Когда тело последнего охотника растворяется у меня на глазах, драка превращается в бойню: я колю, дроблю и режу, пробивая себе путь сквозь полчища маленьких созданий. Мерзкая кровь чужих склеивает сервоприводы и покрывает мою броню светло-лиловой коркой, засыхая.

Рукой в перчатке я ударяю по церемониальной колонне, в надежде очистить мой заклинивший болтер, и мои усилия вознаграждаются звуком зарядов, уходящих в двойные патронники.

— Хвала машинным духам….

Штурмболтер вновь заговорил, и слова его несут гибель стае шуршащих существ.

Всё закончилось в считанные секунды: инстинктивно сбившись тесной группой, они отступили — тактически они проигрывают демонам.

Их истребление истощило мой боезапас, и я загнал последнюю обойму в пустой приёмник болтера, издав глухой щелчок.

Несмотря на темноту вокруг, звуки боя несомненно привлекут на арену других.

Я быстро покидаю амфитеатр, выбираясь сквозь зияющий разлом в дальней стене.

На моём ретинальном дисплее отображается топографическая карта района. Тусклое мерцание на безжизненном одноцветном изображении обозначает сигнал маяка, связанного с моим передатчиком.

У меня уйдёт час на то, чтобы дойти туда.

Тьма сгущается за пределами амфитеатра. Тени вокруг шипят и шепчут, давая приют ворчанию тварей, вырванных из объятий сна. Ландшафт идёт волнами, постоянно изменяя форму и искривляясь, и я понимаю, что далеко не всё из того, что я вижу — земля, и что та уцелевшая её часть будет изменена навсегда.

Я решаю поспешить, надеясь, что нас осталось достаточно, чтобы достичь спасения.

Когда-то это была крепость. Её несущие стены были врезаны в крутые откосы скал — теперь стало ясно, почему Дагомир решил выбрать это место в качестве убежища. Остановившись, я взглянул на сеть колючей проволоки, что венчала единственную, одиноко возвышающуюся башню. На ней видны орудийные гнезда и бойницы; редут опоясывает её основание. Некогда она была неприступна — теперь же врата её открыты в недобром приветствии. Стоя здесь в одиночку, перед железобетонным исполином, я не могу мешкать. Пульсация передатчика отдаётся в груди почти барабанной дробью, что ощущается почти как предостережение, и, практически не имея больше выбора, я вхожу.

Внутри нет никаких свидетельств судьбы, постигшей моих братьев, но разрушенные врата не предвещают ничего доброго. В этом месте психическое присутствие мертво, но я чувствую давление на череп, что словно незримо угрожает издали. И ни следа моих братьев. Это что-то иное. Но и не демон. Я сразу узнаю их, если чувствую. Это чувство необычное, но в то же время тревожное.

Переключив ретинальные линзы в режим поиска целей, я решаюсь углубиться во тьму, и вскоре понимаю, что спускаюсь вниз.

Когда широкая лестница окончилась, я оказался в подземельях крепости, предположительно весьма древних. Я могу разглядеть вычурные колонны и блестящие статуи давно умерших владык. Некоторые скульптуры расположены на возвышениях и покрыты каменной резьбой, остальные же врезаны в камень надгробий, мрачные в своём вечном сне.

Затем я нахожу трупы.

Среди них и Дагомир, его глаза широко раскрыты в посмертном взгляде в никуда. По крайне мере, мне придаёт ободрение вид его силового меча, сжатого в его так и не поддавшемся смерти кулаке.

— Аве Император, брат. — Дрожь в голосе выдавала мою печаль, когда я прошептал эти слова. — Лишь после смерти…

В отличии от остальных, он стоит вертикально: узкий каменный альков прочно держит его тело.

Мерек был пронзен: длинное копье из темного металла торчит из его груди. Терровин распростерт на спине, по-видимому, не раненый, но в следующую секунду я замечаю выжженные углубления его ретинальных линз. Радольф пал на колени, прикованный мечами к каменным плитам, куда стеклась его кровь. Его побежденная фигура вдруг вызывает во мне острый укол скорби.

Остальные были повержены так же. Я узнаю каждого из них: Леофрика и Беринона, Аргония и Лонгидия. Мне стоит больших усилий усмирить свои чувства, чтобы не взреветь в порыве смешанных боли и ярости.

Мои братья пали в катакомбах, и ни один из них не будет отнесён в Поля Мертвых, потому что некому сделать это. Единственным утешением моей скорби служит та богатая жатва, что раскидана вокруг моих братьев. Рассеченные и изрубленные фигуры демонов — охотников и учетчиков, гончих и раздробленных крылатых фурий. Что бы это ни было за зло, пропитавшее это место, оно достаточно сильно, чтобы не давать демонам разлагаться. И почти невыносимо: я припадаю на колено, а моя алебарда вдруг становится тяжелейшей обузой. Я надеялся, что хотя бы некоторые уцелели, но теперь я знаю точно, что я — последний из нас. Последний рыцарь Титана в этом мире.

Я встаю — возможно, что меня заставляют подняться мертвые взгляды моих павших братьев, — и приближаюсь к Дагомиру. Как только я касаюсь его лица, чтобы закрыть устремлённые в пустоту глаза, воздух вокруг меня начинает мерцать, наполняясь светом голограммы, спроектированной броней юстикара и запущенной моим присутствием.

— Это знаменует собой конец, — произносит монохромный симулякр Дагомира. Он сильно потрёпан и покрыт кровью, а его броня — многочисленными прорехами и разрезами.

— Это мои прощальные слова каждому Серому Рыцарю, оставшемуся в живых в этом мире. Если вы видите это, значит, я убит, а наше братство потерпело поражение. Мы не могли быть готовы к тому, что встретили здесь. Мы лишь зерно, зажатое меж двух жерновов, меж чудовищами из двух миров.

Изображение начинает мелькать, и на долю секунды я беспокоюсь, что оно угаснет до того, как Дагомир сможет передать своё послание полностью, но дух машины воскресает, и призрачная копия юстикара продолжает говорить.

— Последняя надежда всё еще существует. Спасение миллиардов душ. Братья мои… — Как только он умолкает, локационный сигнал появляется на моём ретинальном дисплее, а передатчик перенастраивается на новые данные, посланные в него гололитом.

— Теперь только вы можете обрести спасение. Слава Императору, и да прозвонит Колокол Потерянных Душ по всем воинам Импе…

Изображение дрожит и, наконец, гаснет.

Спасение, о котором говорил Дагомир, лежит в нескольких лигах от разрушенной крепости. Моя судьба, одинокого и израненного, кажется уже решённой, когда вдруг я замечаю отблеск крохотного луча света, пробивающегося из разлома в камне надо мной, хоть я и не могу определить его источника, и падающего на изваяние, слегка светящееся в почти кромешной темноте.

Когда я приближаюсь, я узнаю брата Седрика, нашего библиария. Засохшая кровь покрывает его верхнюю губу, его нос и уши. Мне не нужно быть псайкером, чтобы понять — его разум был уничтожен. Мне горестно видеть его убитым, и, подняв взгляд, я замечаю, что тело его погружено в бронированный каркас — должно быть, это божественное провидение, дарованное мне, чтобы завершить миссию Дагомира.

Рыцарь-дредноут «Немезида» возвышается передо мной: огромная скелетообразная машина, в которой тело Седрика заключено в неразрушимый адамантиевый остов. Это реликвия, бронированная и вооруженная самым смертельным оружием нашего ордена. В руках достойного паладина оно способно уничтожать высших демонов. Я должен использовать его, чтобы пересечь пустоши и достичь спасения.

Шепча благословения, я освобождаю Седрика из его клети, подхватывая падающее тело и аккуратно опуская его на землю. Мне больше нечего сделать для него или остальных павших братьев. Я забираюсь внутрь «Немезиды» на место Седрика, чтобы узнать, достоин ли я управлять этим гигантом.

Закрепляю стабилизирующие ремни через плечи, и, взявшись за двойные рукояти управления, чувствую толчок просыпающегося плазменного реактора. Чувство неуязвимости наполняет моё сердце, несмотря на огромный перевес сил, обращённый не в мою пользу. Оба орудийных привода функционируют, и я вхолостую прокручиваю стволы в мимолётной жажде боя. С другого бока, прикреплённый к огромной руке с адамантиевыми силовыми когтями, сладко шипит испепелитель, словно шелест грядущего возмездия.