«Отважный Нотех!
Ты нашел истину, но это бесполезно. С востока движется наш народ, наши древние, чтобы занять новые пространства и добыть новые жизненные ресурсы. Это апокалипсическое шествие миллионов Раков, отверженных и осмеянных последними генерациями новых машин. Мерзость, каковую вы даже не можете представить, гибриды мяса и металла, которым наше знание генетики, медицины, механики и мотористики дало возможность существовать в темные и беспокойные десятилетия. Вторая половина мира должна благословить наше отмщение: разрушенные и покинутые города, девственные леса, вода, металлы, нефть, природный газ — все было разрушено только благодаря нашей транспортной системе. Мы выкопали галереи, чтобы обходить океаны и водные преграды, сравняли горы, засеяли поля саморастущим биоцементом, просмолили землю, построили автономные сервисные башни, каждая из которых может модифицировать пейзаж в радиусе 200 километров. И вот сейчас мир кончился. Можно переезжать на колесах от одного острова к другому колониями по двести спаренных автомобилей. Климат поменялся: восстановились асфальт и цемент, появились новые виды животных — маленькие грызуны с жестяным панцирем и суставами из железа, покрытыми сладким красным мясом. Они питаются тесячеколесками, мелкими червеобразными насекомыми, которые двигаются по цементу, словно поезда на колесах. Наши новые поколения мало отличаются от предыдущих, моторы на цикле Отто и дизели заменены на системы с другим питанием; рождены мясные кузова, внутри которых пульсируют механические сердца, создана резиновая кожа, которая может генерировать прыщи — она краснеет от эмоций и стареет, покрываясь морщинами; стекла видят, и иногда на них наворачиваются слезы; кузова чувствуют боль и щекотку и под солнцем покрываются маслянистым потом…»
Проверив в энный раз жизненные параметры автомобиля, Каррутер поднял глаза и увидел, что маленький робот остановился у пассажирской дверцы, приоткрыв призмы и зеркала. С крыши ракушки хорошо просматривалась мастерская, а через бесчисленные окна — весь город. Вверху металлокулак Фиальмо рихтовал кузов.
Робот поднял на него телескопические объективы, пряча сплющенную голову:
— Хочешь оригами?
От его головы шел резкий запах кремния и сгоревшей пластмассы. Робот повторил вопрос более кокетливым тоном. Пристроив огрызки ног на люке в крыше автомобиля, Каррутер пригнул голову, забрался внутрь и собрал инструменты, чтобы снова устроиться в своем обиталище напротив окна. Клубы светящегося пара сообщили роботу, что взорвалась одна из ламп. Несуразный Фиальмо относился к роду Безвкусных. Он представлял собой кучу деталей, собранных неаккуратно, без всякой системы. Две трети машин были сконструированы из аппаратов второй генерации и потому считались Безвкусными. Роботы выглядели антропоморфными, что было совершенно бессмысленно — не способные ничего производить или измерять, они вынужденно вели паразитическую жизнь, таскаясь, как несчастные попрошайки, от одной машины к другой, влача жалкое существование. Все-таки города были полны гниющего хардвара, зараженного и неспособного адаптироваться, живущего на восстановленных запчастях, пиратских сочленениях и жидких отбросах.
— Итак, черт побери, хочешь или нет мое оригами? — Робот извлек из трещины в передней части собственного корпуса бумажный диск, многократно перегнутый. С легкостью опустившись в свое обиталище, Каррутер вытянулся, чтобы подхватить диск; от контакта с пальцами бумага раскрошилась, и в его руке остался пожелтевший от времени кусочек журнальной страницы, на ней можно было рассмотреть картинку: ребенок гладит сервисбот по голове.
Каррутер возился, распутывая после экскурсии крышу провода и трубки, оставив клавиатуру компьютера на месте. Для первого дня в городе все шло неплохо. Активировалась дюжина роботят, восемь из которых, с грустью заметил Каррутер, оказались Безвкусными. Роботята занимались тем, что раздавали все даром: дырявые пробки от бутылок, статуэтки животных, сделанных из мусора, одиннадцатисложные франкоязычные стихи для эрудитов. Сейчас Каррутер решил просто покататься без цели по центру города, доверившись своему автомобилю. Попрощался с Безвкусным-художником и поблагодарил его за оригами.
Длинная поездка вдоль тихих улиц метрополии помогла Каррутеру понять его состояние: авто сообщало о болезненных ощущениях в ребрах, пару раз заглушало их с помощью таблетки кардиоменты, временно приняв на себя управление. Окна постоянно затемнялись конденсатом. Автомобиль был нетерпим и вспыльчив, как испорченный ребенок, у которого на этот день имелись другие планы. Каррутер слышал внутри себя — в хромированных частях, в поролоне сидений, в пластике приборной доски, — что машине это надоело, и она, изношенная до последнего кусочка, сомневалась в необходимости их симбиотического существования. Он подумал, что Рак и автомобиль — возможно, две половинки одного дихотомического семени, предназначенные проникнуть глубоко друг в друга в далеком будущем. Медленный синтез, виденный им однажды, давал надежду.
Легким прикосновением к рулю он откорректировал траекторию на очень резком повороте. Он выехал на улицу с четырьмя полосами, тянувшимися вдоль многоэтажных домов из стекла и металла. Машина затормозила и отозвалась серией теплых толчков в паху. Это место ей нравилось, она, видимо, узнала знакомую архитектуру башен этого мира.
Каррутер выглянул из окна и отметил, что один из домов, казалось, был покрыт переливающейся черной облицовкой: сотня различных Безвкусных укоренилась на девяноста этажах фасада в поисках тепла, электричества и магнитных полей. Машины висели непрочной конструкцией, цепляясь одна за другую, на ржавом железе, хромированных лентах и кусках цветного стекла. Путаница механизмов напоминала Каррутеру отвратительные пирамиды из тарантулов, которые он видел однажды, когда с группой молодых Раков-мутантов сел перекусить после долгого рабочего дня. Механизмы двигались неравномерно, медленно перемещая тысячи своих деталей, в вечном поиске опоры на спине напарника.
Каррутер медленно объехал здание и увидел, что роботы висят со всех сторон. Это зрелище напоминало пародию на эволюцию.
Казалось, машины договорились встретиться в этом богатом энергией квартале и залезли на первую попавшуюся башню со слабой системой защиты. Высосав жертву до самого костного мозга, они перейдут к следующему зданию. Медленная процессия роботов-разрушителей — криптолингвистов, непризнанных киберхудожников, плохого хардвара — растянется на весь город, как гадкая зараза.
Издалека донесся шум. Кашель вздрогнул, его взгляд затуманился. Он уронил цилиндр в глубину кровати, откинулся на подушку и увидел красные буквы, ползущие в темноте вдоль простыни до самого пола. Это отозвалось болью во всем теле. Он закрыл глаза, пытаясь представить себе грызунов с металлическими экзоскелетами, которые станут новыми машинами. Конечности автомобилей, вырывающие плотные куски мяса и пластика из страдающих от боли кузовов. Пыль, заставляющая слезиться лобовые стекла, и остающиеся позади большие кучи дымящихся экскрементов с копошащимися в них тысячеколесниками-навозниками…
Опять этот далекий звук. Непрерывное жужжание, глухое, как из бочки, и жалобное одновременно.
Кашель сомкнул веки и прикусил до крови губу. Итак, родилась новая раса, и старые обречены на исчезновение. Им придется искать новые пространства, где можно выжить, возобновлять в новом месте симбиоз «машина-мясо», который уже, казалось, уходил в прошлое. Оставить город старого мира с его разрушающимися автострадами, нотехами, которые выслеживают Раков и, когда удается, разбирают их на кусочки, отделяя плоть от металла, чтобы потом сожрать ее, поджарив на черном огне горящих покрышек. Они теперь всего лишь старые формы симбиоза из кожи, мяса и металла. Их ненавидят собственные дети.
Превозмогая боль, Кашель спустил ноги с кровати. Он, гордящийся тем, что еще может распознавать старые модели автомобилей, обожавший сверкающий желтый цвет спортивных кузовов, запах раскаленной на солнце обивки сидений, мрачное сияние хромированных деталей, сейчас чувствовал себя еле живым. Старье, только старье…
