Вечером отец смотрит с любопытством на работу Гришки и спрашивает:
— Ну, как продвигается дело-то твое?
— Хорошо! — весело улыбается Гришка, — вот только насчет телефонной трубки… Надо бы, говорю, трубку купить!
— Гм… Следовательно, без трубки никак, то есть, нельзя обойтись?
— Никак… Потому трубка — очень важная вещь для радио-приемника, — наставляет Гришка отца.
Отец думает, кряхтит, морщит лоб и со вздохом произносит:
— Что ж… Видно придется… купить трубку-то… так значит… А тебе, часом, не нужно помочь?
— Не надо, — отмахивается Гришка, — я сам…
— Ну, ну, — встает отец, — твое дело…
— Гм… гм… А сестру зачем изводишь?
Гришка досадливо морщится:
— Мещанка она… Не терплю таких… ходит вся в пудре, намазанная… Смотреть тошно!
— Хо-хо хо, — смеется отец, откидывая голову назад и краснея от смеха, — так, говоришь, смотреть тошно?
— Ясно — тошно!
— Чудак, ты Гришка, — улыбается отец, — я вот другим рос!.. Не знал я этого ничего.
— Ну, вот и плохо… Видишь, какая у тебя дочь выросла — пудреница!
* * *
Прошла еще неделя.
Гришка собрал свой аппарат, обтянул комнату проводами, оголенный конец провода за водопроводную трубу зацепил.
— И чего ты балуешься? — ворчит сестра.
— А, — хмурится Гришка, — какое здесь баловство, если я заземление делаю? Ты, пожалуйста, не выноси своих постановлений о радио, потому и ты в радио, как я вижу, совсем не разбираешься!
А однажды подозвал Гришка свою сестру-мещанку к аппарату, сложил руки на груди и сказал важно:
— Хочешь, я тебе силу радио покажу!
— Отвяжись!
— Нет, ты уж — пожалуйста… Сама же говорила — баловство, а теперь я могу тебе толк показать!
— Ну… Где он толк-то?
— А вот… Возьми-ка в руки эту проволоку!
— Которую? — нагнулась сестра.
— А крайнюю… Во, во!
Сестра протянула руку к тонкой проволоке, высовывающейся из ящика, но тотчас же отдернула ее назад.
— Ай-й-й!.. Бандит, дурак, болван!.. Что ты здесь устроил?.. Убить нас хочешь?
— А ты не трогай, — сказал Гришка, — потому здесь заключается ток, а сегодня я пойду в домком и попрошу разрешения повесить антенну!
— Что?.. Что тут еще случилось? — вбежала на крик перепуганная мать.
Сестра, конечно, поторопилась накляузничать.
— А ну вас; — рассердился Гришка, — мне еще антенну нужно навесить.
— Тьфу ты, — плюнула мать, — и в кого только уродился такой озорной мальчишка?.. Видала я детей, а такого еще в первый раз вижу. И мы были детьми, слава богу, да только таких шалостей у нас что-то и не слыхать было… Да-а что он тут собирается навесить?.. Как ты сказал, — ан… ан… ан…
Но Гришка сидел уже у преддомкома и вопроса матери не слышал.
— Что ж, это хорошее дело, — погладил бороду преддомкома, — только вот — будет ли действовать твой снаряд-то?
— Будет! — заверил Гришка.
— Гм… Будет, говорить?… И сегодня же?..
— Сегодня же будет… Главное — антенна, вот что!
— Так, так, — покрутил бородку преддомкома, — ну, что ж — пойдем, и я помогу, пока мне делать нечего!
— Как нечего? — подпрыгнул от изумления счетовод, — а ведомости проверять когда же?
— Что ведомости… Тут — антенна, а он с ведомостями!.. Идем, парень!.
Через полчаса бородатый преддомкома и взъерошенный Гришка лазили по гребню крыши, устанавливая антенну.
Гришка отчаянно ругался басом, сердился на нерасторопность преда, а пред потел, ползал на четвереньках по крыше, три раза хотел бросить «эту антенну» к черту и под конец установки порвал новые брюки со штрипкой о водосточную трубу.
* * *
Вечером квартира была переполнена до неприличия.
Все жильцы пришли посмотреть, что получилось из Гришкиной затеи.
Главбух Резинотреста принес грамофонную трубу и уверял Гришку, что всякий уважающий себя радист, для усиления звуков пользуется трубою только Главбуха, но Гришка отверг это предложение самым решительным образом:
— Спрячьте трубу, гражданин, и не толкайтесь, — заявил он тоном, не допускающим возражений, — во-первых, у меня есть картонный усилитесь, а во вторых — сейчас будет начало!
Пробило восемь часов.
В трубке что-то захрюкало, засипело.
— Простудилась бедняжка — попробовал пошутить жилец из 4 номера.
Гришка бросился к аппарату, нацепил картонный рупор и крикнул взволнованно:
— Тише, товарищи… Начинается!
Все моментально притихли и, вытянув головы вперед, с любопытством взглянули в зияющую дыру картонного усилителя.
Рупор солидно откашлялся и сказал громко: — доклад о международном положении.
— Здорово;
— Ш-ш-ш-ш!
Хриплый голос кашлянул вторично и заговорил о Германии, о событиях в Китае, о происках Англии и о многом другом.
А после международного обозрения, рупор начал говорить такие забавные вещи, что все покраснели от смеха, как вареная свекла и хохотали, сотрясая маленькую квартиру, в течение развеселых десяти минут.
Водопроводчик Семен хлопнул восторженно своего соседа по плечу и крикнул сквозь смех:
— Ловко, черт!.. Ах, чтоб тебя разорвало!
— Ш-ш-ш-ш! — зашикали на него.
* * *
Два часа воробьиным взмахом мелькнули, а когда из рупора полилась музыка, то все сели на пол и, наклонив головы на бок, слушали музыку, затаив дыханье.
— Хорошо, — шептал Семен своему соседу, — эх, хорошо… Вот, друг, как мы… И выходит теперь: лежи на кровати, да слушай, какие тебе оперы разыгрывают… Хорошо ведь?., а?
— Да уж чего лучше — ты лежишь, а воно соловьем заливается… Дело чистое, куда не кинь!
Расходились неохотно; все ждали продолжения, но рупор молчал и Гришка довел до всеобщего сведения о конце радио-вечера и попросил граждан не мешать матери производить уборку и выйти из квартиры.
— Ишь, командует, — ворчала сестра, — смотри, что с полом устроили… Чистый хлев, право слово — хлев!
— И впрямь! — поддержал Семен, — как же так, товарищи, выходит — и удовольствие мы получили и мусор после себя оставили?
Тогда на середину комнаты выступил пред-домкома и заявил громогласно:
— Товарищи, я предлагаю: впредь до установки в каждой квартире своего радио, производить уборку в этих комнатах по очереди.
— Дело!
— Факт!
— Да чего там? Согласны, — закричали все хором, — …а самую установку произвести — поручить товарищу Грише, как опытному радио-инженеру, установившему в своей квартире первую в нашем доме, разрешите сказать, — радиостанцию!
— Согласны!
— Приветствуем!
— Ур-р-ра! — закричали жильцы и на радостях так качнули Гришку, что у него голова кругом пошла.
А ночью, когда опьяненный славой радио-инженер жилкоопа — товарищ Гриша засыпал, он слышал сквозь липкую дремоту ворчанье матери и смеющийся, добродушный голос отца:
— Оставь… Пусть ребенок развлекается… Чем царапаться ему с сестрою, пусть уж лучше до радио-дела приспосабливается… Может и действительно радио-инженером будет… В меня пошел мальчишка… Я, ведь, тоже был в детстве дошлым парнем..
Потом голос отца потерял слова и превратился в гудение пропеллера.
Гришка упал в липкие, пушистые об’ятия сна и тотчас же перед глазами его вырос огромный рупор, а оттуда густой голос прогудел громко и раздельно:.
— Мо — лодец!
И поцеловал Гришку в лоб.
Первый арест
Поглядывая из окна мчащегося со скоростью 70 километров в час поезда, я перебирал в своей памяти проводы вчерашнего дня, такого далекого, туманного, обрызганного горечью соленых слез.
Вспомнил синие горные вечера, нежные эдельвейсы, которые рвал я с опасностью для жизни на горных чердаках Швейцарии, и маленький домик с черепичной крышей, где я провел свое детство. И в дымке воспоминаний моих встал мой старый отец, покрытый сединою, точно старый Монблан своими вечными снегами.
Отец держал свою корявую руку на моей голове и говорил мне — голосом, дрожащим от слез:
