало. Должен сознаться, что все мы начали чувствовать себя довольно скверно. Манометр тем временем еще немного опустился. Зато прекратилось наше волчкообразное верчение, и мы лежим совершенно неподвижно.

Диск гирокомпаса безостановочно вертелся вокруг.

Новое приказание к всплытию. Вновь гудят помпы, но опять с тем же результатом. Очевидно, и тут что-то не так.

Надо хорошенько все обдумать, прежде чем снова предпринять что-либо, иначе мы будем лежать здесь всегда.

После повторных запусков инженеру Клесу удалось в конце концов заставить поМпы заработать. Тяжело ворча, они начали выжимать воду из цистерн, мы же, как заколдованные, уставились на манометр. Ура! мы снялись, мы поднимаемся, стрелка подвигается на 49 м – я боюсь верить своим глазам… Но, черт возьми, что же опять случилось? Манометр вдруг останавливается на 20 метрах, затем перескакивает назад на 49, обратно на 20… Проклятие!

Тут уже становится жутко. Мы смотрим друг на друга и не знаем, что предпринять, не имея ни малейшего понятия, что случилось с лодкой. С тех пор как и манометры потеряли "рассудок", мы даже не знаем, на какой глубине находимся.

Чтобы понять значение этого, надо ясно представить себе, что единственная точка опоры на погруженной лодке заключается в стрелке манометра, поэтому в случае, если она перестает функционировать, уподобляешься совершенно слепому человеку. Однако, как ни серьезно было положение, никто не терял присутствия духа. Мы знали, что в крайнем случае у нас остается выход в виде сжатого воздуха, который, безусловно, выбросит нас на поверхность воды, даже если помпы откажутся действовать. Однако к нему прибегать не пришлось. Инженер Клее постепенно выяснил, в чем заключалась причина этого происшествия. Он прикоснулся к вентилятору, раздался свистящий шум сжатого воздуха, и в следующую секунду манометр делает скачек на 120 метров, с тем чтобы моментально опуститься на 49. Грязевая пробка, забившая отверстие манометра глубины, исчезла, вытесненная небольшим количеством сжатого воздуха. Трубы помп также прочищены сжатым воздухом от грязи, попавшей в них во время нашего нахождения в яме.

Вскоре они загудели как надо, и "Дейчланд" свободно всплыла на поверхность воды. Мы пробыли внизу полтора часа.

Капитан Хинш, у которого при виде нас отлегло от сердца, подошел со своим "Тимминс’ом" и стал у борта. Он был в смертельном беспокойстве за нас из-за нашего столь долгого отсутствия. По всей вероятности, мы попали в глубокую яму с водоворотом и "крутящимся песком", где мы уходили все глубже в песок и ил.

Немного погодя я поставил "Тимминс’а" на расстоянии 2-х миль от нас для наблюдения за нашим очередным, весьма важным, пробным погружением. Дело в том, что мы хотели всплыть без движения вперед, так чтобы перископ показался над водой. Маневр этот требует большой точности. Гораздо легче всплывать во время движения, с помощью перекладывания горизонтального руля, применяя динамическую силу, но при этом перископ оставляет за собой пенящийся след, привлекавший внимание.

Поэтому мы хотели сделать опыт и всплыть с довольно большой глубины, сохраняя по возможности равновесие, опоражнивая и наполняя поочередно цистерны, принять такое положение, при котором лишь перископ появляется вертикально над водой.

Опыт удался. Мы высунули наше "щупальце" – перископ, и "Тимминс", который знал, где мы приблизительно находимся, не заметил нас, пока не показалась из воды сама рубка.

Таким образом я удостоверился, что мы подготовлены ко всем возможным случайностям и можем решиться на прорыв без риска быть замеченными. Мы спокойно пошли вперед и установили свой курс с таким расчетом, чтобы по наступлении темноты очутиться между обоими мысами.

Настала ночь, мы вошли в опасную полосу. Впереди тихо и спокойно светил постоянный свет маяка Henry, между тем как слева Charles появлялся в ночном мраке с промежутками, подобно молнии. Взяв эти пелинги, мы смело шли вперед.

Вдруг справа появились два прожектора. Проклятые лучи, быстро нащупывая темные волны, наконец ослепили и нас. Нырнуть было уже поздно; предательский луч поймал "Дейчланд" и не выпускал ее. Вслед затем мы увидели, как лучи, удостоверившись в том, кто мы такие, дважды были направлены вертикально вверх и затем исчезли. Свыкнувшись опять с темнотой, мы увидели справа два черных рыболовных судна.

– Проклятые негодяи, – проворчал Краполь, – они выдали нас.

К сожалению, он был прав. С берега в высь поднялась светящаяся ракета, очевидно, служившая сигналом ожидавшим невдалеке, английским крейсерам.