Жизнь, как говорится, берет свое, а иногда и чужое. Идет время, и всё больше возрастает интерес древнерусских писателей и читателей к другим, более земным, сторонам жизни человека. Читатель теперь хочет не только поучительности, но и увлекательности.

Вот какая история произошла с написанной в XVI веке и очень популярной на Руси «Повестью о Петре и Февронии Муромских». Канонизация (причисление к лику святых) муромского князя Петра и его жены Февронии предполагала составление жития — жизнеописания, подтверждающего святость героев. Написать житие Петра и Февронии было поручено протопопу Ермолаю. Однако Петр и Феврония жили в XII веке, а Ермолай в XVI-м. Попробуйте-ка написать что-нибудь о вашем пра-пра-пра-дедушке, который жил 400 лет назад! Единственное, что вы сможете о нем сказать, что он жил и умер и был (может быть) хорошим человеком. Для жития маловато. Вот и бедный Ермолай мог опираться не столько на документы и воспоминания (они почти не сохранились), сколько на легенды и предания о жизни и делах муромских князей. А что такое легенда? Быль, от старости похожая на сказку. Но протопоп Ермолай был, видимо, человек веселый и с воображением. Его эти легенды так увлекли, что вместо жития он написал увлекательную приключенческую волшебную повесть, в которой герой побеждает змея-оборотня чудодейственным мечом, героиня обладает магическими знаниями, словно сказочная мудрая дева. Сюжетом становится не столько описание жизни, посвященной Богу, сколько история верной любви Петра и Февронии, любви, преодолевающей зависть, злобу, предрассудки. Конечно, Ермолая за эту самодеятельность как следует отругали. «Какое ж это житие? — строго сказал ему заказчик. — Это ты, Ермолай, что-то несуразное написал. Неформат!» Пришлось писать другое, «правильное» житие. Но зато «Повесть о Петре и Февронии» Ермолая-Еразма стала бестселлером древнерусской литературы. Ее так часто переписывали от руки, что она дошла до наших дней.

А теперь о грустном. О древнерусской литературе мы знаем только по дошедшим до нас произведениям. А дошло их совсем немного. И дошли они, если уж начистоту, случайно. Причин много.

Долго и трудно создавалась древнерусская книга. Монах писал заостренной палочкой или пером на дорогостоящей бумаге (она была редкостью!) или выделанной коже, стараясь красиво и аккуратно вывести каждую букву, пользуясь светлым временем. Вечером или ночью не попишешь. Наверняка заместитель настоятеля монастыря по хозчасти ругался: «Ишь, расселись тут! Писатели, елы-палы! Свечей на вас не напасешься!» Рукопись создавалась в единственном экземпляре. Если было необходимо, ее переписывали несколько раз — но счет шел максимум на несколько копий, а никак не на тысячи. За 50-100 лет рукопись, если она не была сложена в книгу, приходила в негодность. Она могла сгореть в пожаре — а пожары тогда были обычным делом. Всякий порядочный город просто обязан был раз в 10–15 лет сгорать дотла. Рукописи уничтожали специально: в ходе церковных реформ, реформ Петра I-го, революций и борьбы с религией в ХХ веке. Никто не считал, сколько погибло рукописей. Возможно, до нас дошла одна тысячная часть того, что было написано в XI–XVII веках. А может, и меньше. Говорят, рукописи не горят. Ага, как же. Еще как!

На уроках литературы мы читаем и изучаем так называемую «художественную» литературу. По-английски ее называют fiction. Фикция — это то, чего не было на самом деле, что создано и существует только в воображении автора. Ну и читателя, конечно, если он прочитает такую книгу. Была ли древнерусская литература художественной? И да, и нет.

Почему да?

Потому что в произведениях древнерусской литературы часто присутствовал вымысел, авторская фантазия, потому что в письменные тексты по разным причинам проникали сказочные образы и сюжеты устного народного творчества — фольклора, потому что авторы стремились воздействовать не только на разум, но и на чувства слушателей и читателей, а сильнее всего воздействует красота. И древние писатели старались писать красиво, украшали свою речь яркими сравнениями, эмоциональными восклицаниями, строили тексты подобно зодчим, строившим храмы.

Почему нет?

Потому что древнерусская литература и не собиралась быть художественной. Главная ее цель — донесение Истины, она стремилась строго следовать фактам, поучать, а не развлекать, призывать к праведной жизни, а не рассказывать занимательные истории. Ведь древнерусская литература и по происхождению, и по содержанию была прежде всего религиозной. И если в текст проникали фантазия, вымысел, то не специально. Если в «Повести временных лет» рассказывается легенда о гибели Олега от своего коня, то проверить ее достоверность даже во времена создания летописи было уже невозможно. Но эта сомнительная история потребовалась летописцу, чтобы утвердить мысль о неотвратимости судьбы. Был ли апостол Андрей на берегах Днепра, как рассказывается в летописи? Вряд ли. Но летописец пересказывает эту легенду, чтобы доказать равенство Киевской Руси с другими христианскими государствами.

Много сказочных мотивов и отступлений от исторической точности и в «Слове о полку Игореве». Но это оправдано: автор создает не историческое, а ораторское, лирическое, эмоциональное по сути произведение, призывающее к единству Русской земли, и жертвует для этой цели достоверностью. Образы, которые автор черпает из фольклорных источников, необходимы ему для большей убедительности, для создания эмоционального эффекта.

Жития, доказывающие святость героя, почти всегда описывали чудеса, им совершенные. Здесь действительность от легенды порой отличить невозможно. Это вопрос веры. А авторы житий свято верили в эти чудеса.

Древнерусские книжники не считали себя писателями, авторами в современном значении этих слов. Скорее они ощущали себя скромными переписчиками, ретрансляторами, передатчиками и распространителями уже существующей Истины. Они осознавали слабость своих человеческих сил перед величием этой Божественной истины и часто начинали свои произведения с самоуничижения, с признания своей «худости», с извинений перед читателем, что, будучи обычными людьми, берутся говорить о вечном и высоком. И все же они пытались выразить и донести Истину доступными им средствами. А средства эти в лучших произведениях древней русской словесности были высокохудожественными.

Древнерусская литература была литературой средневековья. Существовала она с XI по XVI век.

А вот литературу XVII века часто называют литературой переходного периода. XVII век был действительно переходным. Это был переход от Средневековья к Новому времени, то есть к такому обществу, которое в общих чертах сохраняется до сих пор. Если начался этот переходный век с трагических событий Смутного времени, с кризиса русского Средневековья и его преодоления, то в конце века Россия уже ставит перед собой задачу стать одним из ведущих государств Европы и Азии.

Переходной была и литература. По-прежнему она живо откликается на важнейшие события своего времени. В начале XVII века Русь охватила смута. Русские писатели не только описывали происходящее, но и пытались понять причины наступивших бедствий, взывали к совести русских людей, справедливо считали, что смута царит не столько в государстве, сколько в головах. Об этом пишет Авраамий Палицын в историческом сочинении о смутном времени «Сказания, или истории в память предыдущим родам». Он рассказывает о загадочной смерти в Угличе царевича Димитрия, о последовавшей смене царей, о самозванцах, о развернувшейся гражданской войне, поддержанной поляками. Самый яркий эпизод книги — описание осады мятежниками Троице-Сергиева монастыря и героической его защиты. Автор старается дать самое полное, документальное представление о Смутном времени.

Совсем другой характер носит «Повесть о преставлении и погребении князя Михаила Васильевича Скопина-Шуйского». Это очень эмоциональное произведение, рассказывающее о внезапной и странной смерти совсем молодого, но талантливого и уже прославившегося своими победами полководца. На него с надеждой смотрели русские люди, ждали, что он избавит родину от мятежников и интервентов. Автор выдвигает свою версию гибели князя: он был отравлен на пиру женой князя Дмитрия Шуйского Марьей. Для автора важно, что Марья — дочь Малюты Скуратова, опричника Ивана Грозного, известного своей жестокостью. Намек ясен: вот откуда идут корни той злобы, предательства, которые охватили сегодня Русскую землю.