— Эээ… как говорят спецназовцы — чисто. А что ты тут ожидал увидеть?

— Там никого? — хмуро спросил мужик.

— Никого, — подтвердил я.

Он быстро выкинул окурок в угол, с хрустом покрутил головой, и решительно пошел вперед. Походя к двери, он несколько раз глубоко вдохнул, широко открывая рот, и выдохнул, вытягивая губы трубочкой, словно готовясь нырнуть в омут.

— Благодарю, — коротко сказал он, пожал мне руку и шагнул через порог.

— Да не за что… — пожал я плечами.

Дверь вдруг неожиданно захлопнулась, и почти немедленно за ней начался если не бой, то деревенская драка точно. «А, сука, и ты здесь?», — донесся до меня далекий крик резкого мужика, в котором не было уже ни капли страха. Бегущий топот превратился в яростную возню, потом в хрип. Трещало дерево, потом что-то порвали на части.

«Однако, подставил я мужика», — подумал я, и случайно заметил, что пластиковая карточка все еще у меня в руках. Я покрутил ее в руках. Погнул. И вдруг, неожиданно для самого себя, вставил ее в щель и провел вниз. Дверь отщелкнулась, и стало тихо. Так тихо, что зазвенело в ушах. Я повернул ручку и толкнул от себя. Коридор, дурацкие картины, плафоны с равнодушным светом… Не долго думая, переступил порог и прошел внутрь. Быстро повертел головой по сторонам, инстинктивно ища оружие, и вдруг вспомнил, что сам недавно отдал пистолет, который мне презентовал Серега. От души огорчился, и вдруг увидел в углу прихожей на вешалке длиннющий обувной рожок для исключительных лентяев, то есть длиной полметра, не меньше, чтобы не гнуть спину. На безрыбье и рак, как говорится… Быстро подошел, снял и, стараясь не шуметь, пошел с этой малоподходящей, но все же — стальной — штуковиной на разборки.

Первая дверь слева была просто кладовкой. Я предусмотрительно замахнулся рожком, открыл дверь и чуть было не изуродовал пылесос. Плюнул, закрыл и пошел дальше. Первая справа была кухня. Все было тихо, пристойно и чисто. Умеют же соблюдать порядок, сволочи…

Второй слева двери не было, был просто проход с бамбуковыми шторами. Я такие последний раз видел, если мне не изменяет память, в «Кабачке 13 стульев». Раздвинул их и попал в гостиную. Телевизор, диван, журнальный столик. Быстро развернулся, пошел дальше и дошел до второй двери справа. Она была чуть приоткрыта, поэтому я просто толкнул ее своим орудием убийства…

Там был очень приличный кабинет с массивным рабочим столом, столешница у которого была сделана из толстенного полированного стекла. Почему тут у всех дизайнеров такая тяга к прозрачному, интересно? Я подошел к столу и сел в удобное, тяжеленное даже на вид кресло. Передо мной стоял открытый ноутбук класса «замена десктопа». То есть — огромный и, наверняка, мощный. На дисплее неподвижно застыл резкий мужик со свежим шрамом во все ебало, и, тем не менее, с самой жизнерадостной гримасой на лице. За ним смутно угадывался какой-то пейзаж. Я нажал на «пробел».

— Я тут тебе запись оставил, — сказал он прямо мне в глаза, — отчего-то подумал, что ты за мной кинешься. Спасать, типа. Какой-то у тебя вид ебанутый — другим помогать, когда сам в говне. Не понимаю. Но оценил, факт. Тут же как, по жизни… один тебе деньги мешками носит, выходки твои пьяные терпит, все для тебя делает, а уходит — ты его и не помнишь. А помнишь какую-то ерунду из детства, когда ты упал, разбил, понимаешь, оба колена, а девочка к тебе подошла и по голове погладила. И всю жизнь это пигалица во сне приходит, и всю жизнь ты ей во сне улыбаешься сквозь, блядь, слезы. А ни имени ее, ни где живет — не ведаешь. Куски какие-то. И непонятно, почему вот эту девчушку конопатую мозг сохранил, а того, кто тебя реально кормил — не помнит, хоть убей… Курить хочешь? — вдруг спросил мужик, вытирая с лица кровь.

— Эээ… — протянул я.

— В правом ящике. Там сигарета. Одна всего. На подушечке красной, бархатной. А зажигалка на столе. Она в пепельницу вставлена, в центр. Дрянь какая-то, но огонь как из крематория…

Я посмотрел на стол и действительно увидел необъятных размеров стеклянную пепельницу с хрустальным цилиндром посредине. Взял цилиндр, нажал на какой-то выступ… лучше бы я этого не делал… Из верхнего торца цилиндра полыхнул полуметровый язык пламени и чуть не сжег мне все волосы напрочь.

— Ха! — повеселел мужик, — чую, тебе понравилось. Короче, кури и давай к себе сваливай. По моим расчетам, тебе аккурат выше этажом… Не шляйся здесь, это все-таки моя жизнь, хоть и неправильная. Бывай!

Поцарапанное лицо отодвинулось, за ним оказался лес, щедро залитый солнцем. Мужик развернулся, пошел вглубь, но на полпути остановился, повернулся и добавил:

— И кстати… за меня не переживай. Ты мне все равно помог. В этот раз я дольше проживу… Секунда в самом начале — это очень много. Потом уже, конечно, и десять лет — не срок…

Человек на экране поднял руку, да так и застыл, потому что запись оборвалась.

Я выдвинул ящик и достал Последнюю Сигарету на Красной Бархатной Подушечке. Взял ее, подкурил, а вернее, подпалил этой термоядерной зажигалкой, тщательно выкурил, затоптал пальцами в стеклянной пепельнице и вышел.

На следующем этаже на двери действительно был ярко-зеленый кружок того же цвета, что и мой ключ. Я это заметил еще с межэтажной площадки.

Ну, вот и все.

Время бояться.

Слегка, как сосед этажом ниже или дико, невыносимо, безумно и рвано, как Серега Болотный, оставшийся в тамбуре между двумя грохочущими мирами, летящими неизвестно куда. Ему там легко. Он ведь все упростил до безумия. Война не имеет нюансов и полутонов, ей достаточно двух цветов и одной эмоции. Так было всегда. Просто все воюют живьем, а он еще и мертвый… Джигит, блядь.

Я прикоснулся ладонью к полированной поверхности двери и попытался даже не услышать, а понять кожей — что там. Было тихо. Я приложил вторую ладонь, прислонился и тут мне стал мешать телефон в кобуре на поясе.

Ничего случайного тут не бывает, поэтому я достал его и нажал кнопку. «Сумма на вашем счете недостаточна»… и так далее. Очень даже логично. Сигареты кончились, деньги на счету тоже. Наверное, точно так же кончился бензин в моем серебристом Форде по имени Фокус. И вообще — вряд ли сейчас существует хоть что-нибудь, кроме входа в новую жизнь.

Я медленно вставил в щель свою карточку и провел вниз.

Щелчок был самым громким, из всех, что я слышал когда-либо.

Поворот ручки.

Легкое нажатие.

Здравствуй, мама, я пришел почти что весь… вот нога моя — на гвоздь ее повесь…

Всего лишь шагнуть через порог.

Новая, абсолютно чистая жизнь, в которой я все-все переделаю. Я теперь знаю — как. Я постараюсь сделать так, чтобы это поняли если не все, то хотя бы моя семья. У меня будет лучшая в мире семья, и лучший в мире сын, потому что иначе быть не может — каждая новая жизнь, если не врут индусы — исправление старой. Просто надо слушать судьбу и вспоминать прошлое. Хоть иногда. Это и есть путь к свету — просто помнить. Не зачеркивая. Не отвергая. Каждая ошибка как шрам, а шрамы не убивают. Если уж раны зажили…

Я шагнул и упал вперед, как боксер получивший встречный удар.

… в розовом искрящемся мареве, простирающимся во все стороны не было ничего, кроме тепла и покоя. Какое-то время я даже верил, что меня любят. Много мягкой, нежной, ласкающей теплоты. Я улыбался. Клетки моего тела с удовольствием делились. Очень, очень хотелось распрямиться и бежать на толстеньких, еще ни разу не ломаных ножках. Хотелось света и воздуха. Не то чтобы очень, все же.

Купаясь в теплом ласкающем розовом озере, я вдруг вспомнил Серегу, который так и остался воевать в полумертвом мире. А ведь всего-то нужно было — не бояться открыть дверь. В следующий раз я ему все объясню. Мы ведь наверняка встретимся. Тропинка не может не пересечься с другой, иначе она уйдет в никуда.

Мне было так хорошо и спокойно, что я, не переставая улыбаться, стал первый раз в своей маленькой миниатюрной жизни засыпать. Сунул большой палец в рот и задремал…

Откуда-то сверху удивительный женский, бесконечно родной голос мурлыкал песню, в которой вряд ли было больше пяти нот.