Большинство командных постов в армии заняли бывшие генералы и офицеры царской армии. 29 июля 1918 г. Совнарком принял декрет об обязательном призыве на службу в Красную армию бывших офицеров, чиновников, врачей. Всего до конца гражданской войны были призваны 49 тыс. офицеров и генералов. В 1918 г. бывшие царские командиры составляли 75% командного состава Красной армии (в 1920 г. эта доля сократилась до 42% за счет выдвижения новых кадров). Лишь небольшая их часть искренне приняла революцию и даже активно участвовала в ней. Большинство сохранило старые, или, как тогда говорили, «старорежимные» нравы: презрение к рядовым, аристократический кастовый дух. Оно требовало от солдат повиновения, строжайшего соблюдения уставного порядка и унизительного почитания, часто не считая их за людей. Советский военачальник Г.К.Жуков, служивший в годы Гражданской войны в Красной армии, осторожно свидетельствует: «Одного у них не хватало - это умелого подхода к бойцам. Держались они как-то особняком, не находили общего языка с красноармейской массой...»[115]. В действительности, принудительно мобилизованные солдаты часто ненавидели этих командиров, издевательства которых были им памятны еще с царских времен.
Для контроля над действиями военных командиров и ведения идеологической работы в армии большевистское государство ввело институт политических комиссаров. Но вскоре и они, и новые командиры уже мало чем отличались от бывших офицеров. Советский военачальник Л.Г.Пет- ровский, вспоминая об учебе в военном училище и службе в этот период, констатировал, что они «стали членами новой офицерской касты, и никакая агитация, никакие красивые слова о необходимости связи с массами ни к чему бы ни привели. Условия быта сильнее добрых пожеланий»[116]. 31 октября 1920 Троцкий обратился к Реввоенсоветам фронтов и армий с приказом «Больше равенства!», в котором упоминал о командирах, одевающихся с крайним щегольством, тогда как бойцы ходят полуголыми, о попойках с участием командиров и политкомиссаров, об использовании служебных автомобилей для увеселительных поездок, устраиваемых на глазах у усталых солдат. Он признавал, что такие факты «неизбежно оскорбляют чувства равенства и товарищества в красноармейцах», но оговаривался, что не ставит себе «невыполнимой задачи немедленного устранения всех и всяких преимуществ в армии»[117].
С другой стороны, власти постепенно устраняли сравнительно независимых, выдвинувшихся снизу военных командиров под флагом борьбы с «партизанщиной» и «бонапартизмом». При странных, до сих пор невыясненных обстоятельствах погибли командир Двинского полка в Москве, анархист Грачев (его полк сыграл важнейшую роль в победе Октябрьской революции в Москве), командиры дивизий: левый эсер В.И.Киквидзе (январь 1919 г.), Н.А.Щорс (август 1919 г.), В.И.Чапаев (октябрь 1919 г.), бывший анархист Н.А.Каландаришвили (начало 1922г.)... Отряд, сформированный бывшим одесским налетчиком Мишкой Япончиком, перешедшим на сторону революции, был обманным образом разоружен, а сам он - убит. В 1921 г. был отдан под суд и казнен видный красный военачальник Ф.А.Миронов...
Важнейшей репрессивной силой, на которую опирался новый режим, стала политическая полиция - система Чрезвычайных комиссий (ЧК). Еще до прихода большевиков к власти Ленин неоднократно подчеркивал необходимость государственного террора со стороны будущей «диктатуры пролетариата» - наподобие якобинского террора в эпоху Великой Французской революции. Уже 7 декабря 1917 постановлением Совнаркома была
образована Всероссийская чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией и саботажем (ВЧК), а затем созданы и ее местные органы. Первоначально предполагалось, что репрессии и деятельность этой «революционной» политической полиции будут направлены против оказывающих сопротивление представителей старых элит. Но круг объектов террора быстро расширялся. В условиях германо-австрийского наступления 21 февраля 1918 г. Совнарком принял декрет «Социалистическое Отечество в опасности!», который санкционировал применение чрезвычайных мер (вплоть до расстрела на месте) в отношение тех, кто будет сочтен вражескими агентами, спекулянтами, саботажниками, грабителями, бродягами и т.д. Левые эсеры протестовали против «расстрельных мер», но когда большевистское большинство в Совнаркоме проигнорировало их протесты, они попросту смирились. В условиях гражданской войны ЧК превратились в орган полномасштабного государственного террора. В августе 1918 г. ВЧК стала именоваться Всероссийской чрезвычайной комиссией по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и преступлениями по должности, а в сентябре правительство подтвердило ее право карать лиц, обвиненных в причастности к заговорам, мятежам и подпольным организациям. По существу, отмечал видный левый эсер И.Штейнберг, слова «К стенке!» грозили «за все без разбора: неуплату налога на имущество, натурального налога и чрезвычайных налогов, уход из армии, уклонение от воинской службы, непоставки лошадей и зерна, уличные грабежи и государственную измену, обман и мошенничество, служебные нарушения и мелкую спекуляцию, искусно сплетенные контрреволюционные интриги и легкомысленное «оскорбление величества»». Расстрелы стали «тоном повседневной жизни»; «расправе с беззащитными, превращению людей в вещь, самому животному в человеке были открыты все шлюзы»[118]. Нормой стал принцип взятия заложников: за преступления одних должны были без разбора отвечать другие, виновные лишь в том, что они были нелояльны по отношению к большевистской власти или происходили из «непролетарской» среды.
Основную массу жертв «чрезвычаек» составляли не представители старых элит, а самые простые люди. Нередко их расстреливали подряд, целыми группами. Немецкий офицер Ф.Клейнов вспоминал о коллективной расправе «красных» над узниками тюрьмы в Киеве в 1919г., перед занятием города войсками Деникина. Каждую ночь кого-нибудь из узников уводили на «допрос», с которого тот уже не возвращался. Перед оставлением города все 250 оставшихся "арестованных прошли отбор. «Комиссия работала по алфавитному списку... и вся процедура длилась около 10 мучительных часов...». Около ста человек получили в карточках отметку «С» и были отпущены на свободу. Тридцати (включая немецких
заключенных) поставили отметку «М» - их, как заложников, отправили в Москву. Остальные получили литеру «Р» и были расстреляны в ту же ночь. «Их вызывали по 7 человек, они должны были раздеться, лечь лицом на землю, и каждый получил в затылок револьверную пулю». Никто в тюрьме не знал, какой приговор вынесен каждому, и все заключенные пережили ночь неописуемого ужаса[119].
Иногда расправы над противниками приобретали истерический характер. После убийства членом партии эсеров руководителя Петроградской ЧК М.С.Урицкого и покушения на Ленина в августе 1918 г. газеты правящей партии призывали к «ненависти и мести», а ВЦИК провозгласил 2 сентября «массовый красный террор». В те дни по всей стране прокатились массовые расстрелы заложников: только по официальным данным, в Петрограде казнили 512 человек, в Нижнем Новгороде - 46 человек, десятки в других городах, включая самые небольшие населенные пункты[120].
«Чрезвычайки» внушали всеобщий ужас. Даже печатный орган большевистской партии газета «Правда» писала в октябре 1918 г. о тенденции подменять лозунг «Вся власть Советам» другим: «Вся власть ЧК». Политическая полиция «красных» (как, впрочем, и «белых») обыскивала, конфисковывала, арестовывала, вела следствия, выносила приговоры и приводила их в исполнение. «ЧК сегодня - уже не государство в государстве, а государство над государством, - свидетельствовала Э.Гольдман. - Вся Россия, вплоть до самых отдаленных деревень, покрыта сетью ЧК. Любое отделение разветвленной бюрократической системы имеет свои чрезвычайные комиссии, всевластно распоряжающееся жизнью и смертью русского народа... ЧК - это шпион, полицейский, судья, тюремщик и палач в одном лице... Она почти всегда действует по ночам. Внезапно вспыхивающий поток света в каком-либо районе, шум мчащихся с безумной скоростью машин ЧК - это сигналы, предназначенные ввергнуть население в тревогу и внушить ему ужас. Кто те несчастные, кого арестовали этой ночью? Кто окажется следующим?..»[121].