В области внешней политики новое Советское государство уже в на­чале 1920-х гг. выступило, по существу, прямым преемником Российской империи. Оно имело интересы в тех же регионах, где стремилось утвер­диться царское правительство: в Восточной Европе, на Балканах, на «му­сульманском» и Дальнем Востоке. К этому добавлялись и аргументы в духе идеологической и исторической исключительности: Советский Союз

объявил себя первым и единственным «государством рабочих и крестьян», призванным нести эту модель всем другим странам и народам. Это давало ему, в глазах его лидеров, бесспорное право на мировую гегемонию. Именно такой смысл приобрел в устах его вождей лозунг «мировой рево­люции», о котором периодически, но чем дальше, тем реже, вспоминали еще в 1930-х годах. Советские власти оказывали существенную помощь и поддержку (через Коммунистический Интернационал и другие организа­ции) зарубежным политическим партиям и движениям, которые пропа­гандировали аналогичное государственно-политическое устройство или воспринимались как союзники в борьбе против внешнеполитических со­перников СССР.

Впрочем, этот идеологически мотивированный момент никогда не мешал прагматизму, и в этом отношении Советский Союз ничем не отли­чался от любого другого государства, обладающего собственными мировы­ми интересами. Речь шла о приобретении экономических и стратегических выгод и о расширении сферы своего влияния. Выступая на международной конференции в Генуе в 1922 г., глава советского внешнеполитического ве­домства Г.В.Чичерин заявил, что, несмотря на все идейные принципы, «в нынешнюю историческую эпоху, делающую возможным параллельное су­ществование старого и нарождающегося нового социального строя, эко­номическое сотрудничество между государствами, представляющими эти две системы собственности, является повелительно необходимым для все­общего экономического восстановления»[393]. Разумеется, экономической сферой дело не ограничивалось.

Специфика внешнеполитического положения Советского государства в 1920-х гг. определялась тем, что оно фактически оказалось в состоянии изоляции. Государства Антанты, одержавшие победу в Первой мировой войне, и прежде всего Великобритания и Франция, готовы были иметь с ним дело лишь в том случае, если оно признает долги, числившиеся за царским и временным правительством, а также компенсирует стоимость национализированной им собственности иностранных граждан. Пойти на это правительство Советской России категорически отказывалось. Един­ственный выход для него заключался в том, чтобы найти брешь в блоке противостоявших ему держав, апеллируя к тем, кто был недоволен новым мировым порядком, который сложился после мировой войны. В свою оче­редь, противостояние с главной победившей империей - Британской усу­гублялось традиционными британско-российскими конфликтами в районе Турции и черноморских проливов, на Кавказе и в Центральной Азии. На Дальнем Востоке Советское государство до 1927 г. поддерживало совет­никами и поставками правительство Гоминдана в Китае, которое вело борьбу с группировками, союзными Великобритании и Японии.

Все это подталкивало Москву к потенциальному сближению с госу­дарствами, которые, по тем или иным причинам, стремились к пересмотру сложившегося в мире соотношения сил. Ими были, прежде всего, Германия и Италия. Берлин рассчитывал на то, что партнерство с Россией станет для него своего рода противовесом Версальскому договору и созданной им системе. В 1922 г. российская и германская делегация заключили в Рапалло договор о восстановлении дипломатических отношений, взаимном отказе от материальных претензий и развитии торгово-экономических связей на основе принципа наибольшего благоприятствования. В 1925 г. последовали торговый договор и соглашение о предоставлении германских кредитов, а в 1926 г. - договор о ненападении и нейтралитете. В действительности, сотрудничество между двумя странами вышло далеко за пределы нейтра­литета. С начала 1920-х гг. оно широко распространилось и на военно­политическую сферу, включив поставки оружия и снаряжения, сооружение военных объектов, обучение офицерских кадров и т.д.

Другим партнером Москвы стала Италия, причем несмотря на уста­новление в этой стране фашистского режима Муссолини. В ноябре 1923 г. итальянский парламент проголосовал за признание СССР, и в 1924 г. меж­ду обоими государствами был заключен торговый договор, предоставляв­ший Риму коммерческие льготы.

Сделка с «обиженными» державами помогла советским властям до­биться урегулирования с теми, кто доминировал на послевоенной мировой арене. В 1924 г. о признании СССР объявили новые лейбористское прави­тельство Великобритании и левоцентристский кабинет Франции. Тем не менее, отношения с этими государствами, несмотря на развитие торговли, оставались весьма сдержанными. Так, осенью 1924 г. дело едва не дошло до разрыва, когда британское правительство обвинило председателя Ко­минтерна Г.Е.Зиновьева в отправке тайной заговорщической инструкции местной компартии. В 1927 г. Великобритания порвала дипломатические и торговые связи с СССР, обвинив Москву в «подрывной деятельности», вмешательстве во внутренние дела Китая и т.д.; некоторое время ситуация балансировала на грани войны, и отношения были формально восстанов­лены только в 1929 г. Советско-французский договор о ненападении был заключен лишь в 1932 г. В Лигу Наций - орган, закреплявший междуна­родное статус-кво, - Советский Союз не принимали вплоть до 1934 г.

В целом, можно утверждать, что в этот период времени, когда на ми­ровой арене уже исподволь начиналась борьба между государствами, ко­торые вышли гегемонами из Первой мировой войны и стремились сохра­нить новый порядок, и странами, желавшими пересмотра сложившегося соотношения сил, СССР тяготел скорее ко вторым. Это противоборство привело, в конечном счете, к формированию двух империалистических блоков, но расстановке партнеров и системе союзов суждено было еще не раз претерпеть изменения.

Внешнеполитическая ориентация советскаго правительства начала меняться в 1933-1934 гг. Первоначально, после прихода Гитлера к власти в Германии, обе стороны не имели намерения разрывать сложившиеся тес­ные связи, несмотря на жестокие преследования германской компартии. Как разъяснял в 1935 г. председатель советского правительства В.М.Моло- тов (возглавивший его в 1930 г. после отставки А.И.Рыкова и уступивший в мае 1941 г. этот пост Сталину), «у нас не было и нет другого желания, как иметь и дальше хорошие отношения с Германией. Всем известно, что Со­ветский Союз проникнут глубоким стремлением к развитию отношений со всеми государствами, не исключая и государств с фашистским режи­мом»[394]. В марте 1933 г. торговый договор между СССР и Германией был продлен. Сталин и его окружение полагали, что разгром компартии Гитле­ром не повлияет на отношения двух стран, и их удастся развивать по-преж­нему[395][396]. Однако уже с конца года отношения начали портиться. Москва была недовольна участившимися нападениями на свои торговые предста­вительства и граждан в Германии, а также нежеланием немецкой стороны облегчить советский импорт на фоне значительного внешнего долга. Кро­ме того, советская сторона испытывала все большую озабоченность в связи с растущими германскими вооружениями и была раздражена германско- польским договором о ненападении 1934 г., сочтя его направленным про­тив себя. Все это побудило сталинский режим резко сменить внешнеполи-

~ 395

тическии курс .

Партнерство с Германией было свернуто, и вместо этого Советский Союз заключил в 1935 г. договоры о взаимной помощи с Францией и Че­хословакией. Фактически возник тройственный пакт, участники которого обязывались оказать друг другу военную поддержку в случае нападения на кого-либо из них. Соглашения были направлены на сохранение европейско­го статус-кво, то есть, фактически итогов Первой мировой войны. Соперни­чество между Германией и Италией, с одной стороны, и Советским Союзом, с другой, резко обострилось в ходе гражданской войны в Испании (1936— 1939 гг.): два первых государства поддержали мятежников генерала Франко, направив в помощь им не только оружие, но и воинские части, в то время как сталинский режим продавал оружие республиканцам и послал в Испа­нию военных специалистов и «добровольцев». В свою очередь, отноше­ния между Москвой и германским союзником (с 1936 г.) Японией балан­сировали на грани войны: в 1938 г. произошли советско-японские военные столкновения в районе озера Хасан, а в 1939 г. советские части отбили вторжение японской армии в Монголию.