И долго после этого ходили по рукам эти прозрачные кристаллы и, преломляя солнечные лучи, вспыхивали горячими разноцветными огнями.

Когда, спустя два дня после этого случая, «Океан» быстро шел вдоль восточного берега Африки, к Красному морю, командир парохода мог уже считать себя очень богатым человеком и смело смотреть в будущее, сулившее ему так много борьбы и труда.

Через полгода после плавания «Океана» с изгнанницами из Гамбурга вышел в дальний рейс огромный торговый пароход, на корме которого виднелась белая надпись: «Капитан Седельников».

Сам Илья Максимович вел свой пароход.

После доставки ван Гаагена в Голландию, капитан через три месяца получил известие, что группа капиталистов покупает его алмазы. Полученная им сумма представляла огромное состояние, позволившее Илье Максимовичу приобрести отличный пароход новейшего типа, нагрузить его разнообразными товарами, навербовать опытную команду из людей, знавших все моря нашей планеты.

Выход «Капитана Седельникова» из гамбургского порта был целым событием. Толпы народа высыпали на набережную следить за быстрым ходом красивого судна, строившегося лучшими знатоками кораблестроения в Германии и находящегося теперь под командой Седельникова, — счастливца, случайно сделавшегося обладателем огромного состояния, равного капиталам нескольких мировых фирм, накоплявших свои богатства веками предприимчивости и трудолюбия.

Илья же Максимович, стоя наверху высокого капитанского мостика, спокойным и уверенным взглядом смотрел на богатый город и целый лес пароходных труб и мачт на рейде. На фор-марсе у «Капитана Седельникова» висел темно-зеленый флаг с двумя ломаными линиями, — сигнал большого перехода.

На борту парохода, несшего в трюмах полный груз, кроме команды и офицерского состава, находилось около 400 человек пассажиров, отправившихся в северо-западные африканские порты, и двое гостей командира.

Один из них был старинный друг семьи Седельникова, старый профессор Залесов, известный химик и медик, взявший на себя обязанности судового врача.

Его уговорил ехать с собой Илья Максимович, соблазнив старика новыми и еще неизведанными ощущениями, а втайне моряк страстно желал иметь возле себя во время тяжелой экспедиции к о. Гарвея этого преданного ему и всегда трезво мыслящего человека.

Другой — был молодой журналист, человек смелый, веселый и бесшабашный. Назывался он Григорием Михайловичем Жуковым. Имя его недавно прогремело по миру, так как этот безумно смелый человек совершил путешествие по образовавшейся в Северном Урале трещине.

Путешествие это отняло у молодого журналиста около двух недель, в течение которых он углубился на пять верст внутрь земли и попутно открыл нефтяное море с неиссякаемыми запасами нефти и горного воска.

С Седельниковым он был знаком давно, так как плавал с ним однажды в Бразилию, где оба они на шлюпке поднимались вверх по Амазонке, подвергаясь всем опасностям, подстерегающим людей в девственных лесах Бразилии.

Узнав о настоящей цели плавания «Капитана Седельникова», Жуков примчался к Илье Максимовичу и, шумно выражая свой восторг, умолял его взять с собой.

Для моряка такой товарищ представлял настоящий клад. Выносливый, безудержно смелый, находчивый и страстно любящий всякие опасности и приключения, Жуков мог пригодиться при разных обстоятельствах.

Илья Максимович в течение долгого плавания не переставал волноваться, и чем ближе был его пароход к южной оконечности Африки, тем сильнее становилось волнение и более жгучим и мучительным чувство нетерпения.

А между тем торопиться не приходилось. В Южном Ледовитом океане за полярным кругом еще свирепствовала зима и сплошные ледяные поля, безмолвные и пустынные, начинаясь на параллели островов Грагама, преграждали доступ к несчастным изгнанницам, отданным во власть полярной зимы. Порой от этих полей и ледяных плоскогорий отрывались огромные айсберги и, подхваченные течением, величаво плыли к северу, как бледные призраки из логовища смерти, и медленно таяли у мыса Горн или у группы островов Бувэ.

Пережидая это время вынужденного бездействия, «Капитан Седельников» бросал якорь у наименее посещаемых западноевропейских портов и вел торговлю с туземцами и заброшенными сюда судьбой и политикой европейцами. Пароход останавливался на о. Бисагосе, в либерийском порту Монровии, против устья Нигера, где от чернокожих племени гванду Жуков приобрел целый ящик, наполненный глиняными сосудами с ядами змей, пауков и тропических растений.

Заходил Илья Максимович на португальские острова До-Принчипе и Св. Фомы, распродал много тканей и эмалированной посуды итальянцам на Фернандо-По и Анно-Бон, был на берегу опасной своими невысыхающими болотами Лоанги, где змеи встречаются чаще, чем напуганные ими и истощаемые злой лихорадкой люди; посетил Бенгуэлу и Моссамедес, где распродал остатки своего груза, и решил дождаться полярной весны в английском портовом городке Шепмансдорфе, лежащем почти на самом тропике Козерога.

Дойдя до этого порта и объявившись местным властям, Илья Максимович сдал команду своему старшему помощнику, а сам вместе с профессором Залесовым и Жуковым, взяв с собой трех матросов и проводника, решил совершить путешествие по Дамарскому хребту, отделяющему от Атлантического океана бесплодную землю готтентотов.

В описываемое время это племя почти уже было уничтожено. Причиной исчезновения этого некогда многочисленного и воинственного народа были болезни и тяжелые работы в угольных рудниках, расположенных в северной Намаке и принадлежащих германской фирме «Иоганн Коль и Генрих Маусс» — крупнейшему в мире в мире каменноугольному предприятию. Земля готтентотов, разоренная и истощенная, не привлекла более культурных предпринимателей, а потому представляла совершенно неустроенную страну, где даже прежние колесные дороги и верховые тропы пришли в упадок, заросли кустами, высокими колючими кактусами и цепкой, вьющейся травой.

Все земли вымершего племени принадлежали теперь трем родам, ведущим свое начало от двух правящих династий вождей и от касты жрецов.

У Седельникова было намерение познакомиться с Дамарой, так как в эти пустынные места, в случае удачи, можно было доставить сосланных на о. Гарвея женщин.

Купив лошадей и взяв проводника-охотника из Гольдессы, Илья Максимович со своими спутниками двинулся от Шепмансдорфа на восток с тем, чтобы немедленно углубиться в Дамарские горы.

Путешествие по равнине, медленно, но неуклонно повышающейся и переходящей постепенно в каменистый хребет, не было интересным. Среди кактусов и кустов агав с твердыми, как кожа, листьями, попадались лишь змеи. Это были по большей части «тайты», родичи питона, неподвижные, ленивые змеи около четырех метров длиной с черными кольцами на серой, лоснящейся коже. Изредка в зарослях слышалось глухое, ворчливое грохотание, и тогда проводник пугливо жался к европейцам и шептал:

— «Пимхай» — гремучая змея… Сейчас выйдет!

Но змеи не выходили из зарослей и таились в них, напуганные шумом и разговором нескольких людей.

До самого Отиимбигуе путники не встретили ни одного селения некогда многочисленных и воинственных готтентотов. Зато картина разрушения была полная. Местами приходилось ехать в тесных ущельях среди гор, вся поверхность которых была превращена в сплошные холмы земли, перемешанной с угольной пылью или отработанной рудой. Кое-где зияли входы в давно заброшенные шахты. В них росли уже кактусы, плели сети красные пауки «Гайи» и гнездились большие зеленые ящерицы и маленькие, юркие змейки.

Вся местность носила следы напряженной, хищнической деятельности человека, была опустошена и обезображена. И тут же рядом с разрушившимися и сожженными прежними сооружениями, как бы искупительная жертва, виднелись длинные ряды холмов. Над некоторыми из них сохранились еще каменные и чугунные плиты или железные памятники. На уцелевших кое-где железных дощечках можно было прочитать имена погребенных под ними людей, умерших около ста лет тому назад. Здесь встречались, наряду с немецкими, французские, итальянские, испанские и английские имена.