— Господин Райен, вылезайте оттуда, это всего лишь я — ваш покорный слуга, — донеслось из-за поворота.

Я осторожно высунул голову. Действительно — Штырь. Один почему-то…

— А где Таниус? Что здесь произошло, почему веревку сняли? — Я не торопился отбросить камень — что-то было не так.

— Мастер Фрай на той стороне, в лагере. А что касается веревки… Вы помните, какое нынче число?

— М-м. С утра было шестнадцатое апреля, а что?

— Сегодня — семнадцатое.

— Я что, отсутствовал больше суток?!

— Если бы… Сегодня — семнадцатое мая!

— Что-о-о! Не может быть!!! Может?..

Но его глаза не лгут. Я просидел на карачках в подвале Лусара целый месяц, даже не заметив этого! Это было самое затяжное испражнение в истории человечества!!! Я понимаю, что истина постигается с тяжелыми потугами, но чтобы так!

— Так, значит… И что же здесь все-таки случилось в мое отсутствие?

— Много чего… Капитан Фрай расскажет. Вон он идет сюда, легок на помине.

Действительно, Таниус бежал по мосту, сияя от радости, и тащил на плече канат. Штырь вернул костыли на место, и вскоре я уже задыхался в бурных объятиях Таниуса, а подоспевший Трейсин вовсю скалил зубы и хлопал меня по плечу.

Часом позже, ожесточенно обгрызая баранью ногу (как же, почитай, цельный месяц святым духом питался!), я рассказал все, что со мной было, скромно умолчав лишь о том, по какой такой надобности я отбился от группы. Впрочем, никто из моих слушателей так и не понял, о чем я им пытался разъяснить, хотя все трое делали умный вид и поочередно кивали. Сошлись на том, что я угодил в магическую ловушку, останавливающую ход времени, и сумел выбраться, как только она ослабила свои незримые путы. Мое второе «Я» оказалось право — у них и в самом деле извилины не в ту сторону повернуты.

Что ж, каждому — свое… А пока что слово взял Штырь:

— Мы тебя искали везде, весь замок облазили, каждую башенку осмотрели, каждую стеночку простучали. Только по ребристому коридору несколько раз бродили, пока от его однообразия ум за разум не начинал заходить. Чудное это место. Сперва ходили по солнышку, прошли несколько раз мимо инвалидной коляски, а как только назад пошли — сразу в выход уткнулись. И комнаты там действительно гуляют. Проходишь второй раз по одному и тому же месту, а там — пустая ниша вместо помещения. Потом уже поняли, что бесполезно их ловить, поэтому стали ждать тебя наверху. Я верил, что ты найдешь выход. И мастер Фрай верил, да еще как! Далее ему лучше излагать.

Таниус откашлялся, собрался с мыслями и начал свой рассказ:

— В ночь после твоего загадочного исчезновения на побережье обрушилась страшная буря. Причем слово «страшная» совсем не отражает того, что тут творилось, — морские волны бились о скалы с такой силой, что земля под ногами тряслась. От разрядов молний было светло, как днем, ливень стоял сплошной стеной, словно начался всемирный потоп, а уж грохотало так, что уши закладывало. Если бы мы вовремя местечко под скальным обрывом не нашли, смыло бы нас в долину, как щепки в половодье. Признаться, я тогда подумал, что приснопамятный Конец Света наступает. Связан ли этот ураган с тем, что случилось с тобой? — не знаю. Но вот то, что случилось дальше, к тебе имеет непосредственное отношение. Через две недели к берегу — тому, где еще недавно была пристань, — подошла фаценская военная галера. Догадываешься, кто ею командовал? Кто идет за нами по пятам? Да, это был он — генерал Альдан Гористок. С ним были лучшие бойцы его легиона. Но если бы это было все! Его сопровождали служители Храма и даже рыцари Храма. Ты понимаешь, что это значит?!

Еще как! Это были не просто бойцы, не просто рыцари. Знамя веры защищало их лучше, чем броня, сила Света давала им невероятные способности. Каждый из храмовников в сражении стоил сотни, вместе они могли сокрушить любую армию. В имперских хрониках говорилось, что рыцари Храма идут в бой лишь в том случае, когда Храму угрожает гибель. Они не принимали участия в минувшей войне, но именно их незримое присутствие не позволило данийской Коалиции уничтожить проимперский Единый Храм и в дальнейшем примириться с фактом его существования. Более того, за двести лет имперского владычества храмовые рыцари никогда не покидали свою неприступную горную крепость Гранселинг. И только сейчас, когда мир вздрогнул и зашатался, пробил их час.

— Эта отборная команда обыскивала Лусар несколько дней, — продолжал Таниус. — Мы были вынуждены скрыть следы нашего присутствия и отступить от замка, а наш отважный Сток, рискуя жизнью, залез на прибрежную скалу и ждал, пока противник не уйдет. Поскольку храмовники являются опытными следопытами, то я всерьез опасался, что ты мог попасть к ним в руки. Но они так и ушли ни с чем. Галера, развернув паруса, отплыла на запад, в открытое море, а мы остались ждать. Вот и дождались…

— Хорошо, что дождались. А то, что харчи меня дождались, и вовсе замечательно. Кстати, откуда баран взялся? Сами подстрелили?

— Да куда нам. Трейсин два раза в деревню спускался — вон там, внизу, домики белеют. Он оттуда привез и барашка, и индюшку, и еще много чего. Народ там, конечно, бедный, голодает по случаю весны, но я дал столько золота, что им хватит заново деревню отстроить. Как же ее… э-э… запамятовал. Почтенный Гумо, как деревушка именуется?

— Луса, по имени замка, — пробормотал Трейсин. Наши взоры скрестились. Он не должен был так долго на меня глядеть. Он не должен был этого говорить. Не должен был, потому что я понял сказанное. И он понял, что я понял. Зрачки на мгновение расширились, как у кошки, и тут же приняли прежний вид. Я сделал вид, что ничего не заметил. Поверил ли он в это? — осталось загадкой. На память пришли меткие слова Бубая-младшего: «А ваш товарищ очень странный…» Да, временами заметно, и этот случай добавился в копилку со странностями.

— Завтра утром возвращаемся в Эштру, — во всеуслышание сказал я и искоса взглянул на Трейсина. На этот раз никакой реакции не последовало.

Стоял теплый весенний день. Мы, спустившись с гор, ехали в деревню по тропе, идущей через цветущие яблоневые сады.

Я вдыхал полной грудью восхитительный, чистый сельский воздух, пронизанный тонким цветочным запахом пыльцы которую переносили на своих лапках мириады суетливых пчел и, казалось, не мог надышаться. Это был запах детства, я вновь возвращался назад, сквозь десятки лет, в родную деревушку. Где бы ты ни скитался, в каких удивительных краях ни пришлось бы тебе побывать, тебя всегда тянет назад, на свою маленькую родину.

В те прекрасные годы, наполненные наивными детскими мечтами, маленький босоногий мальчуган сломя голову носился по зеленым лугам, пил ледяную воду из прозрачных горных ручьев и карабкался на могучие дубы — какими же они тогда были большими! Мир распахивался передо мной, словно бесконечная книга, обо всем хотелось узнать, постичь каждую травинку в поле, каждую букашку, взлетавшую к солнцу на тонких крылышках. И вслед за ней хотелось воспарить самому, увидеть землю с высоты птичьего полета.

А потом, уставший и счастливый, я возвращался домой, нарвав охапку полевых цветов, и у дверей дома меня встречала мама. Я дарил ей цветы, получая в ответ лучезарную улыбку и большую кружку парного молока. И я взахлеб рассказывал все то, что увидел в тот день, а мама внимательно слушала, ласково трепала меня по волосам и говорила: «Все-то тебе надо разглядеть, обо всем узнать, мой маленький непоседа». Я и сейчас такой, только мир с тех пор стал меньше, а проблем — больше.

— Давайте заедем в Лусу и поблагодарим ее жителей за то, что они помогли нам, — сказал я, подмигивая нашему проводнику и снабженцу.

— А чего бы и нет? Запросто! — неожиданно легко согласился Трейсин, поставив меня в большой тупик. — Люд там добрый, веселый. Мене, звестимо, там ведают, стало быть, и вас приветят с разверстыми объятиями.

В полдень мы въехали в Лусу. Что-то здесь было не так. На улицах не было не то что ни одного человека, а вообще ни единого существа. И ни единого звука. Не мычат коровы, не гакают гуси, не дерут горла петухи. Что произошло?