Джейк вздрогнул, повернулся в сторону грохота и вдруг завопил:

– Иди сюда!

– Ты чего? – не понял я.

– Дел… – Джейк икнул. – Де-елберт! А ну, подойди сюда! С-слышишь?

Конечно, он слышал. Все по эту сторону холма Мэри слышали. Делберт напрягся, плечи приподнялись, словно он должен был не просто идти, а валун катить от машины до Джейка.

– Иди! – ощерился Дилан, резко толкнув брата в спину.

А из кабины высунулась голова их матери:

– Не слышишь, Делберт? Мистер Риденс тебя зовет!

– Зову! – подтвердил Джейк. Он вряд ли соображал, где находится, с кем разговаривает и для чего зовет мальчишку. Но снова выкрикнул «зову» и захихикал, как недоумок.

– Прекрати, – сказал я.

– Чт-то?

– Прекрати сейчас же!

Поздно. Делберт уже шел к нам. Остановился в шаге от улыбающегося Джейка и – единственный из присутствующих – посмотрел на него без всякого любопытства.

– Что вы хотели, мистер Риденс?

– Ты, – по лицу Джейка поплыла идиотская ухмылочка. – Ты выродок. Паршивый выродок!

– Заткнись, ублюдок, – прошипел я. К месту было бы встряхнуть его или заорать погромче, но я не хотел устраивать моухейцам дополнительный спектакль.

А им бы понравилось!

– Ничего, мистер Хиллбери, – сказал Делберт. – Все в порядке. Пусть выпустит пар.

Но пара в Джейке уже не хватило бы и на один-единственный выдох в морозную погоду. Он что-то пробормотал, сделал еще два глубоких вдоха и повис на мне всем весом. А в окрике Роджера, до которого вдруг дошло, что давно пора ехать домой, сквозило разочарование. Рассчитывая на веселое представление, он получил фигу с маслом. И пусть я сдохну этой же ночью от самых жутких на свете кошмаров, если улыбка, на миг поднявшая уголки губ Делберта, не была радостной именно поэтому.

Я сидел на берегу пруда неподалеку от дома моей бабушки. Дедушка умер до моего рождения, так что дом, выстроенный им, для меня всегда был бабушкиным домом. Все школьные каникулы я проводил в этом замечательном деревянном коттедже, пропахшем ванилью. И не было такого дня, чтобы я не ходил порыбачить на пруд – точно, как сейчас.

Я старательно приладил на крючок червяка, наслаждаясь важностью мгновения, пока его скользкое тельце дергалось в моих пальцах. Выпрямился во весь рост и забросил удочку как мог дальше. Вода слабо всплеснулась. Теперь можно было снова усесться на мягкую густую траву и следить за поплавком – или откинуться на спину, чтобы полюбоваться облаками.

Обычно я без труда находил на небе коней и медведей, случалось, видел и людей, причем не обрубки, лишенные ног или рук, а целых человечков. Но сегодня ветер не стал вылепливать фигурки. Облака были похожими на камни. Округлые здоровенные каменюги, почему-то пушистые.

Потому что обросли мхом.

Я приподнялся, глянул на поплавок и разинул рот от удивления. На этом пруду я никогда не встречал других рыбаков – теперь же воду перечеркивало не меньше десятка лесок. Цветные поплавки разной формы замерли, образовав почти правильный круг. Я вскинул взгляд и увидел улыбающиеся лица моухейцев. Роджер Энсон держит толстенное удилище, похожее на дубину… Стэн Клеймен машет мне растопыренной пятерней… Ларри О'Доннел, как всегда, в джинсовой рубашке, ему, должно быть, жарко… Откуда они все здесь взялись?!

Моя удочка дрогнула, поплавок нырнул, и крохотный колокольчик затренькал с назойливостью комара. «Подсекай, Уолт!» – крикнул Клеймен. Я осторожно начал сматывать леску; поплавок метался из стороны в сторону, но сорваться рыбе не удалось. Выбрав нужный момент, я резко подсек – и в воздухе, сверкая чешуей, затрепыхалась здоровенная рыбина. Моухейцы разразились одобрительными выкриками, а я поднял Удилище, сияя от гордости, схватил эту замечательную рыбу… и уставился в глаза Делберта Энсона. В огромные карие глаза, окаймленные густыми ресницами, которые смотрели на меня с рыбьей морды.

Я видел их еще секунду после того, как проснулся. Чувствовал растерянность и почему-то вину под их пристальным взглядом, полным боли и жалости. А из рыбьего рта во сне стекала кровь, и крючок, пробивший губу, был похож на дешевое украшение для пирсинга.

Но это все-таки не назовешь кошмаром. Кстати/ надо понимать, что и Джейку этой ночью кошмары не снились: его крик меня не будил. Сейчас… где часы? Ага, почти девять. Джейк, наверное, еще спит. А миссис Гарделл вот-вот придет.

Поднявшись, я добросовестно выполнил упражнение «руки вверх – в стороны – энергичный зевок» и отправился в ванную в одних плавках. И как только переступил порог комнаты, лоб в лоб столкнулся с нашей почтенной домохозяйкой. Взгляд, которым она меня одарила, наводил на мысль, что мужчины в семье Маккини всегда ходят умываться в парадных костюмах.

– С добрым утром, мистер Хиллбери, – процедила она. – Гляжу, освоились, скоро голышом бегать начнете.

– Извините, но я…

– Да понятно! – В правой руке она держала большую кружку с каким-то дымящимся отваром (если это завтрак, я сегодня завтракать не буду), так что махнула на меня левой. – Городские нравы, свобода личности и это… по телевизору часто говорят… Самовыражение. Да не смотрите так, мистер Хиллбери, меня ваша личность и в абсолютно голом виде не смутит. А завтрак уже остывает.

Мне положено было бегом исчезнуть в комнате, в худшем случае кинуться в ванную, а прежде чем выходить оттуда, выглянуть и убедиться, что коридор пуст. Но я предпочел остаться на месте и улыбнуться.

– Где Джейк, миссис Гарделл?

– Лежит. Я так и знала, что этим кончится. Сколько вам ни говори, чтоб вели себя осторожно, а все как горохом об стену. Я сто раз мистеру Риденсу говорила: выпьешь лишку, разгорячишься – не лезь на сквозняк.

Так нет, ему вчера надо было мотаться по двору как заведенному. Вот и результат налицо.

Если меня не одолевают придуманные воспоминания, Джейк вчера идти толком не мог, не то что «мотаться». Старуха врала. Как все здесь врут!

– Какой результат?

– Тот, которого ожидать надо было, – сердито ответила миссис Гарделл. И повернула в комнату Джейка. – Думал, ему все с рук сойдет. Как же, такие городские умники…

Я шел следом, уже не слушая, что она бубнит. Джейк вытянулся в кровати на спине с закрытыми глазами, тяжело дыша. По бледному лицу медленно скатывались капли пота. Пересохшие губы побелели и растрескались.

– Джейк! – я кинулся к нему, обогнав старуху и чуть не задев ее. – Джейк! Что случилось?

– А сами не видите? – повысила голос миссис Гарделл. – Простудился, вот его и треплет в жару. Или, по-вашему, простуда иначе проявляется?

– По-моему, при обычной простуде лихорадка до такой степени не доходит.

Честно говоря, я вообще не представлял, что простуда может вызвать лихорадку. У меня она за всю жизнь проявлялась только насморком, кашлем и незначительным повышением температуры. И чтобы Джейк тяжело простуживался, я не помнил. А теперь он даже глаз не открывал. Хриплое дыхание свистело в груди, губы слегка подергивались.

– Его надо отвезти в больницу. Я сейчас соберусь.

– Знаете что, мистер Хиллбери, – миссис Гарделл поставила кружку на столик и выпрямилась с видом тюремного надзирателя. – Идите-ка займитесь чем-то другим. Позавтракайте, посочиняйте. А к мистеру Риденсу не лезьте. В больницу, тоже еще придумал!

– Ему же плохо!

– И должно быть плохо, раз просквозило. Да не тряситесь, – голос слегка смягчился. – Я его без всяких больниц до завтра на ноги поставлю. Что я, никогда простуду не лечила?

Надо понимать, отвар в кружке был лекарством, прописанным ею Джейку. Но я никогда не доверял знахарским приемам.

– Кефлекс у вас есть? Или хотя бы аспирин?

– Мистер Хиллбери! Вы писатель или врач?

– А вы врач?

– Дипломированная медсестра, – огорошила она меня. – Когда закончу с мистером Риденсом, покажу вам диплом, чтобы больше не лезли под руку. Договорились? А теперь идите мойтесь и наденьте наконец на себя что-нибудь. Я ведь не Кэтлин О'Доннел, чтобы крутиться передо мной в таком виде.